— Не поможешь с этими чертовыми штуковинами? — взмолился он, вытянул руки, и Сара аккуратно вставила холодные скользкие запонки в манжеты. Друг на друга супруги старались не смотреть — Мэл, поджав губы, апатично разглядывал потолок. Какая мягкая у него кожа на тыльной стороне запястий! Именно мягкость этого высокого, нежного, ранимого мужчины впечатлила Сару двадцать лет назад, когда они познакомились. — Фиби дома? — спросил Мэл. — Пока нет, но она не задержится. — Очень надеюсь, хоть сегодня до этого не дойдет! — Ты слишком строг к ней. Мэл поджал губы еще сильнее. — Лучше проверь, не пришел ли мой отец, — Знаешь ведь, какой он педант! «Когда же в наших разговорах появилась раздраженность и напыщенность, как у застрявших в лифте незнакомцев?» гадала Сара, спускаясь вниз. Шелковый подол скользил по коленям со звуком, напоминающим приглушенный шепот. Пожалуй, действительно стоило надеть что-то менее драматичное и вызывающее. «"Менее вызывающее" — звучит здорово», — подумала Сара и слабо улыбнулась. Бросать вызов совсем не в ее духе. В столовой служанка Мэгги выкладывала на стол ложки. — Мэгги, все готово? Служанка окинула ее недовольным взглядом, словно не сразу узнав, потом кивнула. Сзади на форменной юбке темнело пятно, от подливы, как искренне надеялась Сара. Мэгги давно следовало отправить на пенсию, но у Сары рука не поднималась уволить ее, как уволила другую служанку. В парадную дверь постучали. — Я открою, — проговорила Сара. Мэгги кивнула, даже не взглянув на хозяйку: ее вниманием целиком владели ложки. Едва Сара открыла дверь, судья Гриффин протянул ей букет. — Гаррет, заходи! — тепло проговорила Сара. Старик вошел в переднюю, и Сара в очередной раз замешкалась, не зная, как себя вести. Гриффины, в том числе и Гаррет, формальные поцелуи не жалуют. Гаррет показал на букет, который Сара прижала к груди. Цветы были на редкость ужасными. — Нравятся? — спросил он. — А то я в цветах не разбираюсь. — Они прекрасны! — Сара опасливо поднесла букет к носу. Астры пахли грязными носками, но она улыбнулась. Букет значения не имел — главное, Гаррет пришел. — Прекрасные цветы! — повторила она. Гаррет снял пальто и повесил на вешалку за дверью. — Я первый? — спросил он и, потирая руки, повернулся к Саре. — Остальные опаздывают. — Господи! — простонал Гаррет. — Горбатого могила исправит — я как всегда рано! — Зато успеем поболтать, прежде чем явятся другие гости и украдут тебя. Гаррет улыбнулся и опустил глаза в собственном старомодно-кокетливом стиле. В который раз Сара удивилась — хотя чему тут удивляться? — что ей так нравится свекор. По лестнице спустился Мэл, строгий и величественный в темном костюме с темным же галстуком. Гаррет взглянул на него без всякого энтузиазма: — Ах вот ты где! Отец и сын молча стояли друг перед другом. Поддавшись порыву, Сара шагнула к ним и почувствовала, как бьется невидимый хрупкий занавес. — Смотри, что принес Гаррет! — она показала жуткий букет. — Чудесные цветы, правда? Квирк потягивал третью порцию спиртного. Он боком сидел у барной стойки, щурился от табачного дыма и вполуха слушал, как Фиби излагает свои планы на будущее. Он позволил ей еще один джин с тоником — девушка раскраснелась, глаза заблестели. Перо на ее шляпке подрагивало в такт взволнованной тираде. Тип с сальными волосами украдкой посматривал на Фиби к вящему раздражению своей толстой спутницы, хотя сама девушка его похотливые взгляды вроде не замечала. Квирк улыбнулся: его почти не смущало удовольствие, которое он получал, сидя здесь с юной, свеженькой племянницей в белом сарафане. Голоса посетителей давно слились в мерный гул и, даже вслушиваясь, он едва разбирал, что говорит Фиби. Вдруг за спиной закричали: — Боже всемшущий, это же любимый эскулап мертвецов собственной персоной! Квирк обернулся и увидел Барни Бойла, пьяного, веселого