Обойдя группу болтливых, как сороки, испанских туристов – все они почему-то указывали в разные стороны, – я вспомнил детство. Жаркий июльский день. Мне было пять, Валу – одиннадцать, и он вознамерился научить меня плавать. Потащил меня за собой к берегу неподалеку от Гринвич Виллидж, обвязал веревкой и бросил в Гудзон. Бросал восемь раз. На девятый я наконец смекнул, что к чему. – Вал, он остановился, – прошипел я. Внимание Гейтса привлекла какая-то безделушка в витрине. Мы приблизились. Он изучал сигарные коробки с орнаментом. – Куда понесся? А ну, сбавь прыть, иначе ноги переломаю, – дружелюбно заметил брат. Мы по дуге обогнули тень Гейтса, вынырнули с другой стороны. Примерно через десять ярдов мой брат промчался мимо сельского священника в домотканой рясе, едва не столкнул несчастного в канаву, а сам шагнул на тротуар. Трость Вала завертелась в пальцах, перламутровая рукоятка сверкнула над головой, как фонарик, лишь после этого он обернулся, глянул назад. И теперь, судя по его позе, делал вид, что собирается нанять сани. – Никогда не оглядывайся без причин. Никогда не озирайся через плечо. Как только Гейтс сдвинулся с места и поравнялся с нами, Вал с нетерпением принялся оглядывать забитую транспортом проезжую часть. Затем описал небольшой круг, по-прежнему вертя трость в пальцах, и возобновил преследование лишь тогда, когда Гейтс удалился на безопасное расстояние. Я наблюдал за ним, как за танцором балета, где в центре сюжета были хитрые воровские уловки и хулиганские выходки. Пройдя еще около половины квартала, Вал пробормотал: – Так и знал. Вот спесивый павлин! Могли бы и сами спокойно добраться туда, без всех этих уловок. – Но тогда бы я не научился слежке. – Стало быть, все по-честному. – Но куда… о, – выдохнул я, видя, что Гейтс входит в гостиницу «Астор Хаус». Большинство зданий на Бродвее – как на Доллар, так и на Шиллинг Сайд – построены или из песчаника, или из кирпича с бетоном. «Астор Хаус», этот Левиафан Нью-Йорка, был возведен десять лет тому назад целиком из розового гранита и напоминал расфуфыренную и окрыленную надеждой дебютантку с мизерным приданым на балу. Строительство его обошлось безумно дорого – в Европе на те же деньги можно построить три-четыре аналогичных дворца. Фасад выходил на Сити-Холл-парк, вход украшали четыре огромные колонны, само здание занимало целый квартал между улицами Бродвей, Визи, Чёрч и Барклай. Над головами прохожих грозно нависали шесть его этажей. Ощущение было такое, словно первый американский мультимиллионер привез на пустырь целую тележку с мешками денег, вывалил их там и решил посмотреть, что прорастет. Насколько я знал, примерно так оно и было. Да в этом заведении работало больше прачек, чем полицейских в Шестом участке. Перед ковровой дорожкой у входа Гейтс приостановился и взглянул на часы. И пока сенатор всматривался в циферблат, нагнув голову, Вал проскочил мимо него, а я – следом. И оказался в роскошном вестибюле со сверкающими хрустальными люстрами и канделябрами, поблескивающими золотыми моноклями, пальмами в горшках и рубиновыми колье на белоснежных женских шейках. Светские дамы проплывали мимо с безразличным видом, словно говорящим: так уж и быть, окажу вам честь, пяльтесь на меня сколько угодно; мужчины делового вида смотрели нетерпеливо и одновременно скучающе, нюхали табак из золотых табакерок, обрезали кончики сигар. Брат прошел через вестибюль к залитому солнцем внутреннему двору в центре этого блещущего роскошью чудовища. Нашел там кушетку с изумрудной обивкой, откуда хорошо просматривался вход, уселся, достал из кармана газету, развернул и стал перелистывать. Я присоединился к нему. – И последнее, – заметил Вал, не отрывая глаз от страницы, – лучший способ проследить за кроликом, это прибыть к его месту назначения первым. Тогда он ничего не заподозрит. – И что