– Что, сильно изменилась? – ухмыльнулась Вероника. – Нет, совсем нет, – слукавила я. Судя по дате выпуска журнала, фото было сделано ровно двадцать лет назад. Однако женщина была вполне узнаваема. – Мне тут шестнадцать. Агенты пророчили мне большое будущее, модельный бизнес был тогда в самом расцвете. На следующий день после выхода журнала я узнала, что беременна. – Милой? – догадалась я. – Да. – Она снова сделала большой глоток и вышла на балкон, оставив дверь открытой. Облокотилась на кованые перила, прикурила и продолжила, затянувшись: – Милка не любила, когда я в ее комнате курила. Хотя вообще-то это моя комната. Я тут выросла. На чем я остановилась? Ах да, ну пришлось рожать. Еще пара фотосессий, и все, гудбай, Америка, Европа и вся моя модельная карьера. Я этой дуре говорила: иди в модели, ведь все при ней. Были бы быстрые деньги, связи. Как бы не так! Портфолио сделала из-под палки, вон над кроватью снимок как раз, и все на этом. Уперлась: анестезиологом она, видите ли, хочет стать… – А почему вы решили сохранить беременность? – осторожно поинтересовалась я. – По здоровью? – Какое там здоровье, смеетесь? Разве оно от беременности прибавляется? Дети у вас есть? – резко переключилась она. – Нет, – я покачала головой. – И не надо, – отрезала Вероника. – Вот так растишь их, а они раз – и все. – И все же, – настаивала я. – Почему не пошли на прерывание, раз были многообещающие перспективы в качестве модели? – Отцу хотела насолить. – Она снова рассмеялась, потушила сигарету и вернулась в комнату на свое место. Вылила остатки вина в стакан и быстро его осушила. – Внук, рожденный несовершеннолетней дочерью, никак не вписывался в концепцию его мира. – Получилось? – мягко поинтересовалась я. – Если бы, он помер за неделю до родов… – Что случилось? – Старость случилась. Он старше матери на тридцать лет был. На следующий день после восемьдесят третьего дня рождения и помер. Накидался сверх меры на празднике, вот и последствия. Знать бы, что так все получится, лучше бы аборт сделала. Глядишь, жила бы сейчас где-нибудь в Милане. – Вероника потянулась было за бутылкой, но вовремя вспомнила, что та уже пуста. – А мама? – Мамы не стало, когда мне было семь. Покончила с собой. – Были причины? – Были, должно быть. – Женщина посмотрела мне прямо в глаза. – Вам же еще нет тридцати? – Нет, – улыбнулась я. – А она моя ровесница была. Я себя с мужиком за шестьдесят пять ну никак представить не могу. Видать, и ей не очень было. – Я сейчас вернусь. – Вероника снова вышла и через пару минут действительно вернулась с бутылкой красного и чистым стаканом. – Выпейте со мной, как вас там? – Татьяна. – Вот, за упокой Милкиной души. Да и родителей моих – Валентины и Павла. – Женщина протянула мне стакан – я не стала возражать, и она щедро наполнила его вином. Я поняла, что она настроена выговориться, и решила этим воспользоваться. К тому же, как только мне исполнилось одиннадцать, отец начал обучать меня, как пить и не пьянеть. В теории, разумеется. – Молодой человек у Милы был? – Учеба у нее была, вот и все интересы. – А подруги? – Подруги были, как же. Ленка вон, этажом выше живет. – Вероника посмотрела наверх. – Двадцать три бабе, а все с моей с малолетства носится. – В колледже Мила с кем общалась? – Почем мне знать? – удивилась женщина. – В колледже и спросите. – Вероника, ничего странного в поведении или окружении дочери вы последнее время не замечали? – Что у меня, своих дел нет? – ответила вопросом на вопрос собеседница. – Вы сказали, что ваш сын живет с отцом. Мила не изъявляла желания последовать примеру брата? – Нет, у нее отца и не было никогда. Я в шестнадцать лет залетела. Вокруг меня тогда кто только не вился. Родила Милку, и все, жизнь коту под хвост, считай. Пока она в школу не пошла. Я же одна с ней тут. – Она огляделась. – Ну а потом встретила отца Мартына, Игоря. Только недолго музыка играла. Три года мы прожили вместе в его доме, а потом все: прости-прощай, выгнал нас с Милкой, а Мартюшу отобрал. – Вы не пытались его вернуть? – Знаете, какие у него связи? – усмехнулась Вероника. – А я что – ни работы, ни образования. Да и привычки вредные имеются. Это было понятно и без ее слов. Неудивительно, что мужчина долго не выдержал. Я попросила его контакты и поспешила покинуть квартиру. Уже на пороге обернулась и спросила женщину: – Как думаете, от чего она умерла? – Пусть патологоанатом разбирается, или как его, – развела та руками, а