Я опустила руку в карман и коснулась пустой сферы. – Вы хотите отравить весь город? – Мне даже не пришлось изображать ужас, до того он был естественным. – Закрой дыру, – рявкнул белобрысый. – Живо. Он посмотрел на меня своими прозрачными глазами, в которых плескались торжество и страх… И все же, где я могла их видеть? Я ведь почти уверена, что видела, только не могла вспомнить когда? Я заставила себя отдернуть руку от стеклянной сферы и отправила в полет «зерна изменений». Мне даже не пришлось особо стараться. Старые, не раз использованные бочки, дерево которых само разбухает от дешевого вина, коэффициент изменения – двойка, надо всего лишь заставить волокна закрыть маленькую, оставленную шилом прореху… – Вот так, – удовлетворенно сказал железнорукий, вытащил шило и приказал. – Повтори. – Вы для этого потащили меня с собой? – спросила я, не давая вину вытечь. Белобрысый молча воткнул шило в третью бочку, прямо в раскрытый совиный глаз. – Клеймо Оуэнов, – прошептала я. – Когда начнут расследование… когда узнают, откуда пошло заражение… – Я тряхнула головой, стараясь успокоиться, ведь яда в инструментариуме не было. Яда – нет! – …могут обвинить барона, а потом всплывет, что болен его наследник. Девы, вы все спланировали с самого начала! Белобрысый улыбнулся и вытащил шило, с той стороны бочки снова кто-то открыл краник, наполняя очередную кружку очередной порцией вина. Тревожные крики постепенно сменялись смехом. – Если бы, – хохотнул он, вот только совсем уже невесело. – Ну, – железнорукий ткнул меня в плечо, напоминая, зачем потащил с собой мага. Я закрыла третье отверстие. – Твой барон – это случайность, я на самом деле планировал отдать ему противоядие. А почему нет? – спросил он у самого себя. – Но его кандидатуру одобрили. – Кто? Для чего? Вместо ответа беловолосый дернул меня за воротник, заставляя отойти от бочек. Железная рука снова легла на талию, намеренно причиняя боль. Он потащил меня дальше вдоль опрокинутых лавок, не забывая поминутно оглядываться. На этот раз я даже не сопротивлялась. Пальцы снова коснулись прозрачной сферы в кармане, мне удалось подцепить капсюль… Чем я могу зарядить сферу? Нужно что-то простое и действенное, но не такое разрушительное, как «живой кокон». Сейчас бы мне пригодился «крик» хохотушки Рут, знать бы еще, как она загнала его внутрь стекла. Мы обогнули торговые палатки или то, что от них осталось. Здесь народу было больше, кто-то взволнованно отдавал приказы, стараясь навести порядок. Холодная вода хлюпала под ногами. На нас смотрели с жадным сочувствием – на мое мокрое пальто, на выбившиеся волосы и даже на то, как мужчина тащил меня в сторону. Смотрели, но остановить не пытались. Залоговый Льежский банк остался с правой стороны, впереди показалась вышка для дирижабля. Приготовления к «золотому дождю» приостановили, стюарды в форме воздушной компании пытались оттащить кожаные бурдюки с благословленной богинями водой в более сухое место. Звучало странно, да и смотрелось так же. Я подняла взгляд на ратушу – без двух минут полдень. Один из мужчин в ливрее вытянул шею, стараясь рассмотреть что-то поверх толпы. – Что там произошло? – спросил он у белобрысого. – Сходи и посмотри, – огрызнулся мой спутник. – Вряд ли вы сегодня вообще отчалите. – Он указал на дирижабль. Служащий опасливо покосился на меня, но отходить от вышки не торопился. Просто напуганный человек, который не совладал с собой, огрызнулся. Сколько еще таких здесь, на площади… Рядом с ящиками валялись сломанные ходули. Один из уличных артистов сидел на земле, то и дело вытирая кровь, сочащуюся из разбитой головы. Железнорукий остановился у ящика, оперся на него, словно ему было тяжело дышать. Сейчас он как никогда походил на усталого обывателя, одного из многих… Если бы минутой раньше он не тащил меня за собой, не втыкал со злостью инструментариум