теперь? – Теперь постарайся держать рот на замке. Вон он, уже идет. Гейтс стоял на входе, оглядывая помещение. Мимо проскользнул цветной официант с военной выправкой, в приподнятой руке он, казалось, без всяких усилий держал поднос, уставленный тарелками – судя по запаху, с супом из моллюсков. Достоинство «Астор Хаус» состояло еще и в том, что вы, находясь в какой-то его точке и возжелав чего-то – неважно, ночью или днем – непременно это получите. Подозреваю, что подобные услуги стоят целую кучу звенелок, но возможности проверить это у меня нет и не было. Как только Гейтс двинулся к бару, брат резко опустил газету. – Черт побери, Гейтс! Вот удача! Как раз тот, кого мы ищем. Ратерфорд Гейтс расплылся в улыбке и направился к нам. При ближайшем рассмотрении оказалось, что козлиная бородка у него напомажена, а карие глаза так и лучатся здоровьем и добродушием. Подавая руку брату, он заложил большой палец левой руки за подтяжки. Туда же отправился и большой палец правой, после того как они с Валом обменялись рукопожатием. Почему каждый политик на земле копирует и повторяет этот манерный жест, ума не приложу и, видно, буду сгорать от любопытства до конца своих дней. – Капитан Уайлд! Вот приятная неожиданность. Бог ты мой, мы же не виделись с прошлогодних выборов. А это… – Мой брат Тимоти. Как вы уже догадались, тоже полицейский. – Рад познакомиться, – сказал я. – Взаимно, мистер Уайлд. Всегда приятно встретить союзника. Насколько я понял, увидев вас вместе, вы, как и брат, тоже один из моих голосующих. Я ограничился кивком. В жизни ни разу ни за кого не голосовал. – Так вы сказали, я вам нужен, капитан? – Гейтс уселся в кресло рядом с нашей кушеткой, величественным жестом дав понять, что мы тоже можем сидеть, точно мы с Валом находились на приеме у особы королевских кровей или же у владельца этого роскошного отеля. – Надо ускорить подготовку к весенним выборам. Тогда, уверен, будем видеться чаще. Нельзя допустить, чтобы повторился восемьсот тридцать восьмой. Вал потер пальцем переносицу, словно демонстрируя огорчение. – Не напоминайте мне о том годе. Всякий раз напрочь отбивает аппетит. – А что случилось в восемьсот тридцать восьмом? Вал пребольно наступил мне носком ботинка на ногу. – Я в тот год сильно болел, – пробормотал я. – Скарлатиной. – Да, тогда мы едва его не потеряли, – заметил Вал. – Пришлось отправить долечиваться в Саванну. Он был так слаб и беспомощен, прямо как младенец. Так до конца и не оправился. У тебя ведь до сих пор эти приступы, верно, Тим? – Ага, приступы, – я гневно покосился на него. – Да, бывает. Время от времени. – От души сочувствую. – Гейтс широко и приветливо улыбнулся мне. – Так вот, в тысяча восемьсот тридцать восьмом виги тайно от всех привезли из Филадельфии несколько сот человек, расселили их здесь по пансионам и заплатили – за то, чтобы голосовали против нас. И все у них прекрасно сработало. Ублюдки! – Но это же омерзительно, – искреннее возмутился я. – Знаю. Как это я сам раньше не додумался? – сокрушенно заметил Вал. – Звенелок у нас было под завязку. Могли позволить себе собственных филадельфийцев. Просто опозорились. – Не стоит винить себя, капитан, – принялся утешать его Гейтс. – К счастью, мы и сейчас неплохо обеспечены. Материально. Как раз сегодня встречаюсь с главным нашим спонсором. Так что боюсь, джентльмены, не смогу уделить вам больше пяти минут. – Тогда излагаю суть истории. – Вал всем телом подался вперед, уперся локтями в колени, сложил ладони вместе. – Вчера в проулке неподалеку от реки нашли какую-то курицу. Задушена насмерть. Мерзкая работа. – Ужас какой… – Гейтс достал из кармана жилета серебряный портсигар и протянул нам, решил угостить французскими сигаретами. Руки не дрожат, в глазах сдержанный интерес, губы тоже ничем не выдают волнения. Я отказался, Вал с удовольствием взял одну. – Ну, и