Секунд десять я размышлял о том, стоит ли отнестись к этим предупреждениям Писта со всей серьезностью, или просто посмеяться над ними. К определенному мнению не пришел и засунул письмо в тот же карман, где уже лежало послание Мэтселла. Смена Писта начиналась в десять, и я решил перехватить его где-нибудь на полдороге к участку, на Чемберс-стрит. А затем вышел из Гробниц. Стоило высунуться из-за укрытия толстых гранитных стен, как холодный ветер ударил в лицо. Он с пронзительным и даже каким-то зловещим свистом продувал все улицы насквозь. Я двинулся по Леонард-стрит к Сентер, остановился пропустить конку. Вагоны битком набиты пассажирами, лошади пытались стряхнуть снег со спутанных грив и продолжали тянуть этот поезд на север. Я начал поиски неподалеку от моего жилья, в самом зловещем эпицентре, сфере, на которую распространялись полномочия Шестого участка. Дважды прошел по маршруту Малквина, сначала в одном направлении, потом – в обратном. Дважды вдыхал зловонье Парадиз-сквер – этого сердца Пяти Углов, вымощенного экскрементами самых разных существ и населенного тенями бывших эмигрантов и чернокожими. Под стенами старой пивоварни распростерлось на камнях тело; поначалу я принял его за мертвеца, но, подойдя поближе, понял, что человек страдал от недоедания и находился в алкогольном ступоре. То был парнишка лет восемнадцати, мулат. Если повезет, он выживет и прямо с утра отправится в ломбард, заложив там свои башмаки, чтобы снова глотнуть спиртного. Если не повезет, его зароют в землю на следующий день – не одного его ждала та же судьба. Тонкая рубашка и синие брюки из хлопковой ткани, под мышкой он сжимал бутылку рома. Так недолго и умом тронуться, напомнил себе я и продолжил путь. С нарастающим отчаянием я начал обходить салуны. Малквин утверждал, что не пьет, но это еще ничего не означало. Бармены – это столпы общества, и мне вдруг страшно захотелось снова вернуться к этой работе. Никакой ответственности – разливаешь себе виски и держишь ухо востро. Многие хозяева салунов, с которыми удалось поговорить, знали Малквина, но лишь зайдя в продолговатое с низкими потолками помещение, где парнишка ирландец усердно отскребал пятна от бутылок и стаканов на столиках, удалось наконец узнать что-то полезное. – Тогда вам стоит заглянуть к «Дядюшке Неду». Это на Орандж, к югу от Байярд, – парнишка сплюнул на пол. – Малквин там, точно вам говорю. А может, даже занят своим прямым делом, ну, вы меня понимаете. Я не совсем понимал. Но кое-какие подозрения зародились. Некоторые из новичков-полицейских проводили часы, стирая плитки тротуара чуть ли не до основания. Терпеливо ждали момента нарваться на неприятности. Некоторые из новичков специально ищут приключений на свою задницу, собирают плату у нелицензированных торговцев спиртным, у хозяек борделей и у разного рода мошенников. Словом – у любого, кто занимается незаконной деятельностью и предпочитает раскошелиться, нежели быть арестованным. И полицейские отсиживаются в тени, пока не представится случай, а затем пытаются разоблачить преступные замыслы при полном и прискорбном отсутствии мастерства и умения. Я полагал, что у Малквина была какая-то своя система. И что он в ней, должно быть, изрядно поднаторел. С виду заведение «У дядюшки Неда» казалось совсем непрезентабельным. Вполне типичное для Пяти Углов. Четыре стертые ступеньки вели к двери с облупившейся зеленой краской. Стены самого здания были наспех сколочены из досок разной толщины и цвета. Кругом беспорядочно разбросаны огрызки от кукурузных початков – настоящий рай для бродячих свиней. Скорлупа от арахиса, пепел, следы мочи – все, что обычно оказывается