в бочки, я бы ему поверила. Служащий отвернулся и снова стал смотреть на купель. С этой стороны каменная чаша выглядела целой. Артист со злостью отпихнул от себя сломанные ходули. Снежная каша доходила ему почти до икр, длинные штанины набрякли. Белобрысый выпрямился, словно смог наконец восстановить дыхание, в свободной руке мелькнул инструментариум, тихо щелкнуло выдвигающееся шило… Рабочие потащили очередной ящик с кожаными бурдюками. Их было больше дюжины, на ближайших без труда различалось клеймо мастерской. Узорчатые переплетенные буквы «У» и «Г». Я видела этот рисунок раньше, мало того, была уверена, что именно такой оттиск стоит сейчас на моих безумно дорогих великоватых сапогах. «Ули и Гикар» – кожевенная мастерская, а на бочках с вином клеймо Оуэнов… – Ювелир, травник, кожевенник и мастер-оружейник, – тихо перечислила я заболевших. На нас никто не смотрел, кожа прокололась с тихим хлопком, и шило вошло в ближайший сосуд. – Ты знаешь, что делать, – прошептал мужчина, поворачиваясь. Его дыхание отдавало кислым, вторая рука все еще лежала на моей талии. – Вы не понимаете, о чем просите. Белобрысый вытащил шило, капли воды побежали по бурдюку. – Кожа – это не дерево. – Я облизнула губы. – Кожа – это почти… Как объяснить немагу то, что в тебя вбивают с того момента, как просыпается сила? Кожа – это почти жизнь, она всего на одну ступеньку не доходит до запрета богинь. Кожа – это не трава, не хлопок, даже не мед или молоко… Кожа – это животное. К счастью, мертвое. Коэффициент изменяемости – условный ноль. Условный, потому что кожу можно изменить, но только самым-самым лучшим магам, самым опытным, тем, кто никогда не переступит запрет богинь. Будь иначе, магические мастерские давно бы вытеснили кожевенные. – Ну, – поторопил меня мужчина, железная культя прижалась к боку сильнее. – Не… не могу. – Я снова коснулась сферы. Про компоненты на поясе придется забыть. По крайней мере, на время. Нужно что-то придумать, причем срочно, иначе… – Не можешь? Или не хочешь, графиня? – Не могу и не хочу, – твердо ответила я, стягивая изменения внутрь сферы, что дал мне травник. Решение пришло за секунду, удивительно простое и действенное. Я не знала, как загнать в заряд крик. Но я могла представить, как не загонять его туда. Крик – это всегда волна, область давления, что мы создаем сами, сильное или слабое. В прошлый раз я его усилила, а в этот… В этот я его ослаблю, ослаблю до нуля, нет, еще ниже, если это «ниже» вообще бывает. Кончики пальцев закололо… – Тогда… – Железная рука прижалась к боку, и я почувствовала, как ткань сантиметр за сантиметром вспарывает лезвие. Он делал это нарочито медленно, скользя по касательной, медлил и не вгонял металл в плоть одним движением. – Тогда ты умрешь. Здесь и сейчас. «Зерна изменений», казалось бы, такие незначительные, скользнули внутрь заряда. Я подцепила дрожащим пальцем вторую половинку сферы и соединила с первой, одновременно прижимая к прозрачной стенке капсюль. Неужели получится? Вот так, вслепую, создать заряд? А если нет, если сейчас все развалится и изменения вырвутся на свободу… – Но умру я не одна. Мой огонь заберет и вас тоже, – в отчаянии пообещала я. – А заодно и полплощади, – хохотнул белобрысый. – Мы вернулись к тому, с чего начали. Огонь против стали. Маг против воина. Кто быстрее. Надеешься выжить? – Ткань разошлась, и лезвие прижалось к коже. – Конечно, надеешься. Как и все. Лезвие тонкое, быстро войдет в тело, возможно, даже боль придет не сразу, но ты все равно закричишь. Сегодня все кричат… Служащий воздушной компании обернулся и нахмурился. – Восстанови бурдюк, или я тебя убью. Я зажмурилась в ожидании удара, одновременно молясь Девам, чтобы его не последовало. Ведь так не бывает, правда? Девушки не гибнут на празднике посреди центральной площади! Точно, а еще они не носятся по острогам за рыцарями, не