Энди свернул на платную дорогу, пересек Бруклин, потом малонаселенный юг Бостона. На Фултон-стрит он заглушил мотор и почти беззвучно спустился под горку к дому. Колеса негромко шелестели по асфальту. Миссис Беннетт — «Зовите меня просто Кора!» — уже ворчала, что грузовик стоит прямо под окнами, но жаловалась, разумеется, Клэр, а не самому Энди. Когда он вылез из кабины, затекшие плечи и руки болели, джинсы больно впились в промежность. Ни в одном из соседних домов свет не горел. Где-то неподалеку нехотя залаяла собака, но скоро затихла. До рассвета оставался примерно час, ночная прохлада еще не отступила, но Энди решил немного посидеть на крыльце и посмотреть на звезды. Руки он скрестил на затылке — затекшие мышцы шеи быстро расслаблялись. Качели на скрипучих цепях напомнили ему родной Уилмингтон. Мальчишкой он вечера просиживал на крыльце и курил сигареты, украденные из кармана отцовского комбинезона. Едкий дым отравлял свежий прохладный воздух, а дешевое пиво, кукурузное виски, сок соседских девчонок и прочие запрещенные удовольствия казались кусочком «настоящей взрослой» жизни, совсем не такой, как в Уилмингтоне, штат Делавэр. Энди негромко засмеялся. В Уилмингтоне он мечтал попасть в большой город, а сейчас, поселившись в Бостоне, мечтает о Уилмингтоне. Впрочем, ему вечно на месте не сидится, «хорошо там, где нас нет» — его девиз. Энди поднялся, обогнув дом (он уже знал, где находится спальня Коры Беннетт), подошел к двери черного хода, взошел по деревянным ступенькам наверх и шмыгнул за стеклянную дверь. Мерзкий запах краски, порой вызывающий тошноту, еще не выветрился. К нему примешивались запахи ребенка — молока и грязных пеленок. Свет Энди не включил: в восточных окнах небо уже посерело, и в предрассветной дымке виднелись зловещий шпиль церкви Святого Патрика на Брустер-стрит и последняя утренняя звезда, сидящая прямо на его флюгере. Чем светлее становилось за окном, тем больше мрачнел Энди. Уже не в первый раз он спросил себя, долго ли выдержит в этом городе, пока тяга к перемене мест не станет нестерпимой. В гостиной Энди разулся и скинул рабочую рубаху. Застыв с поднятыми вверх руками, он понюхал свои подмышки. Вспотел он сильно, но в душ не пошел. Впрочем, Клэр сама говорила, что любит его запах. В одних носках Энди прокрался в спальню. Плотно закрытые шторы не пропускали ни лучика встающего солнца. Энди разглядел силуэт спящей Клэр, а ее дыхание не услышал: спада она спокойно, и ему это нравилось. Только когда мучили мигрени, она не спала совсем. Тише мыши Энди пробирался по еще не знакомой спальне — будить Клэр пока не хотелось — у кровати скинул остаток одежды и осторожно приподнял уголок одеяла. — Привет! — шепнул Энди и, опершись коленом о матрас, нагнулся к спящей жене. — Как тут моя малышка? Малышек было две, и голоса два, один из них принадлежал Клэр. «Что такое?..» — сонно пробормотала она. Второй голос гулил, а потом Энди услышал деловитое причмокивание. — Господи, боже мой! — пробормотал он и испуганно отпрянул. Ребенок! Разумеется, это он лежал рядом с Клэр и сосал кулачок. Клэр осторожно отодвинула девочку и села, сбитая с толку и испуганная. — Энди, это ты? — спросила она, откашлявшись, и взяла Кристин на руки. — А кого ты ждала, черт подери? — Он чуть не вырвал у нее горячий, насквозь промокший сверток. — Кого-то другого? Клэр поняла, что он задумал, и попыталась забрать малышку. — Кристин плакала, — жалобно объяснила она. — Я хотела ее успокоить… Но Энди не слушал — он чуть ли не выбежал из спальни. В