Живот Энди пронзила раскаленная стрела боли. Он вскочил и, оттолкнув Клэр, проковылял к окну. — Что стряслось? — зло захохотал он. — Что стряслось? Надо мной весь Бостон смеется — вот что стряслось. Энди Стаффорд — полное ничтожество, даже жену обрюхатить не способен! Клэр пискнула, как придушенная крыса. — Господи, это же… — начала она, но осеклась. — Как они могут так говорить?! Энди мрачно смотрел, как ветер раскачивает ореховое дерево. Клэр знала! В ее голосе явственно слышалось: она знала, знала, что люди будут болтать, переворачивать все с ног на голову и смеяться за его спиной — знала, но не предупредила. Гнев не ослепил Энди: холодный рассудок точно со стороны наблюдал за происходящим, анализировал, решал, что делать дальше. У Энди с детства было так — гнев вперемешку с ледяной отрешенностью. Он вспомнил Кору Беннетт, и злоба вспыхнула с новой силой, подогреваемая обидой на Кору, Клэр, этот дом, юг Бостона, свою работу, Господи, даже на Уилмингтон и никчемных родителей — босяка-отца и мать, с ее коричневым фартуком — точь-в-точь как у Коры Беннетт — в девять утра пахнущую дешевым спиртным и ментоловыми сигаретами. Страшно захотелось шарахнуть кулаком по окну — Энди легко представил, как битое стекло прорезает его плоть до чистой белой кости. Клэр стояла так тихо, что Энди едва не забыл о ее присутствии. — Мы попробуем снова, — начала она тоненьким голоском, от которого Энди хотелось лезть на стенку. — Я пойду к другому доктору… —.. который скажет то же самое, — договорил за нее Энди, так и не отвернувшись от окна. — Сделаю себе плакат и повешу на шею, — невесело рассмеялся он. — Текст будет такой: «Не умею брюхатить, помогите!» Клэр судорожно вздохнула, явно потрясенная до глубины души, и Энди стало легче. — Энди, мне очень жаль, — прошептала она. — Мне тоже. Жаль, что я разрешил тебе взять ребенка. Кстати, кто его мать? Небось шлюха ирландская? — Пожалуйста, не надо! — Клэр прижала ладонь к его затылку, чтобы помассировать: иногда Энди нравился массаж. Сегодня он дернул головой: отстань, мол, и тут же об этом пожалел, но не из-за Клэр, а из-за боли. Казалось, в макушку залили что-то густое и жирное, колышущееся от малейшего движения. По улице медленно проехала машина с горящими фарами, включенными на ближний свет. Бледно-зеленый «студебекер» с белым верхом… «Кто в четыре утра катается на "студебекере" по Фултон-стрит?» — удивленно подумал Энди. — Пойдем спать! — тихо и устало проговорила Клэр. Энди вдруг почувствовал себя выжатым как лимон и покорно шагнул за ней к кровати. «Интересно, Клэр уловит запах Коры?» — лениво подумал он, снимая рубашку, и понял, что ему совершенно наплевать. Глава 18 Квирк не считал себя ни бесстрашным, ни просто смелым. Настоящему испытанию его смелость пока не подвергалась, и он искренне верил, что не подвергнется. Войны, убийства, вооруженные ограбления, физическое насилие и членовредительство — любимые темы журналистов, но, по мнению Квирка, они существовали в некоем параллельном мире, управляемом и населенном людьми куда злей и опасней его знакомых. Впрочем, жертв того страшного мира ежедневно привозили в его отделение. Порой Квирк чувствовал себя фельдшером военного госпиталя, расположенного далеко за линией фронта, в который почему-то привозят не раненых, а только погибших. Ему ни разу не приходило в голову, что в один прекрасный день его самого привезут в секционный зал на каталке, изувеченным и окровавленным, как бедную Долли Моран. Осенним вечером, когда два бандита аустились перед ним из тумана, Квирк сразу узнал обитателей мира, о котором прежде читал лишь в газетах. Они словно источали безжалостность — посмотришь на таких и сразу чувствуешь: эти двое не остановятся ни перед чем. Хроническая злость, обида и дефицит любви развились в равнодушие и своеобразную терпимость — чтобы убивать и калечить, бандитам не требовалось чувство враждебности. Это же работа, которую можно выполнять механически! Бандиты пахли чем-то сладким, тяжелым, несвежим. Квирк хорошо знал этот запах, но не понимал, откуда. На углу Фитцуильям-стрит он остановился буквально на секунду, сигарету закурить, поднял голову, а бандиты, вот они, уже взяли его в тиски. Тощий краснолицый стоял слева, а толстый с большой головой — справа. Ухмыльнувшись, Тощий поднял средний и