на улице, смешивалось со свежим, только что выпавшим снегом, превращая его в мусорную кашу. Внутри, однако, наблюдалась совсем другая картина. В камине ярко пылал огонь. На небольшом возвышении цветной скрипач – рубашка насквозь промокла от пота, медного цвета лоб усеян мелкими его капельками – бешено наяривал джигу, точно его обучали этому в самой преисподней. Завораживающее зрелище. Потолок и стены блестели свежей побелкой, а над посыпанным опилками танцполом висела огромная люстра из сварного железа, утыканная десятками горящих свечей. Что касается самих танцоров, то мне просто не хватало слов, чтобы описать атмосферу, которую они создавали – то была смесь какого-то яростного отчаяния и радости. Одинокий британский морской волк в униформе и с походкой вразвалку пытался изобразить ирландский свадебный танец. И дико хохотал, когда падал на пол. Примерно с дюжину настоящих ирландцев, рыжеволосых и брюнетов, бешено вертелись в танце, как дервиши. Кружились, как волчки, одетые кто во что попало, отмечая окончание изнурительного рабочего дня не менее изнурительной пляской. Вскоре я понял, что является основным источником дохода для этого заведения – на противоположной от входа стене выстроились на полках бесчисленные бутылки с выпивкой. У бара толпились здоровенные парни с Бауэри[29]бандитской наружности и пожарные в ярко-красных одеяниях, щеки раскраснелись от спиртного и пения. Мимо, мотая головой с мелкими косичками, проскочил чернокожий паренек с кружкой пива, от которого попахивало сосновой хвоей. Настоящее смешение всех рас и цветов кожи; я заметил даже одного индейца в длинном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, поверх штанов из оленьей шкуры. Большинство посетителей отчаянно отплясывали под рваный ритм джиги, демонстрируя татуированные ноги. Остальные наблюдали, завороженные этим зрелищем. И лишь один посетитель был выше всего этого. Малквин оказался здесь не единственным полицейским. Он сидел на отдельной дубовой скамье в окружении двух своих помощников патрульных, людей, с которыми я обычно обменивался приветственными кивками, заметив приколотые к лацканам пиджаков медные звезды. Там и восседал Малквин – с сигарой в зубах и стаканом минеральной воды у локтя. Как бы демонстрируя тем самым, что он не пьянствовать сюда пришел. Прямо перед ним стояла цветная девушка лет семнадцати-восемнадцати, стояла, скосив глаза на свою руку. Пальцы Малквина медленно ползли по ней вверх, в то время как другой рукой он придерживал ее за вялое запястье. Сам этот жест говорил о его праве на эту собственность, об угрозе, скрытой за вожделением. Большинство присутствующих старательно отводили взгляды от этой скамьи, а если и поглядывали, то бегло и с испугом; так смотрят на язвы сифилитика. Эта картина сразу рассказала мне все – ясно и четко, точно статья, напечатанная в «Геральд». Малквин использовал свое служебное положение, чтобы затаскивать в постель девчонок с Пяти Углов. И следующей моей мыслью было… признаю – совсем не продуманной и не осторожной. Она сразу вселила в меня решимость и стремление действовать незамедлительно, что было мне свойственно при осуществлении почти всех своих планов. Я должен ему помешать. Я этого не допущу. Глава 14 Разумеется, негры составляют большую и довольно сплоченную часть населения Углов, поскольку переносят жестокость и угнетение лучше белых (наверное, просто потому, что давно свыклись с этим!) и проявляют больше последовательности и силы характера в этой атмосфере всеобщей мерзости и деградации. Джордж. Дж. Фостер. «Нью-Йорк в газовом свете: Здесь и там проблески солнца», 1850 – Но я не ношу с собой