полумраке его быстро движущаяся фигура казалась призрачной. Клэр со стоном откинулась на подушки и вцепилась себе в волосы. Хотелось узнать, сколько времени, но часы на тумбочке смотрели в другую сторону. Наверное, у Кристин Промок подгузник — на подоле ночной рубашки расплывалось темное пятно. Ее нужно было снять, но Клэр не решалась встретить Энди голой, ведь для того, что он, наверняка, захочет, уже слишком поздно (или еще слишком рано), к тому же она смертельно устала: малышка будила ее дважды… Влажное пятно Энди либо не заметил, либо проигнорировал, а ночную рубашку снял сам — рывком усадил Клэр, поднял ей руки, стащил одежду и швырнул на пол. — Послушай, милый..? — начала она. Энди не слушал. Он вытянулся на ней — его колени казались ледяными — и силой раздвинул ей ноги. От него пахло пивом, а губы были жирными. Клэр замерзла, поэтому, нащупав покрывало, прикрыла им ритмично изгибающуюся спину Энди. Усталая и сбитая с толку, никакого удовольствия она не получала. Клэр казалось, что она медленно тонет. — Детка… — хрипло и как-то обреченно шептал Энди, и Клэр еще плотнее прижимала его к себе. — Ах, детка… Голос Кристин она услышала раньше, чем Энди; тонкий, требовательный, всепроникающий крик рассек полумрак с неумолимостью стрелы. Энди застыл, потом растянулся на Клэр и поднял голову. — Господи! — снова простонал он и с силой ударил кулаком подушку рядом с головой Клэр. — Господи, боже мой! Не успела Клэр испугаться, как он захохотал. Утром настроение Энди не изменилось. Клэр вешала белье на веревку, которую он натянул между толстыми ветвями дерева и стойкой лестничных перил — миссис Беннетт по этому поводу еще не возмущалась — когда он подкрался сзади, с криком схватил за талию, оторвал от земли и закружил. Счастливому или хотя бы довольному виду мужа Клэр бы обрадовалась, только разве можно считать довольным человека с диким взглядом затравленного зверя? Энди и дышал так, словно несся во весь опор и лишь сейчас остановился. Когда он опустил Клэр на землю, дыхание сбилось и у нее. Указательным пальцем он оттянул воротничок ее блузки. — Так, а это у нас что? — На шее Клэр краснел засос величиной с серебряный доллар. — Откуда он взялся? — На заре ко мне в кровать проскользнул огромный старый дикарь. Неужели ты его не слышал? — Нет, детка, я спал как младенец, ты же меня знаешь. — Энди крепко обнял Клэр за плечи. Объятия показались Клэр железными. — Скажи, что еще он с тобой делал? — потребовал Энди, горячими iy-бами прильнув к ее уху. Клэр негромко засмеялась, а Энди с силой прижал ее к себе. Стоило приоткрыть рот, он впился в нее поцелуем. Откуда-то, возможно со Скалистых гор, прилетел ветерок. Играя сырыми простынями, он на миг завернул в них Клэр и Энди. Молодые люди целовались, не замечая в окне первого этажа бледное лицо с тонкими губами и внимательным, ничего не упускающим взглядом. Глава 13 Квирк шел по Рэглен-роуд навстречу осенней ночи. Вокруг фонарей висели нимбы тумана, из труб вился дымок, на зубах хрустел уголь. Он мысленно репетировал предстоящий разговор — почему-то его заранее хотелось назвать размолвкой — на котором сам настоял, о чем жалел уже сейчас. При желании разговора еще можно было избежать. Квирк еще мог развернуться и уйти, как привык уходить от неприятностей. Одним разом больше, одним меньше, и никто ему не помешает. Он запросто мог разыскать телефон — в сознании звучал голос Долли Моран: «До ближайшего телефона не то три, не то четыре улицы» — и сочинить какой-нибудь предлог, например, сказать, что