и угрожающе общительного. Квирк растянул губы в улыбке. Барни — опасный знакомый, в былые времена они нередко вместе напивались. — Привет, Барни! — настороженно проговорил он. Барни был в «костюме пропойцы» — мятой, усеянной пятнами черной двойке с полосатым галстуком, который стал поясом, и некогда белой рубашке, распахнутой на груди, очевидно, при потасовке. Фиби очень обрадовала встреча со знаменитым Барни Бойлом. Он казался — девушка едва не рассмеялась — миниатюрной копией Квирка: на целую голову ниже, зато со сломанным носом и до нелепого маленькими стопами. Бойл схватил ее ладонь и, перевернув, запечатлел на ней смачный поцелуй. У него самого ладони были аккуратные, мягкие и умилительно пухлые. — Племянница, да? — спросил Бойл Квирка. — Бог свидетель, с каждым днем племянницы становятся все прекраснее, а такую фразу, дорогая моя, — он с восхищением посмотрел на Фиби, — нагрузившись портером, выговорить не так-то просто! Бойл заказал выпивку и, вопреки протестам Квир-ка, купил джин для Фиби. Стакан пива в одной руке, замусоленная сигарета в другой, он перекатывался с пятки на носок, упиваясь вниманием девушки. Когда Фиби спросила, не пишет ли Барни новую пьесу, он пренебрежительно отмахнулся. — Пьесы я больше не пишу! — громогласно объявил Бойл, замер в эффектной позе и провозгласил, словно обращаясь к аудитории: — Отныне театру Эбби придется обходиться без плодов моей гениальности! — Он отхлебнул пива, запрокинул голову, широко раскрыл рот и сглотнул так, что было слышно, как завибрировали голосовые связки,? — Я снова пишу стихи! — произнес Барни, вытерев толстые губы тыльной стороной ладони. — На ирландском, волшебном языке, который я выучил в тюрьме, настоящем университете рабочего класса. Квирк чувствовал, что его улыбка становится все натужнее. Сколько вечеров они с Барни просидели у этой стойки до самого закрытия, а то и после него, глаза в глаза, стакан к стакану, бахвалясь друг перед другом, преумноженными алкоголем успехами, словно безусые юнцы! Только те вечера давно канули в Лету. Барни хотел заказать еще выпивки, но Квирк решительно его остановил: «нет», мол, им с Фиби пора. — Прости, Барни, в другой раз, — проговорил он и поднялся, не обращая внимания на безмолвное возмущение Фиби. Бойл смерил его странным взглядом, и во второй раз за вечер Квирк приготовился к драке. Как бы ее избежать, ведь Барни, хоть и коротышка, а драться умеет, но взгляд Бойла скользнул к Фиби. — Твоя фамилия Гриффин? — Барни недобро прищурился. — Часом не родственница Гаррету Гриффину, старшему судье и первому шишкарю Дублина? Одной рукой Квирк безуспешно стягивал с табурета Фиби, дергая ее за локоть, другой сгреб свой плащ и шляпу. — Нет, они просто однофамильцы, — заверил он Барни, но Бойл не слушал. — Именно этот хлыщ посадил меня на нары, а ведь я всего лишь боролся за свободу своей страны, — объяснял Барни Фиби. — Да, я был среди ребят, которые в тридцать девятом взрывали снаряды в Ковентри. Вы ведь не знали об этом, а, мисс Гриффин? Видите ли, бомба куда эффективнее пера. — Лоб Барни покрылся испариной, глаза словно ввалились в глазницы. — Когда я вернулся домой, меня не встретили как героя, а упекли на три года за решетку. «Головку остудить», — заявил судья Гриффин. Разумеется, в зале суда все стонали от хохота. Мне в ту пору было шестнадцать. Что на это скажете, мисс Гриффин? Квирк решительно двинулся прочь, пытаясь стащить с табурета упирающуюся Фиби. Тип с сальными волосами заинтересованно слушал Барни, а сейчас подался вперед и поднял указательный палец: — Скажу, что… — Катись к черту! — процедил Барни, даже не взглянув на него. — Сам катись! — парировала толстуха в фиолетовом. — Вместе со своим дружком и его девкой. Фиби пьяно хихикнула. Квирк как следует дернул ее за руку — она повалилась с табуретки и упала бы на пол, если бы