бумаг, сэр, – говорила темнокожая девушка офицеру полиции, который похлопывал и поглаживал ее по руке, точно телку. На ней было оранжевое платье для танцев из дешевого китайского хлопка, густые черные волосы подхвачены широкой пурпурной лентой. Голос высокий, акцент ярко выраженный южный – откуда-то из Джорджии или других мест поблизости. Она не из Нью-Йорка, это ясно. Но и беглой рабыней тоже не является. Я никогда не понимал инстинктов, которые управляют такими людьми, как Малквин. Стремления разодрать что-либо прекрасное в клочья, одержать победу с помощью присущей только ему грубой чисто физической силы. Уничтожить то, что некогда было единым целым. Порой я считаю подобное поведение совершенно бессмысленным. Зверской и ничем не оправданной жестокостью, как вырезанная на коже Люси цитата из Библии. А порой мне вдруг начинает казаться, что и мною двигало столь же извращенное желание, подвигнувшее меня вырезать на стволе вяза у руин нашего сгоревшего дома в Гринвич Виллидж следующие слова: «ГЕНРИ УАЙЛД, САРА УАЙЛД, ВАЛЕНТАЙН УАЙЛД, ТИМОТИ УАЙЛД». Таким образом, я как бы застолбил за собой этот участок во времени и пространстве. Выплакал свое горе. Помню, с какой злобой я втыкал перочинный ножик в дерево, словно оно было повинно в моем несчастье. Так что тяга к бессмысленному разрушению носит или чисто животный, или же сугубо человеческий характер. Но в тот момент я об этом не задумывался. – Никогда не ношу с собой бумаги об освобождении, – девушка нервно переминалась с ноги на ногу. Видно, решала, стоит ли позволять Малквину и дальше держать ее за руку или резко вырваться и пуститься наутек. – Ну, разве когда из города уезжаю, потому как на дорогах стрёмно. Вы уж поверьте мне. – Я, пожалуй, поверю, что у тебя есть настоящие документы об освобождении. – Самодовольная улыбка не сходила с губ Малквина, кончики оттопыренных заостренных ушей порозовели, на них падали отблески огня. Он походил на большого рыжего кота, который гордо возлежит перед камином. – Но вот голос выдает тебя, дорогая. Говоришь не по-нашему. Нижняя губа у нее задрожала. – Когда два года назад папа купил себе свободу у Гринов, они продали ему меня за полцены. Всего за две сотни. Они всегда к нему хорошо относились. Пожалуйста, отпустите меня. Бумаги дома. – Может, тогда мы решим эту проблему по-быстрому? Встретимся в тихом местечке и все порешаем к обоюдному удовольствию? – Прекрати ее лапать, – сказал я. Улыбка на губах Малквина тотчас увяла. Несколько танцующих остановились. И те цветные, кто прежде не смотрел на скамью, теперь отворачивались от нее еще старательнее. Скрипач продолжал наигрывать мелодию, смешно дергая локтем, точно фигурка на крышке музыкальной шкатулки. – А, мистер Уайлд, – протянул Малквин, но руку девушки так и не отпустил. – С чего это я должен вас слушаться? – С того, что я так сказал. Слышишь? Двое других полицейских хищно переглянулись. Имен их я не знал. Но один был мал ростом и толст, почти инфантилен, и, судя по всему, из местных. Вторым оказался черноволосый ирландец с неестественно бледной кожей, холодным мрачным взглядом и кулаками размером с мою голову каждый. – Да, само собой, слышал, – бросил Малквин и с силой отбросил ее руку – так, что она отшатнулась с испуганным вскриком. Скрипач опустил смычок. Танцоры остановились, пытаясь отдышаться. Бледно-зеленые глаза Малквина смерили меня с головы до пят. – Может, скажете, мистер Уайлд, какого хрена вы тут из себя строите? – Мне нужно задать вам несколько вопросов. – А если я не в настроении отвечать на них? Я призадумался, затем сказал девушке: – Вали отсюда. Беги! Она тут же бросилась наутек и скрылась