сбегают от серых посреди ночи, не получают по голове. – Видела когда-нибудь ранение печени? – Холодная сталь чиркнула по коже, смещаясь. – Нет? Человек умирает не от самой раны, а от потери крови, которую нельзя остановить, сколько ни бьются целители. – Белобрысый посмотрел на вытекающие из бурдюка капли воды и воткнул шило в соседний, впрыскивая «яд». – А если перед этим нанести на нож еще и мешающий ране закрыться раствор… – Эй, – закричал служащий, делая шаг к ящикам. – Вы там… – Кричи, – почти попросил меня мужчина. – Или молча делай то, что говорят. – Нет. Секунда уходила за секундой, каждая из них казалась мне бесконечной, но удара все не было. Сердце колотилось, руки дрожали, а белобрысый все говорил и говорил, хотя я понимала лишь одно слово из трех. Быть смелой на словах куда проще… – Я убью тебя, но ты еще проживешь достаточно долго, чтобы успеть проститься со своим ненаглядным бароном. Чем не мечта? Не жили они ни долго, ни счастливо, но умерли в один день. – Его речь стала торопливой, движения – резкими и какими-то суетливыми. Мужчина вытащил иглу, прозрачные капли побежали по кожаному боку бурдюка, оставляя после себя быстро темнеющую дорожку. – А если я скажу тебе, что смерть варвара мне совсем не нужна? Я вскрою тебе печень, ты сожжешь мне сердце, заберешь противоядие. Сможешь передать его любимому, прежде чем почить у него на руках. Не будет уютной могилки на двоих, не будет рая Дев для влюбленных. Мальчик забудет девочку, забудет в тот же миг, когда отвернется от свежего могильного холма. Он продолжал говорить, и я поняла, что невольно стягиваю изменения во вторую руку. Зачем? Затрудняюсь сказать… Хотя вру, знаю. «Зерна восстановления» способны лишь на одно. На восстановление. Я на самом деле собиралась помочь ему? Собиралась коснуться магией мертвой кожи? Даже если за это мне грозил рабский ошейник? Нет. Нет. И еще раз нет. Я заставила себя разжать пальцы. Только не ради белобрысого. «А ради чего готова?» – спросил внутренний голос. И я испугалась, не только того, что говорил железнорукий, не его вкрадчивого тона, не его угроз, а своих мыслей, ответа, что пришел в голову быстрее, чем я успела заставить себя не думать об этом. – Что вы делаете? – К нам подошел мужчина в форме. – Леди заметила, что у вас бурдюки прохудились, – зло проговорил белобрысый. Инъектор исчез из его руки, словно прямоугольник карты из ладони фокусника. Он дернул меня в сторону. Хрупкая сфера выскользнула из вспотевших пальцев и осталась в кармане. Мужчина в форме увидел темнеющую от влаги кожу и закричал на возвращающихся рабочих, словно это они были виноваты в случившемся. – Смелая, – мужчина оглянулся на канатоходца. – Или глупая. Я бы убил тебя, девка змеиного рода, но в этом пока нет смысла. Ибо вместе с тобой мне придется убить и… Я снова подхватила сферу и скомандовала себе: «Давай! Просто сделай это! Пока по какой-то неведомой причине он не воткнул тебе в бок нож. Сейчас, пока он несет всякую чушь, пока осматривает площадь, ища что-то глазами, и, кажется, не находит. Он не тот человек, которого стоит жалеть». – Не хочешь помогать ради своей жизни, – давление на кожу исчезло, нож вернулся в железный протез. – Так, может, поможешь ради чужой? – спросил он, когда я почти решилась, и в его здоровой руке снова появился инъектор, почти неотличимый от первого. Почти. Значит, в первый раз мне не показалось. Жидкость, наполнявшая его, отсвечивала зеленым. Ее было куда меньше, чем того «чая», что налил в коробочку Линок. – Поможешь мне, получишь противоядие и будешь свободна. Чем не сделка века? Я не могла оторвать взгляда от инструментариума в его руках, от света, что играл на гранях узкой прозрачной трубочки, отбрасывая во все стороны зеленые блики. А ведь и в самом деле, почему нет? Яда у него не было, и, что бы он ни задумал, хуже от моей помощи не