я подумала: «Он бы рад, найти бы тело». Когда входная дверь за мной закрылась, я поспешила не вниз, а вверх по лестнице. На следующей площадке я позвонила сначала в одну квартиру, затем во вторую. Повезло мне только на третий раз. Дверь открыла женщина лет семидесяти, в элегантном домашнем платье, прическа подвязана бантом, губы ярко накрашены. – Добрый день, – удивленно произнесла она, глядя на меня. – Я ищу Елену, девушку двадцати трех лет. – Парамонову? – Да, – поспешила я согласиться, хотя фамилию соседки Милы, разумеется, не знала. – Подруга? – спросила женщина, подозрительно оглядывая меня с головы до ног. – Не совсем. – Я протянула удостоверение, которое та внимательно изучила. Пожалуй, это был первый раз, когда кого-то заинтересовали не сами корочки, а их содержимое. – Инструктор по физической подготовке? – Вскинула брови женщина. – Зачем вам Елена понадобилась? – Хотела поговорить с ней по поводу недавней кончины вашей соседки снизу. – А следователя что, не могли прислать? – резонно заметила собеседница. Вот тут присутствие Селиванова очень бы пригодилось. – Придет следователь, – заверила я. – Готовлюсь к повышению, меня послали лишь договориться о встрече. – Вот здесь Парамоновы живут, – кивнула она на дверь напротив, в которую я безуспешно пыталась дозвониться за пару минут до этого. – Только вряд ли вы их до вечера застанете, на работе все. – Простите, как вас зовут? – Виталина Аркадьевна. – Виталина Аркадьевна, скажите, а не были ли вы знакомы с бабушкой и дедушкой погибшей Людмилы? – Я-то была. В отличие от самой Люськи. – Признаться, в положительном ответе я не сомневалась. В таких домах люди живут десятилетиями. – Можете мне о них рассказать? – Что ж, расскажу, глядишь, помогу вам с повышением, – подмигнула дама и пошире распахнула дверь, чтобы пропустить меня в квартиру. Ее жилище разительно отличалось от квартиры Светловых. Везде царил образцовый порядок: люстры блестели, скатерти были накрахмалены, из кухни приятно пахло выпечкой. Мы устроились в просторной гостиной у окна. Виталина Аркадьевна поставила на круглый столик две чашки с блюдцами – на вид антикварные – и удалилась в кухню, откуда вскоре принесла изящный чайник чая из того же сервиза. – У вас очень красиво, – произнесла я, разглядывая картины на стенах. – В отличие от Веронички-то, конечно, – усмехнулась та. – Стараюсь, пока силы есть. Да и у Светловых хорошо было, пока Валюша с Павлом были живы. Что бы вы хотели о них узнать? – В первую очередь что случилось с мамой Вероники? Она действительно покончила с собой? – Что ж, начну издалека, – сказала женщина и сложила руки на коленях. – С Валюшей у нас разница, как у Людмилы с Еленой – четыре года. Как она за Павла вышла замуж и сюда въехала, мы и подружились. Муж мой покойный, летчик, в постоянных командировках. Ее профессор целыми днями в институте. Вот мы и сошлись. Когда Ника родилась, я, бывало, с ней оставалась: своих детей у нас с мужем не случилось, поэтому я была рада иногда примерить на себя роль матери. Только Павел это не очень поощрял. Он считал, что Валентина должна со всем сама управляться: и с огромной квартирой, и с ребенком. – То есть отношения у них были не самые теплые? – Что же, он любил ее очень, только уж больно хотел при себе держать все время: работать запрещал, подруг не жаловал, а уж друзей тем более. Еще бы: тридцать лет разницы, шутка ли. Кто же знал, что он ее на десяток лет переживет? – Расскажите, как именно она умерла? – Примерно за год до смерти она от меня отдалилась. На лестнице поздоровается, но в гости не поднимется. Я-то сама к ним старалась не ходить: Павел этого не любил. Думала, это он ее против меня настроил: не только с подругами, но и с соседями общаться запретил. Ну а в мае день рождения у нее был, я купила букет, торт, пошла поздравить Валю. Она дверь отрыла и уставилась на меня: мол, что за цветы и подарки? – Вы перепутали день? – предположила я. – Нет, я-то все помнила, а вот она забыла. Про свой день рождения забыла, представляете? – вскинула руки Виталина Аркадьевна. – В дом она меня пускать не хотела, но я настояла. Вот тогда я и сообразила, что что-то не ладно. – Почему? – поинтересовалась я. – Павел порядок во всем любил, Валечка всегда старалась его поддерживать. А тут смотрю: обувь в коридоре разбросана, на кухонном столе жирные пятна, посуда в мойке лежит грязная. Не подумайте, не то чтобы она запустила дом, но было видно, что не справляется.