указательный пальцы ко лбу в издевательском приветствии. Он до жути напоминал Панча[13] и красными щеками, и большим крючковатым носом, острый кончик которого едва не касался нижней губы. — Добрый вечер, командир! Квирк обвел их настороженным взглядом и, не говоря ни слова, зашагал через доршу. Бандиты без труда нагнали его, даже толстяк с непропорционально большой головой, глазками-бусинками и копной жестких, как конский хвост, волос. Если тощий — Панч, значит толстяк — Джуди[14]. Квирк велел себе не спешить и идти нормальным шагом, только разве такое возможно? — Эй, мы тебя знаем! — бесцеремонно начал Панч. — Ага, знаем, — поддакнул Джуди. На углу Маунт-стрит Квирк остановился. Мимо, ежась от холода и сырости, шли офисные служащие. «Очевидцы, — думал Квирк, — молчаливые наблюдатели». — Что вам надо? — спросил он вслух, — Денег у меня с собой нет. Панча его заявление очень развеселило. — Он считает нас нищими! — фыркнул он, обращаясь к толстяку Джуди. Тот сокрушенно покачал головой и загоготал. Квирку казалось, что самое разумное — до конца играть в недоуменное раздражение. Он, добропорядочный гражданин, возвращается домой после работы, а эти нахалы хотят помешать его заслуженному отдыху. Квирк огляделся по сторонам: за минуту вокруг стало темнее, а туман — гуще. — Кто вы? — спросил Квирк. Очень хотелось изобразить праведный гнев, а получилось сварливо и раздраженно. — Мы — живое предупреждение, — нахально ответил Панч. — Да, именно так. Недовольно заворчав, Квирк выкинул сигарету — совершенно забытая, она успела потухнуть — и зашагал к своему дому. Примерно то же самое он ощутил в пабе «Макгонагл», осознав глубинный смысл послания Косгигана. Вокруг люди, до дома рукой подать — бояться нечего. Однако он почувствовал себя щепкой, которая наверняка пострадает, ведь кто-то начал рубить лес. Сбежать не получалось, совсем как в кошмарном сне: как ни прибавляй шагу, Джуди и Панч догоняли. — Мы тебя видели! — голосом ябеды заявил Панч. — Зря околачиваешься, где не следует, особенно в такую погоду. — Еще простудишься! — вставил Джуди. Панч кивнул — огромный нос напоминал серп в ловкой руке жнеца. — Ага, заболеешь и умрешь, бывает же такое? — спросил он приятеля. — Еще как бывает! — заверил Джуди. У своего дома Квирк остановился и лишь огромным усилием воли сдержался, чтобы вприпрыжку не побежать вверх по лестнице. — Твоя берлога? — спросил Панч. — Шикарная! В полном смятении Квирк гадал, захотят ли бандиты войти. Вдруг поднимутся с ним по лестнице, ворвутся в квартиру и… И что потом? Страх уже превратился в панику и спутал все мысли. Что делать? Залететь в холл с криками, чтобы мистер Пул вызвал полицию? В этот самый момент бандиты отступили, и Панч снова прижал средний и указатель-ный пальцы ко лбу. — Ну, командир, до скорого! Секунду спустя они исчезли, растворившись во мраке и тумане. Остался лишь слабый запах, и сейчас Квирк его узнал. Тяжелый, сладковатый, терпкий — так пахнет кровь. Разбудила Квирка визгливая трель дверного звонка. Надо же, заснул в кресле у камина! Во сне он спасался от погони в незнакомом городе — бежал по широким шумным улицам и каменным галереям, мимо тенистых садов с мраморными статуями, прудов с декоративными рыбками и вычурного топиа-рия[15]. Преследователей Квирк не видел, но знал: они неумолимы и остановятся, лишь загнав его в угол. Он проснулся в своем кресле: голова наклонена набок, рот раскрыт — ну и поза! Туфли и носки валялись на полу у кресла. В окно стучал дождь. Квирк взглянул на часы: неужели еще за полночь не перевалило? В дверь снова позвонили, на сей раз двумя короткими злыми трелями. Квирк не просто слышал трель, а, казалось, видел, как язычок электрического колокола бешено бьется о металлический купол. Господи, ну откуда взялись галереи и топиарий?! Глаза отчаянно слипались, но Квирк, часто-часто моргая, распахнул окно и высунул. голову под ночной ливень. Туман рассеялся, на улице бушевали дождь и ветер. Под окном стояла Фиби, зябко обнимая себя за плечи. Конечно, ей холодно: ни пальто, ни плащ не надела. — Впусти меня! — закричала она. — Я же утону! Квирк достал ключ из чаши, стоявшей на каминной полке, и бросил Фиби. Ключ блеснул в темноте, с металлическим лязгом упал на дороту, и девушка за ним наклонилась. Квирк закрыл окно и стал ждать Фиби