станет… Кнут и пряник. Угрозы и награда. Надежда и страх. Неизвестно еще, что действенней. Милосердные Девы не дали мне развить эту мысль. В воздухе что-то свистнуло, и в предплечье белобрысого вошел нож, тихо вошел, так, что я даже удивилась, увидев торчащую из плоти рукоятку и быстро темнеющий, набухающий от крови рукав над замотанной в тряпки культей. Белобрысый закричал, застонал, засипел. Сегодня все кричали… Я обернулась и с облегчением выдохнула. Потому что рядом с каретным двором стоял Крис. Мокрый, грязный, уставший и злой барон Оуэн опускал руку, которая только что отправила в полет нож. И именно в этот момент я поняла, что не променяла бы этого несносного рыцаря даже на сына князя, будь он у затворника. Отсутствие наследника – главная головная боль совета родов, Магиуса и Ордена серых… но меня это точно не касалось. Меня волновал только Оуэн. Теперь я понимала, что ничего не изменить. Мое сумасшествие дало такие глубокие корни, что излечиться от него не удастся. Да я и не хотела этого. Знала, что пожалею не раз, что Крис наверняка заставит меня плакать, но… Все это не имело значения, когда я видела синие глаза. Как говорил отец, глядя на аристократов, садящихся за карточный стол: «Они проиграли, даже не начав партию». Видимо, со мной будет так же. Железнорукий зарычал, выронил инъектор в снег под ногами, схватился за рукоять и выдернул нож. Но швырнуть в Криса не успел. Со спины на него набросился Линок. Рабочие уронили ящик и уставились на парней. Бурдюки с клеймом мастерской Ули раскатились по снегу, словно громадные пиявки, что в детстве притащил на руке Илберт. Зараженный кожевенник изготовил кожаные сосуды для «золотого дождя», баронство Оуэн поставило вино, а что сделали или должны были сделать мастер-оружейник, ювелир и травник? Гикар изготовил инструментариум, а еще… кандидатуру Криса одобрили. Мысль была интересной. И правильной, ее не мешало бы обдумать, но не сейчас. И не здесь. Я схватила заряд. Белобрысый плавным и каким-то змеиным движением сбросил с себя Линока. Травник полетел на землю, он не был рыцарем и вряд ли часто отвлекался от своих порошков и линз для того, чтобы подраться на площади. Отступник ударил парня коленом в живот, а когда тот согнулся, добавил с размаха культей по шее. Линок растянулся в грязи. Крис был уже в нескольких шагах от железнорукого и не собирался останавливаться. Если активирую заряд сейчас, то задену обоих. Я разжала руку и совершенно неэлегантным движением осела в мокрый снег, пачкая и без того грязную юбку. Там, среди снежной каши, валялся инъектор с противоядием, надо было всего лишь протянуть руку… Не обращая внимания на холод, на льдинки, царапающие кожу, на крики и чей-то хрип, я подцепила пальцами коробочку инструментариума, сжала ладонь, не сразу поверив, что наконец-то заполучила желаемое. Зеленая жидкость перетекала по трубочке, но ее было мало, очень мало. Что-то пронеслось над головой, что-то знакомое и одновременно чужое. «Зерна изменений». Странные, слишком быстрые, слишком исковерканные по сравнению с теми, какими управляют маги, словно сломанные, вывернутые наизнанку крупинки. Мужчина в форме воздушной компании закричал, требуя позвать серых. Я подняла голову. Белобрысый корчился на снегу рядом с Линоком, а его железную руку играючи заламывал за спину гвардеец. Старый знакомый. Вернее, незнакомый, тот самый, что вместе с ныне почившим толстяком чуть не отправил меня к Девам. Тот самый, чье фото двадцатилетней давности висело в гостиной у серой. Он был шире в плечах, массивнее белобрысого и, по всей видимости, сильнее, хотя и старше. Лицо седовласого солдата оставалось бесстрастным. Но поразило меня не это, поразило меня то, что с пальцев свободной руки все еще продолжали срываться в полет эти ущербные изменения, как еще совсем недавно нож с руки барона. Каждый бросается, чем может.