проблема, которую он собирался обсудить, разрешилась сама. Какие бы мысли ни крутились в голове, ноги несли вперед, и вот уже они, ворота в сад судьи Гриффина, неприятно пахнущий осенней сыростью. По стоптанным ступенькам Квирк поднялся на крыльцо. Из окна передней лился тусклый свет, остальные были темными, и в душе Квирка вспыхнула надежда: вдруг старик забыл о договоренности и как всегда по вечерам уехал в клуб на Стивенс-грин? Квирк дернул шнурок звонка и услышал в передней его дребезжащий звон. На миг его надежды вспыхнули с новой силой, но потом донесся фирменный шорох шагов мисс Флинт. Квирк растянул губы в улыбке: они с мисс Флинт давно враждовали. Экономка открыла дверь, и Квирку показалось, она едва сдерживает гримасу гадливости. Маленькая, с птичьим лицом, мисс Флинт, сколько знал ее Квирк, стриглась одинаково — жесткие не седеющие волосы лежали наподобие каски. Квирк давно подозревал, что это парик. — Мистер Квирк, — сухо, с чуть заметным недружелюбием проговорила экономка. Вежливая, ничего не скажешь, подчеркнуто, мстительно вежливая. — Добрый вечер, мисс Флинт, судья дома? Экономка отступила на шаг и открыла дверь еще шире. — Да, он вас ждет. В спертом воздухе прихожей слабо чувствовался затхлый стариковский запах. В люстре горела слабенькая, ватт в шестьдесят, лампочка, и абажур напоминал Квирку высохшую человечью кожу, какой он ее себе представлял. Сердце болезненно сжалось. При жизни бабушки Гриффин он был здесь счастлив. В передней вечно гремели крики, они с Мэлом в коротких брюках с выбившимися рубашками и школьными галстуками играли в вышибалы на лестнице… Да, он был здесь счастлив! Мисс Флинт взяла у Квирка пальто и шляпу и, скрипя по паркету и плитке каучуковыми подошвами уродливых, как у тюремной надзирательницы, туфель, повела его в глубь дома. Уже в который раз Квирк подумал, что экономке наверняка известны многие семейные секреты. Во время редких визитов Мэла она и его буравит своим взглядом-прожектором? Судья Гриффин слышал звонок и уже ждал на пороге логова, как он любовно именовал кабинет. Он был не ниже Квирка, но с годами ссутулился. Серый кардиган, домашние тапочки, обеспокоенный взгляд — Квирк подумал, что недалек тот день, когда у парадной двери его встретит заплаканная мисс Флинт в траурной повязке. Квирк быстро шагнул навстречу судье и снова растянул губы в улыбке. — Заходи, дружище! — судья замахал рукой. — В коридоре холодно, как в могиле. — Чай вам принести? — предложила мисс Флинт. — Нет! — резко ответил судья, положил руку на плечо Квирка и увел его в кабинет. — Чай! — презрительно хмыкнул он, с шумом захлопнув за собой дверь. — Бог свидетель, эта женщина… — Судья подтолкнул Квирка к стоящему у камина креслу. — Садись, грейся! Выпьем что-нибудь покрепче чая. Судья повернулся к буфету и разыскал бутылку виски. Квирк оглядывал знакомый с детства кабинет вот старая, обтянутая кожей кушетка, вот антикварный письменный стол, вот портрет бабушки Гриффин кисти Шона О'Салливана, совсем молодой, с локонами, безмятежно улыбающейся. В логово судьи допускались далеко не все, а Квирк, прибегал сюда еще полудиким, не оклемавшимся от Каррикли мальчишкой. До отъезда в школу Святого Эйдана долгими зимними вечерами Квирк сидел в кресле у камина (возможно, этого же самого), занимаясь математикой или латынью, а судья, в ту пору еще барристер, за столом готовил записку по очередному делу. Мэл делал домашнее задание за белым кухонным столом, а бабушка Гриффин отпаивала его теплым молоком, кормила