у двери: спускаться в фойе, где, возможно, караулит не смыкающий глаз мистер Пул, совершено не хотелось. Когда Квирк высовывался из окна, ворот рубашки намок и сейчас приятно холодил шею и плечи. Он стоял босой, и стопы тоже наслаждались прохладой. Открылась парадная дверь, минуту спустя снизу прилетел свежий ночной ветерок и ласково скользнул по щеке Квирка. Ветерки, сквознячки, шелест листьев в верхушках деревьев он любил всегда, а сейчас, вероятно, еще не проснулся. Послышались голоса — Пул о чем-то спрашивал Фиби — потом неровные шаги на лестнице. Квирк вышел навстречу Фиби. Вот и она — длинные мокрые волосы — точь-в-точь как у Медузы горгоны — блестящие обнаженные плечи, босые ноги. Туфли Фиби несла в руках, подцепив ремешки указательными пальцами, сумочку зажала под мышкой. Темно-синее бархатное платье промокло насквозь. — Боже милостивый! — пролепетал Квирк. Фиби приехала сюда на такси с вечеринки. Там, вероятно, и осталось ее пальто. — Видишь ли… — с трудом пролепетала Фиби. — Я немного пьяна. Квирк усадил ее на диван — мокрый бархат так и хлюпал. Девушка озиралась по сторонам и глупо улыбалась. — Боже милостивый! — снова прошептал Квирк, гадая, как бы от нее избавиться, и поскорее. Из ванной он принес полотенце и швырнул Фиби на колени. Девушка все озиралась по сторонам с озадаченным видом. — У меня в глазах двоится! — гордо объявила она. — Вытри волосы! — процедил Квирк. — Ты мне мебель портишь. — Я вымокла, потому что ты заставил меня ждать, — объявила Фиби из-под полотенца. — Ну, еще потому что по ошибке вышла из такси на Лоуэр-Маунт-стрит. Квирк ненадолго отлучился в спальню, надеясь подобрать Фиби какую-нибудь одежду. Когда вернулся в гостиную, она уже бросила полотенце на пол и со стоящими дыбом волосами еще больше напоминала Медузу горгону. — Что это за тип внизу? — спросила девушка. Наверное, мистер Пул. — Пожилой такой, в галстуке-бабочке? — Да, это точно он. — Он спросил, куда я иду. Я сказала, что к дяде, но, по-моему, он не поверил! — Фиби захихикала, но вдруг простонала: — О-ох, у меня из носа течет! — Она вытерла нос тыльной стороной ладони, — а потом попросила выпить. Квирк прошел на кухню, засыпал кофе в кофеварку, поставил на огонь и приготовил поднос для Фиби — чашку, сахар, молоко в молочнике. — А где была вечеринка? — крикнул он. — Не твое дело, — голос Фиби звучал приглушенно — Квирк заглянул в гостиную, но тут же отпрянул, увидев девушку в одном белье. Она подняла руки и снимала платье через голову. «Фигурка типично кроуфордовская!» — про себя отметил Квирк. Подобно матери и тетке, осиной талией Фиби похвастаться не могла, зато ей достались красивые длинные ноги. Кофе уже фырчал, но Квирк не торопился его подавать: пусть Фиби переоденется. Когда он принес кофе в гостиную, Фиби, вырядившаяся в его свитер и брюки — на ней они сидели, как клоунские штаны — вертела в руках деревянную фи гурку на шарнирах. — Не трогай! — выпалил Квирк. Девушка оставила фигурку и, не обернувшись, застыла с понуро опущенной головой, руки у нее самой болтались, как на шарнирах. — Вот твой кофе, — куда мягче проговорил Квирк. Фиби наконец обернулась: по щекам текли слезы размером с горох. Тяжело вздохнув, Квирк опустил поднос на пол перед диваном и осторожно прижал ее к себе. Девушка не сопротивлялась. Уткнувшись в его плечо, она что-то пролепетала. — Что? — спросил Квирк, надеясь, что прозвучало не слишком раздраженно. Господи, ну почему женщины вечно плачут?! — Прости, я не расслышал. Фиби отстранилась и, драматически всхлипывая, проговорила: — Они не позволяют мне выйти… Не позволяют выйти за Конора Каррингтона! Квирк повернулся к каминной полке и достал сигарету из серебряной сигаретницы, которую Сара и Мэл подарили на свадьбу. — Они не позволяют выйти за него, потому что Конор — протестант, — рыдала Фиби. — Даже встречаться с ним запрещают. В зажигалке не осталось бензина. Квирк похлопал по карманам. Э-эх, последняя спичка ушла на розжиг камина… На столе с мраморной столешницей лежал вчерашний номер «Ивнинг мейл». Квирк Тайна Кристин Фоллс оторвал полоску от страницы, обнажив театральную афишу, напечатанную на следующей, и зажег обрывок от камина. Хорошо, хоть руки больше не тряслись! Сигарета показалась безвкусной, и он подумал, что нужно наполнить сигаретницу свежими.