не он не схватил ее за плечи. — А сейчас, говорят, он добивается титула папского графа! — проревел Барни так, что половина паба слышала. — По крайней мере, думаю, это так называется! — еще громче добавил он. В просторном зале негромко гудели голоса. Гости, человек двадцать, не больше — мужчины в однотипных темных костюмах и ярко наряженные щебечущие женщины — стояли группами. Сара порхала между ними — здесь руку пожмет, там за локоть тронет — стараясь удержать натужную улыбку. Ей было совестно за то, что она не может полюбить этих людей, в основном, знакомых Мэла и судьи. Помимо священнослужителей — сколько же среди них священнослужителей! — здесь были бизнесмены, юристы, доктора, все состоятельные, дорожащие своими привилегиями и нынешним местом в дублинском обществе. Сара давно призналась себе, что их побаивается, причем всех, а не только пугающих, вроде Костигана. Совсем не таких людей она хотела бы видеть рядом с Мэлом или его отцом. Впрочем, откуда здесь взять других? Круг, в котором они вращаются, очень узок. Это не ее круг. «Я в нем, но не из него, — так говорила себе Сара. Только признаваться никому нельзя. — Улыбайся! Не забывай улыбаться». Вдруг сильно закружилась голова, и Сара тяжело оперлась на столик для коктейлей. Мэл, наблюдавший за ней с другого конца зала, увидел: у жены то, что служанка Мэгги презрительно называет очередным припадком, и погрустнел, словно несчастье жены было болезнью, от которой она — Мэл вздрогнул от кощунственной мысли — рано или поздно умрет. Мэл зажмурился, наслаждаясь мимолетным умиротворением тьмы, затем снова открыл глаза и заставил себя повернуться к отцу. — Я не поздравил тебя, — сказал он. — Папский рыцарский орден — это здорово. Судья, набивавший трубку табаком, фыркнул. — Думаешь? — спросил он с презрительным недоверием и пожал плечами. — Полагаю, я сделал для церкви немало хорошего. Воцарилась тишина: отец и сын хотели поскорее отделаться друг от друга, только не знали, как. Тем временем Сара взяла себя в руки и, натянуто улыбаясь, подошла к ним. — У вас обоих очень торжественный вид, — сказала она. — Я поздравлял… — начал Мэл, но Гаррет, нетерпеливо отмахнулся: — Не-е-ет, он подлизаться хотел! Снова возникла неловкая пауза, чем заполнить ее, Сара не знала. — Прошу меня извинить — откашлявшись, буркнул Мэл и отошел в сторону. Сара взяла Гаррета под руку и прижалась к его плечу. Как славно от него пахнет — табаком, твидом, сухим, стареющим телом. Порой казалось, свекор — ее единственный союзник, хотя тут же становилось стыдно: зачем и против кого ей нужен союзник? Впрочем, ответ Сара знала. На ее глазах Костиган положил руку на плечо Мэла и стал в чем-то его убеждать. Крепко сбитый брюнет Костиган зачесывал волосы назад и носил очки в роговой оправе, зрительно увеличивающие его глаза. — Не нравится мне этот человек, — призналась Сара. — Чем он занимается? — По-моему, что-то экспортирует, — усмехнулся судья. — Среди друзей Мэлэки мне он тоже нравится меньше всех. — Нужно спасти Мэла! — проговорила Сара. — Да уж, это точно не помешает! Сара укоризненно улыбнулась, отпустила руку тестя и решительно двинулась через зал. Костиган ее не заметил и как ни в чем не бывало втолковывал Мэлу о «наших людях в Бостоне». Сара и раньше чувствовала: в каждом его слове звучит скрытая угроза, и в очередной раз удивилась, что ее муж дружит с таким человеком. Она коснулась руки Мэла, и тот вздрогнул, словно от ее пальцев било током, а Костиган растянул губы в ледяной улыбке, обнажив серые, покрытые налетом зубы. — Опять с отцом поссорился? — спросила Сара, утащив мужа подальше от этого жуткого типа, и улыбнулась, чтобы сгладить впечатление. — Мы не ссоримся, — сухо возразил Мэл. — Я подаю апелляцию, отец выносит решение. «Бедный мой Мэл!» — чуть не воскликнула Сара, но он опередил ее непростым вопросом.