Наблюдая за тем, как полицейские обыскивают «Моррис Каули», Арчи отваживается задать вопрос, который не давал ему покоя все это время: – Скажите, главный детектив-констебль Кенворд, как вам вообще удалось обнаружить машину в столь глухом месте? Причем так быстро – мы едва успели узнать о пропаже Агаты. – Я так понимаю, что фары остались гореть, когда ваша жена ис… – запинается он, понимая, что должен подбирать слова тщательнее, – когда она покинула автомобиль. Они горели еще в семь утра, и их приметил один местный житель по пути на работу – увидел свет в чаще вокруг Сайлент-Пула. Его сигнал зафиксировали, мы собирались заняться им позднее, но тут стало известно об исчезновении вашей жены, и мы связали эти два события воедино. Кивнув, Арчи продолжает наблюдать за тем, как бобби обыскивают автомобиль. Повинуясь указаниям Кенворда, они шарят на задних сиденьях, а Арчи с главным детективом-констеблем молча стоят рядом. Поначалу ничего интересного не обнаруживается. – Шеф! – вдруг кричит один из полицейских. – Тут сумка. И шуба. Арчи чувствует, что ему трудно дышать при виде чужаков, которые лапают сиденья «Моррис Каули» его жены, но он понимает, что обязан сохранять спокойный вид. Полицейские вылезают наконец из машины, у каждого из них в руках – по аккуратному свертку из казенного вида однотонной ткани. – А ну-ка поглядим. – Кенворд жестом приказывает полицейским разложить предметы на земле. Те снимают ткань, в которую они уже успели упаковать найденные вещи, и там оказываются шуба и дорожный несессер. Повинуясь подробным инструкциям Кенворда и под его тщательным присмотром, полицейские методично открывают сумку, где обнаруживают пару предметов дамской одежды и кое-какие туалетные принадлежности. – Судя по всему, она все же собиралась провести уик-энд в Йоркшире – как считаете, шеф? – спрашивает один бобби у Кенворда. – Но планы, похоже, сорвались. – Если это, конечно, ее машина. И ее вещи, – отвечает тот скороговоркой. Ему явно не по душе, что подчиненные строят теории при Арчи, и он перенаправляет их внимание на шубу. Бобби обшаривают карманы, но ничего не находят, кроме простого льняного носового платка. – М-да, любопытно, – бормочет Кенворд себе под нос. – Начнем с того, что вечер выдался довольно прохладным, в шесть часов было градусов пять, а к полуночи температура упала уже до двух. Будь у вас выбор, неужто вы отказались бы надеть такую теплую шубу? Если бы, конечно, вы имели эту возможность? Арчи кидает взгляд на констебля. Для детектива, который активно не поощряет, чтобы его подчиненные строили версии в присутствии заинтересованных сторон, подобные размышления вслух выглядят странными. Похоже, своими догадками констебль пытается подловить Арчи, намекая, что с Агатой, мол, случилось что-то плохое, раз она, покидая машину, не успела даже накинуть шубу? Но он не клюнет на приманку. Кстати, инструкцией в письме это запрещено. – Сэр! – кричит один из полицейских, размахивая небольшим прямоугольным листком. – Тут водительские права. Они были на самом дне отделения для перчаток. – И имя на них… – с вопросительной интонацией произносит Кенворд. – Да, сэр, на них – имя жены, – радостно вставляет тот самый полицейский, энтузиаст из молодых. Кенворд явно раздражен непрошенным энтузиазмом. Он берет в руки документ, разглядывает его и наконец произносит: – Что ж, полковник, на настоящий момент мы сделали все, что смогли. Теперь нам предстоит расследование дела о возможном убийстве. Глава 13 Рукопись 23-24 декабря 1914 г. Клифтон, Англия В дверь спальни робко постучали. Этот еле слышный звук пробудил меня от дремы, в которую я едва успела погрузиться. Я села на кровати и обвела взглядом чужую мне спальню. Ах, ну да, вспомнила я. Ведь я же в Клифтоне, в доме родителей Арчи, куда приехала встретить Рождество. Три дня назад ему внезапно дали небольшой отпуск, и мы встретились в Лондоне, где провели пару дней, испытывая постоянную неловкость, поскольку мама в качестве моей компаньонки не отступала от нас ни на шаг. После этого – уже без нее – мы сели на клифтонский поезд, где бутылка вина заметно подняла нам настроение. Война изменила нас обоих – суть этих перемен мы еще до конца не осознали. В предыдущее увольнение – после мобилизации его отпускали лишь дважды – мы лишь крепко и нежно обнялись при встрече, а потом еще несколько минут вели себя, словно незнакомцы – толком не знали, о чем говорить и какие интонации выбрать. Меня обескуражило и даже встревожило, что Арчи рассказывает о войне и своих переживаниях как-то слишком непринужденно, почти небрежно. Как может он так легко и бойко болтать о столь чудовищной катастрофе? Дело не в том, что военная реальность была мне непривычна, и ему, мол, следовало как-то оберегать меня, ведь я ежедневно сталкивалась с ней