Стар принялась разжевывать мясо из фахиты. Джесс, конечно, не знала всего того, что знала она, и не видела всю ситуацию глазами Стар… Но в ее тоне сейчас ощущалось что-то такое, отчего мясо во рту у девочки вдруг показалось резиновым. Как будто Джесс вела разговор к тому, чего Стар ожидала с самого своего приезда в Пайн-Лейк. Это видно было по тому, как Джесс сидела, выпрямившись, на стуле, как собрались морщинки вокруг ее рта. Джесс кашлянула, прочищая горло, и у Стар от напряжения мгновенно свело ногу. Это уже однажды происходило — и какой же надо было оказаться дурочкой, чтобы надеяться, что на сей раз все будет по-другому! — Я тут подумала, Стар, что, поскольку Бен уже в курсе, кто ты на самом деле, то, может быть, для тебя — вернее, для нас — пришла пора связаться с твоим инспектором из органов опеки. Знаешь, я тут могу тебе каким-то образом помочь. Уверена, что мы найдем для тебя достойную семью. Стар стало нечем дышать. Она вынуждена будет покинуть Пайн-Лейк? При мысли, что ей опять придется ночевать под скамейкой, внутри у нее все перевернулось. Жизнь в доме Люси словно счистила с нее верхние, огрубевшие слои, сделав девочку нежной и ранимой. Глаза зажгло от слез, и Стар почувствовала, как из груди готово вырваться рыдание. Но тут она вспомнила, с какой настойчивостью Шанс указывал ей на Бена, и душу ей захлестнуло потоком оптимизма. Быть может — просто может ли такое быть, — что если ей хватит смелости сказать об этом вслух, то она сумеет обрести то, чего так желает? Стар вдохнула поглубже, подняла глаза на Джесс: — Здесь все вокруг считают Люси ведьмой. Быть может, если она меня удочерит, то я стану «маленькой ведьмой Пайн-Лейка»? — Трясущиеся от волнения пальцы она подсунула под ноги, но коленка продолжала нервно подскакивать под столом. — Ох, Стар… — едва слышно выдохнула Джесс. Ее глаза заблестели от слез, и Стар вынуждена была отвести взгляд. — Вряд ли государство станет рассматривать эту возможность… Люси для этого уже слишком стара. Возможность стремительно ускользала из ее рук, Стар не могла это не чувствовать. Это был ее шанс. И как бы ни унизительно было о том просить, но если она сейчас этого не сделает, то будет сожалеть всю оставшуюся жизнь. И Джесс, возможно, будет испытывать потом те же чувства. — А ты? — напряженным шепотом произнесла Стар. Джесс широко распахнула глаза, открывая и закрывая рот, точно хватающая воздух рыба. Однако не издала ни звука, не обронила ни единого слова. Впрочем, ей и не надо было уже ничего говорить. Стар выскочила из-за стола, бросив недоеденную фахиту. В животе у нее возникло подсасывающее состояние невесомости, но она изо всех сил постаралась заглушить это ощущение и, высоко вскинув подбородок, стремительно выбежала из кухни, оставив там Джесс с ее беспомощным рыбьим лицом. Глава 43. Джесс Она долго сидела, разглядывая свои руки. Кисти у нее были скорее маленькие, но со слегка вытянутыми пальцами, которые уж точно нельзя было назвать короткими. Она разглядывала тонкие морщинки на костяшках, потрескавшиеся кончики пальцев рядом с короткими ненакрашенными ногтями, глубокие бороздки в сухой коже ладоней. Потом резко сжала руки в кулаки и стукнула по столу. Она смалодушничала, струсила. Оказалась такой же сухой и потрескавшейся, как и ее руки. Как она могла так сидеть, не ответив ни слова на вопрос Стар, который — Джесс это знала точно — потребовал от девочки всей ее храбрости, до последней капли! Прижав ладони к глазам, Джесс уронила голову на стол. На нее нахлынуло воспоминание об одном из последних вечеров, проведенных вместе с Шансом. Джесс крепко придерживала краешек продолговато-изогнутого сиденья велосипеда, что она подарила сыну на Рождество. День был по-зимнему прохладным, но легкий ветерок уже вовсю напоминал о весне. Они остановились под единственной парой деревьев, росших перед «Ланкастером». Тонкие их ветки упрямо удерживали жалкую горсть сухих бурых листьев. По растрескавшемуся тротуару перед их пятиэтажкой ездить было трудно, однако это был первый теплый день после Рождества, и Шанс решительно настроился осваивать велосипед. Сын балансировал на нем, поставив ноги на педали, и его транспорт отчаянно колебался под ее рукой. — Готов? — спросила она. Мальчик коротко кивнул, и они тронулись с места. Джесс несколько шагов пробежала рядом с ним, придерживая рукой сиденье. Велосипед дергался и дребезжал по неровному тротуару. Они с сыном радостно смеялись. — Скажи мне, когда отпускать… — У меня получается, мама! Она отпустила сиденье, и несколько футов он проехал самостоятельно, уверенно нажимая своими маленькими ножками на педали, пока наконец передняя часть велосипеда не заметалась из стороны в сторону. — Опусти ногу! — крикнула она, и, сделав это, мальчик уверенно остановился. Шанс опустил велосипед на землю и повернулся к ней, счастливо смеясь: — Видела, как я? Она подхватила его на руки, и он ногами обвил ее за талию. — Видела. Ты у меня настоящий