мы тут копнули малость. И самое худшее, сенатор, заключается вот в чем. У меня есть все причины полагать, что вы знакомы с жертвой. Цветная, но совсем светлая, около тридцати, бене такая дамочка, нет, правда, просто красотка. Не припоминаете? Гейтс побледнел. Сигарета в его пальцах повисла незажженной. Я так и впился в него взглядом, выискивал мельчайшую деталь – следил за каждым движением губ, за легким подрагиванием кожи у висков. На шее взбухла и пульсировала жила, он сглотнул слюну. – Но не хотите же вы сказать… что это моя домработница Люси Райт? «Домработница. Бог ты мой», – подумал я. – Вполне возможно, что и она, – ровным тоном произнес Вал. – Сегодня утром мы установили ее личность. – О, боже, – протянул он. – О, господи… о, Люси!.. Сейчас он походил на человека, которому резким ударом сломали позвоночник. И боль с ужасающей быстротой распространялась по всему телу. Руки у Гейтса дрожали. Он беспомощно смотрел на них, точно они принадлежали какому-то другому созданию. – Когда вы видели ее в последний раз? – спросил Вал. Гейтс резко опустил голову, закрыл глаза. – Не видел ее с тех пор, как вернулся из Олбани. Помню, еще подумал: наверняка нашла себе новое пристанище. И в голову не приходило, что с ней могло случиться что-то плохое. – Продолжайте, сенатор, – сказал Вал, когда наш собеседник, судя по всему, утратил дар речи. Мне никогда не нравилось наблюдать за людьми в удрученном состоянии, а этот человек, похоже, просто распадался на куски. Тоже своего рода доказательство. А потому я решил воспользоваться ситуацией и спросил: – Происходили последнее время какие-либо изменения в домашнем укладе? Гейтс приоткрыл глаза. – Примерно с месяц назад она нашла работу в цветочном магазине. «У Тимпсона», это неподалеку от моего дома. Ну и, разумеется, я поздравил ее и разрешил остаться у себя в доме до тех пор, пока не подыщет себе новое жилище, где-нибудь в пансионе или в съемных комнатах. Бедняжка Люси. А вы уверены, что это она? – Да. И вы говорите, что Люси служила у вас домработницей? – Верно, но потом она нашла себе работу в цветочном магазине, которая ей больше по вкусу… О, господи! Вы непременно должны найти чудовище, которое сотворило с ней такое, слышите, капитан? Должны найти его немедленно! Сердце у меня билось как бешеное. Чарльз Адамс спас Люси Райт от банды похитителей и позже женился на ней. У Ратерфорда Гейтса была служанка по имени Люси Райт, которая сменила работу, устроилась в цветочный магазин. Что-то здесь явно не сходилось – такого рода ложь словно впивается в тебя острыми зубами и оставляет кровоточащую рану. Валентайн достал свой маленький блокнот. Вообще-то память у него прекрасная, и записывать что-либо нет нужды, но думаю, он делал это для пущего эффекта. – Итак, Люси Райт. Незамужняя? – Вдова. С ребенком. – Где проживала прежде? – Она родом из Олбани. – И как долго мисс Райт приглядывала за вашей норой? – Полных два года. Я очень хорошо к ней относился. – Похоже, она была того рода девушкой, хорошо относиться к которой мужчине просто и приятно. – Вал плотоядно улыбнулся, чиркнул спичкой о ноготь и закурил сигарету. Потом подался вперед и сделал то же самое для Гейтса. Бедняге явно надо было затянуться. – Да, Люси была очень хороша собой, – осторожно заметил тот. Он был по-прежнему очень бледен. – И если вы полагаете, что мои взаимоотношения с ней носили предосудительный… – О, ничего такого я не предполагаю, – со свойственным ему коварством заметил Вал. – Но только не говорите мне, что, имея под носом такую милашку на протяжении целых двух лет, вы ни разу не пытались оседлать ее в постели. Мне всегда претили подобные выражения Вала, но здесь достаточно было непристойного тона, чтобы бледный до того Гейтс так и залился краской. – Вы в чем-то обвиняете меня, капитан? Брат приложил руку к груди, сама невинность.