в больничных палатах, о чем он прекрасно знал. Наверное, мои эмоции были куда глубже, чем у той беспечной девушки из прошлого, и нам потребовалось несколько дней, чтобы полноценное общение возобновилось. Но все же некая связь между нами оказалась утраченной – подобно тому, как в переводе с иностранного языка теряется часть смысла, – и с момента нашей той встречи во время его отпуска она так и не восстановилась. По крайней мере, пока. Поплотнее закутавшись в халат, я открыла дверь. Ведь я уже была в курсе, как мать Арчи относится к воротникам Питера Пэна на моих платьях, и мне ни в коем случае не хотелось в очередной раз ее шокировать, если за дверью, конечно, именно она. Но это была не Пег. Там стоял Арчи. Он шагнул в спальню и тихо прикрыл за собой дверь. Потом обнял меня за талию и страстно поцеловал. Его губы – на моих, этот запах одеколона, – у меня сразу закружилась голова. Мы продолжали целоваться, ласкали друг друга – меня охватила дрожь. Я почувствовала, что меня ведут к кровати, и все, чего я желала, – это уступить, но стоило мне вспомнить о его матери и о приличиях, как я сразу пришла в себя. – Тебя здесь быть не должно. Представь, что скажет мать, – прошептала я, нежно отстраняя его. Арчи притянул меня к себе, но к кровати больше не подталкивал. – Агата, нам надо пожениться. Немедленно. Завтра же. – Он тяжело дышал. – Но ты же сам сказал… – Нынче, еще в поезде, он заявил, что жениться во время войны – неправильно и эгоистично, хотя сотни молодых пар мчатся к алтарю, да и сам он уже не может дождаться этого дня. Но это все равно эгоизм – бросаться сломя голову в брак, чтобы, случись что, оставить после себя вдову, а то еще, чего доброго, и осиротевшего ребенка. Но брак оставался темой, объединявшей нас. – Я был неправ, – перебил меня Арчи. – При подобных обстоятельствах свадьба – это единственное разумное решение. И я не могу больше ждать того момента, когда ты станешь моей. – Арчи, я и так твоя, – заверила я его. – Нет – чтобы целиком моя, – прошептал он мне в ухо и прижал меня к себе еще крепче. – Сама подумай, до моей отправки у нас два дня. Завтра утром мы поженимся и после рождественского обеда с моими родителями сразу сядем на поезд до Торки, где поделимся нашей новостью с твоей семьей, и у нас все равно останется еще время на медовый месяц в «Гранд-отеле». – Неужели мы сможем так быстро все это провернуть? – Вот завтра у викария и уточним. А когда отдадим должное родственникам, – добавил он, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, – я не выпущу тебя из номера в «Гранд-отеле» до самой последней секунды, пока мне не пора будет отбывать на службу. Но наутро реальность нас отрезвила: надеждам Арчи быстро предстать перед алтарем и получить родительское благословение, судя по всему, не суждено было сбыться. Узнав о наших планах, Пег вышла из себя: одна лишь мысль о той бешеной скорости, с которой мы летим к созданию семьи, ввергла ее в истеричные рыдания, хотя, по совести говоря, наш путь к этому решению длился уже не первый год, и едва ли справедливо называть нашу скорость «бешеной». Но я все же понимала, о чем она говорит, и не чувствовала твердой почвы под ногами – пусть даже мы с Арчи и знакомы уже больше двух лет. Но Уильям Хемсли, славный отчим моего жениха, взял ситуацию в свои руки, успокоил Пег и выразил нам свою полную поддержку. Вдохновленные, мы носились по Клифтону, оформляя необходимые документы, и кипучий энтузиазм Арчи полностью развеял все мои опасения о том, не чересчур ли поспешно мы действуем и не слишком ли грубо нарушаем протокол. Сперва мы попытались упростить дело – наведались к духовнику школы, где работал Уильям – вдруг у того есть полномочия нас обвенчать, – но полномочий не было. В мэрии нас ждал холодный душ в виде презрительной отповеди: заявление надо подавать за две недели, а без него проводить церемонию они не имеют права. Когда на крыльце мэрии мы оплакивали свое невезение, в дверях появился чиновник отдела, где мы только что были, и его не оставил равнодушным наш удрученный и подавленный вид. Он пригляделся к Арчи, и в его глазах промелькнула искра узнавания. – Мой дорогой мальчик! Ты же, кажется, здешний, из Клифтона? – Да, я отсюда. – Ты ведь из семейства Хемсли – это твоя мать и твой отчим? – Да, сэр, это так. – В их доме наверняка хранятся хоть какие-то твои вещи, а коли так, Клифтон явно можно считать твоим родным городом. А значит, вам не требуется подавать заявление за две недели. Нужно лишь оплатить простую лицензию – так называется этот документ, – а потом венчаться в своей приходской церкви – хоть сегодня. Арчи издал ликующий возглас, сердечно поблагодарил заботливого чиновника и закружил меня в воздухе. Кинувшись выполнять его инструкции, мы заняли требуемые восемь фунтов у отчима