цельнозерновым печеньем и ежеминутно спрашивала, не болит ли живот: Мэлэки считался слабеньким. Судья вручил Квирку стакан с виски и устроился в кресле напротив. — Ты ужинал? — спросил он. — Да, все в порядке. — Неужели? — судья пронзил Квирка испытывающим взглядом. На слухе Гаррета Гриффина возраст еще не сказывался, и он явно уловил тревшу в голосе Квирка, когда тот позвонил ему и сказал, что хочет поговорить. Целую минуту оба молча смаковали виски. Квирк хмуро смотрел на огонь, судья — на него. От едкого, как кошачья моча, запаха кокса у Квирка защипало в носу. — Итак, — чересчур громко и бодро начал судья, — что за насущную проблему ты хотел обсудить? Ты часом ни в какую передрягу не попал? Квирк отрицательно покачал головой. — Дело в одной девушке… — начал он и осекся. — Ну-ну! хохотнул судья. — Нет, все не так, как вы подумали, — слабо улыбнулся Квирк, снова покачал головой и взглянул в трепещущее сердце пламени. «Не тяни резину, выкладывай!» — Девушку звали Кристин Фоллс. Она умерла при родах, а пока ждала ребенка, за ней ухаживала женщина по фамилии Моран. Вскоре после смерти Кристин Фоллс Моран убили. — Квирк остановился и жадно вдохнул воздух. Судья в замешательстве захлопал глазами и кивнул. — Моран, — повторил он. — По-моему, я читал 'о ней в газетах. — Бедняжка! — Судья взял стакан Квирка и, очевидно, не заметив, что виски в нем еще осталось, подошел к буфету. — Мэл сделал в досье Кристин Фоллс не совсем корректную запись. — Что значит, не корректную? — не оборачиваясь, уточнил судья. — Роды там вообще не упоминаются. — Хочешь сказать… — судья через плечо взглянул на Квирка, — хочешь сказать, что он намеренно исказил факты? Квирк промолчал. Судья так и стоял, глядя на Квирка. Вдруг рот судьи безвольно открылся, и он издал что-то среднее между жалобным стоном и гневным криком. Зазвенело стекло, зажурчало льющееся на пол виски. Судья тихо выругался, проклиная дрожащие руки. — Извините! — пробормотал Квирк. Судья поставил бутылку вертикально, наклонил голову и замер на целую минуту. Виски мерно капало на пол. — К чему ты ведешь? — спросил он, сильно побледнев. — Сам не знаю, — признался Квирк. — Мэла могут уволить? — спросил судья, наконец вернувшись в кресло с двумя полными стаканами. — Не думаю, что до этого дойдет. Вряд ли здесь можно вменить профессиональную небрежность или преступную халатность. — Халатность в докторском халате — вот тебе пример дурацкого каламбура! — невесело засмеялся судья, а после небольшой паузы раздраженно покачал головой, — Откуда Мэлэки знал ту девушку? Она у него наблюдалась? — Не совсем. По его словам, он за ней приглядывал. До беременности та девушка какое-то время работала у них в доме. — Что? — Сара наняла Кристин Фоллс в помощь Мэгги, но вскоре девушка, э-э-э, нажила себе проблемы. — Квирк посмотрел на судью: тот потупился и качал головой, напрочь забыв о виски. — Мэл заявил, что сделал ту запись из желания пощадить семью Кристин, дескать, зачем им знать о ребенке? — С каких пор Мэлэки волнуют чувства посторонних?! — прохрипел судья. — Он же доктор, клятву Гиппократа дал, значит, должен спокойно и беспристрастно делать свое дело. Идиот безответственный! От чего умерла та девушка? — От послеродового кровотечения — потеряла слишком много крови. Повисла тишина. Гаррет Гриффин смотрел на Квирка так же, как, вероятно, некогда смотрели на него самого подсудимые, надеющиеся на снисходительность. — Так Кристин умерла в доме Долли Моран? — уточнил он, потупившись. — С этой особой Мэл тоже знаком?