за дверью. Начало положено неплохое, но радоваться рано. – Ну вот, теперь вас ничто не отвлекает, – заметил я. Что, черт возьми, ты делаешь – такая промелькнула мысль. Но отступать я не намеревался. Малквин встал. Его спутники – тоже. Первый, похожий на жирного розового младенца, был готов плюнуть мне в лицо, а черноволосый ирландец хищно примеривался, как бы половчей вцепиться мне в горло с набухшими венами. – Как думаешь, эти бродячие свиньи на улице здорово проголодались? – спросил ирландец своего соотечественника. – Да они всегда голодные, – ответил Малквин. Бармен, на которого я вопросительно покосился, был цветным, за сорок; короткие седые кудряшки на голове напоминали вязаную шапочку. Глаза его сверкали, между бровей залегла гневная морщинка. Я посмотрел уже прямо ему в лицо, и он кивнул. И теперь, после того, как перед глазами у меня пронесся образ Грейс, служанки из дома Миллингтонов, которая ни за что не хотела выдавать мне безымянного чернокожего птенчика-трубочиста, все, что происходило здесь, обрело больше смысла. Стало ясно, откуда на пальцах у Малквина эти золотые кольца, откуда золотая цепочка, а также – я только сейчас заметил, но, может, то было недавнее приобретение – булавка для галстука с маленьким бриллиантом. – Так ты постоянно играешь в эти игры, верно? Малквин поджал губы. – Ты заодно с Варкером и Коулзом, – сделал я вывод. – Ну, конечно же! Господи, как просто! – Ни с кем я не заодно, – злобно выплюнул Малквин, – хотя да, наши пути довольно часто пересекались. Варкер и Коулз присматривают за тем, чтобы беглые рабы возвращались к своим хозяевам. Но подвергать беглецов судебному преследованию – это уже не игра, не так ли? – Беглецов, боже ты мой! И какова твоя доля, когда ты передаешь им в руки предполагаемого раба? – Они предполагаемые рабы, при виде которых писаются от умиления эти обожатели негров, жалкие аболиционисты, просиживающие свои задницы в Гробницах вместо того, чтобы заняться делом. Для меня они – украденная собственность. А я – человек на службе закона, вот и всё. Я быстро прикинул в уме, какую выгоду можно извлечь из этого предприятия. Отнимать денежку у зазевавшихся торговцев и любителей подпольных азартных игр – на этом много не заработаешь. Эти доходы не идут ни в какое сравнение с суммами, которые всякий раз получает Малквин со товарищи за сдачу предполагаемого беглого раба. Интересно, подумал я, сколько еще полицейских занимаются тем же бизнесом, и мне стало плохо. – В объявлениях по розыску беглых в газетах обычно указывается вознаграждение, от двадцати до шестидесяти долларов, – задумчиво протянул я. – Вполне приличные суммы. Но если ловишь человека, затем просто отправляешь его на юг и продаешь там – почем нынче идет на рынке здоровый чернокожий мужчина? Думаю, не меньше, чем за шесть сотен на открытом аукционе. Четыре сотни за женщину? Может, даже больше, если она хорошенькая? Даже если Варкер отстегивает вам всего десять процентов, сумма получается будь здоров. – О чем толкует этот щенок, а, Малквин? – полюбопытствовал полицейский с круглым детским личиком. – Черт, понятия не имею. И мне плевать. Я раздразнил быка. Ноздри у Малквина раздувались, как кузнечные мехи. Танцоры отошли в сторонку, из угла, где толпились парни с Бауэри, доносились смешки. Видно, поспорили с пожарными и делали ставки на то, как скоро меня прикончат. – Хотел спросить, от кого на днях поступила анонимная информация о том, что в доме Вала творится что-то неладное. В Восьмое отделение. Квартира брата находится примерно в миле от твоего обычного маршрута. Кто направил тебя туда? Малквин молчал и просто улыбался. Это меня взбесило.