Арчи. С лицензией в руках мы разыскали викария, которого застали за чашечкой чая в гостях у друга, и тот согласился провести церемонию прямо сегодня. Но даже поднимаясь по ступеням приходской церкви, мы не были еще уверены, что свадьба состоится. Как мы узнали из лицензии, для церемонии требовался второй свидетель. Первым согласился стать отчим Арчи, а вот Пег наотрез отказалась вставать с кровати, на которую она в отчаянии рухнула, услыхав наши новости. Может, оно и к лучшему, что сегодня со свадьбой никак не ладится, – втайне думала я. Ведь маму ужасно огорчит, если она пропустит такое событие, не говоря уже о Мадж и нашей бабушке, которую мы называли «тетушка-бабуля». Венчание Мадж было настоящим пышным торжеством – не меньше дюжины человек только в свите молодоженов, и потом – несколько дней празднований со всеми родственниками и друзьями семьи. Сейчас, в годы войны, никто подобных пиршеств от нас не ждал, но все же по меньшей мере мама, Мадж и тетушка-бабуля предпочли бы присутствовать на свадьбе, в каком бы виде она ни проводилась. Но когда я высказала эти мысли, Арчи был категорически не согласен. – Решение принято! – отрезал он. – На что это будет похоже, если не прошло и одиннадцати часов, а наши планы вдруг изменятся? Он потащил меня из церкви обратно на улицу искать помощи у случайных прохожих – не согласится ли кто-то выступить вторым свидетелем. И в этот момент я вдруг услышала, как меня кто-то окликает. Я оглянулась, и с изумлением увидела Ивонну Буш, мою давнюю подругу, у которой я несколько лет назад гостила здесь, в Клифтоне, еще задолго до нашего знакомства с Арчи. – Мы спасены! – воскликнул Арчи, схватив меня за руку. – Вот видишь, я же говорил, что наша свадьба предначертана судьбой. Спроси у подруги, сможет ли она нам помочь? Я кинулась к ней и, не успев даже толком поздороваться, изложила свою просьбу. Ивонна отважно взяла на себя импровизированную роль подружки невесты, вместе с Уильямом Хемли они заняли места рядом с нами, и викарий провел свадебный обряд. Покорившись неизбежности нашего поспешного бракосочетания, я чуть не вслух смеялась над тем, какая вышла из меня невеста – в будничном платьице, пальтишке и единственной нарядной вещи – лиловой шляпке. Но какая разница? Ведь с этой минуты я уже больше не Агата Миллер. Я стала Агатой Кристи. Глава 14 Исчезновение. День второй Воскресенье, 5 декабря 1926 г. Озеро Сайлент-Пул, Суррей, Англия Арчи хорошо известна скорость распространения новостей в суррейской глуши, но он все равно поражен, сколь молниеносно слухи о пропаже жены охватили Шир, Гилфорд и Ньюлендз-Корнер. На следующее утро об исчезновении Агаты известно каждой живой душе в этих местах, и мало того, уже объявилась масса добровольцев, желающих помочь в поисках. Арчи видит их исполненные предвкушения лица – к тому же, памятуя о догадках полицейских и строгих наказах в письме, ему ничего не остается, кроме как присоединиться к волонтерам. Напоминая с виду отряд плохо обученных новобранцев, они вступают в чащу, окружающую Сайлент-Пул, и шагают сквозь заросли. Под руководством полиции они разделяются на организованные группы и, держась за руки, цепочками, прочесывают высокую траву и кусты во всех направлениях. Ведь подлесок здесь рослый, местами доходит до пояса, и достаточно густой, чтобы надежно скрыть тело женщины. Поиски охватывают всю территорию от юго-востока, включая Ньюлендз-Корнер, Шир и дебри вокруг Сайлент-Пула, до северо-запада, где расположен лесок под названием Рафс. Арчи, разумеется, шагает в одиночестве. Ему было бы неприлично браться за руки с этими обычными людьми – по крайней мере, в его теперешней ситуации. Хотя «Моррис Каули» обнаружили в некотором отдалении от Сайлент-Пула, поисковиков все равно тянет к берегам этого неприятного застойного водоема, словно в нем кроется некий инфернальный магнетический соблазн. Что в нем находят местные? – дивится про себя Арчи. Старые жестокие легенды? Может, они надеются увидеть, как из мутных глубин всплывает тело его жены? Иных объяснений у него нет, поскольку ни один из имеющихся фактов не связывает автомобиль с этим прудом. Вчера, когда обнаружили машину, Арчи тоже участвовал в предварительных поисках вместе с полицейскими и специальными констеблями – жителями Суррея, зарегистрированными в полиции для оказания помощи в особых случаях. Кенворд счел полезным проверить версию о том, что Агату – возможно, раненую – выбросили из автомобиля в густой подлесок, и она заблудилась в чаще или лежит без сознания где-нибудь в зарослях. Но проверка не дала никаких результатов, и вот сегодня они снова в поисках, только на этот раз сеть раскинута пошире благодаря разношерстной команде волонтеров. Час проходит за часом, и шансы на подтверждение теории Кенворда неумолимо снижаются.