велогонщик! А потом, отдыхая под изогнутым, веретеновидным стволом одного из деревьев, Джесс приобняла его за маленькие плечики, прижав к груди его светло-каштановую голову. Она припала губами к его кудрям, глубоко вдохнула, и ноздри вмиг наполнились чудесным ароматом ее ребенка — сладковатым, слегка мускусным запахом мальчишки, которого еще так много лет отделяют от мужчины. Чья-то рука сжала ее плечо, и Джесс резко вскинула голову. Лицо ее было мокрым от слез. Напротив нее лежали давно остывшие остатки фахиты, и в носу щекотало от острого запаха сальсы, выдержанной при комнатной температуре. За окнами уже опустилась ночь, и в кухне царил полумрак, рассеиваемый разве что тусклой лампочкой над плитой. Люси стояла над ней, и в полутьме игравшая в ее морщинах светотень делала ее щеки как будто вогнутыми, впалыми. — Простите пожалуйста, Люси! — Джесс подскочила на ноги, утерла влажное лицо и посмотрела на часы. У нее аж глаза полезли на лоб: она проспала около двух часов! — Я сейчас же накрою вам ужин. Вы уже получше себя чувствуете? — И да и нет, — отозвалась Люси и принялась кругами ходить по кухне, всякий раз заглядывая в календарь. Из стопки газет у телефона она взяла кроссворд, прищурилась, читая вопрос. — Проблема в том, что все это слишком близко. Я плохо вижу, когда все так близко. Джесс согрела и поставила на стол полную тарелку фахиты, подала Люси ее очки. — Вот, садитесь и ешьте. После ланча уже так много времени прошло. Люси опустилась на стул, скрипнув его ножкой по полу. Нацепила на нос очки и прочитала: — Одиннадцать букв: «Укоренившаяся пагубная привычка». Проклятые кроссворды были для Люси, похоже, испытанным способом уходить от разговора. Вздохнув, Джесс положила рядом с тарелкой тканевую салфетку со столовым серебром. — Сделать вам чай со льдом? — Да, милочка. Хм-м… Может, кто-то таким образом заметает следы? — Простите? — не поняла Джесс. Сморщив губы, Люси посмотрела на нее поверх очков. — Давай-ка вот это. Его ты наверняка быстрее отгадаешь. Пять букв… Джесс стала наливать чай, и лед в стакане начал громко трескаться. Порою лучше бывает просто игнорировать тот вопрос, на который не знаешь ответа. Джесс положила в стакан две с горкой чайные ложки сахара, размешала и, вернувшись за стол, подала чай Люси. — Стар рассказала Бену правду, — сообщила она, очень надеясь, что смена темы поможет облегчить их беседу. — В самом деле? — подняла брови Люси. — Да, и я думаю, она правильно сделала. Я знаю, вы любите всячески помогать людям, и вообще то, что вы для нее сделали, поистине замечательно… Но, мне кажется… — Она нервно сглотнула, вспомнив лицо Стар в тот момент, когда она спросила, не может ли Джесс ее удочерить. — Ей нужен дом, Люси. Кончик карандаша в руке старухи уперся ей в щеку, глаза скользнули по кроссворду, изумленно расширились, и Люси вписала что-то в ряд клеточек. — У нее есть дом, — отозвалась она, не отрывая взгляда от газеты. От такого упрямства Люси по шее Джесс разлился жар. — Это не постоянный дом, и вы сами это понимаете. Между тем карандаш завис над другими квадратиками кроссворда, а уголки рта у Люси поникли. — Слово из шести букв. — Она поднесла газету поближе к глазам. — «Часы». — Наконец поверх газеты она встретилась взглядом с Джесс: — Ты знаешь ответ? Джесс потерла пальцами виски. — Мы говорим сейчас о Стар, — напомнила она. — О Стар… — повторила Люси, откидываясь на спинку стула, и постучала по столу заостренным кончиком карандаша. — Я не люблю потерянных концов, — отрывисто, как-то даже деловито заявила она. — И ты это знаешь, как никто другой. И тут в Джесс словно что-то щелкнуло. — Да бог ты мой, Люси! — Чувствуя, как гнев, вскипая в ней, заполоняет все внутри, Джесс вдохнула как можно глубже. — При всем уважении к вам я считаю, что вам пора уже оставить эту идею, будто бы вы некая ясновидящая. В частности, в отношении Стар. Потому что именно эта девочка, — она со стуком опустила на стол плотно сжатый кулак, — больше всех пострадает, когда закончатся эти ваши игры. Все внимание Люси между тем уже сосредоточилось на лежащем перед ней кроссворде. Однако Джесс продолжала с жаром говорить, убеждая себя саму во всем этом не меньше, нежели Люси. — Ей хочется здесь остаться насовсем. Вам это известно? Она считает, что вы можете ее удочерить. — Джесс нервно усмехнулась. — Или я. Она считает, что этот дом, этот город, мы с вами — что это ее новая семья. Вы обещаете ей то, чего она не может от вас получить. И потерянный она конец или нет — но нет ничего более жестокого, чем это! — Последние слова Джесс произнесла уже свистящим шепотом, точно ее речи были гелием, а тело — иссякшим баллоном. И теперь она была полностью опустошена. В последовавшей тишине шуршание грифеля по бумаге прозвучало необычайно громко. Джесс зажмурила глаза, закрыла лицо руками. С тяжелым вздохом она поднялась из-за стола и стала прибираться в кухне. За спиной у нее послышался шорох складываемой газеты.