— Замри, Лен. Замри и не дыши. Не дай ей почувствовать свой страх, — советует вдогонку своей подружке родитель. — Поздно, — насильно увожу жертву к выходу. Впрочем, она и не особо сопротивляется. — Итак, Елена Александровна, — внутренний журналист уже приготовил перо и чернильницу. — Первый и главный вопрос: вы готовите как, прилично? — Вроде бы, — призадумывается та. — Не помню, чтобы жаловались. — Чудесно, просто чудесно. А то мы те ещё троглодиты. А к взрослым падчерицам как относитесь? — Очень даже положительно, — мадам едва сдерживает смех. Это мне нравится. Не надо нам скучных бук. Хотя может она просто того, с прибабахом? Вот и смеётся постоянно? — Арина, не наседай! — бурчит за спиной негодующий папенька, идущий с Чернышевским следом за нами. На это лишь отмахиваюсь. Не-не, я ещё не закончила. — А к вредным привычкам как относитесь? Он у меня любит пивко вечерком попить, залипая на реалити-шоу. Ну эти, дурацкие, где повара постоянно лаятся. — Да чего уж греха таить, — признаётся коллега. — Я и сама могу порой бокал вина пригубить по настроению. Пьющая значит. Хм. Алкоголичка в доме — горе в семье. Не очень хорошо, но если дело ограничивается всего одним бокалом, то сгодится. — Окей. Последний вопрос: замужем? Дети есть? По внешнему виду она точно младше отца, но не скажу, что прям сильно. — Была. Детей нет. Нет? Почему? Так. Тоже ставим на полях мысленный вопросик. — Что ж, так даже лучше. Значит, квартиру делить не придётся, когда вы оба того… ну вы поняли. — Арина Дмитриевна. Следите за языком, пока карманные расходы не урезал! — всё комментируют где-то на галёрке. — Видели, с кем мне приходится жить? — многозначительно поигрываю бровями, поглядывая на Елену Александровну. — Мало того, что жмот, так ещё и шантажист. — Арина, по кому-то явно ремень плачет! — Так, опять пустые угрозы в ход пошли. По всей видимости, вынуждена вас оставить, — приседаю в недоделанном реверансе. — Рада была знакомству. Заходите в гости. Желательно со своей едой! Ааа, девочек бить нельзя! Мне ещё детей рожать! — с воплями спасаюсь бегством от замахнувшегося для "липового" поджопника родителя и, схватив вслух ржущего Вадика, утаскиваю его в противоположную сторону от "сладкой парочки". — Дома поговорим! — кричат мне вслед, но я-то знаю отца и его интонации. Он ведь нисколько не злится, а бухтит так, для проформы. Типа, марку держит. — И я тебя люблю! — сама едва сдерживаю смех. Удачно поймав зелёный светофор на перекрёстке, прыткими зайчиками ускакиваем с Чернышевским на другую сторону улицы и дальше уже идём в привычном режиме, смахивая сладкие капли с расплескавшихся напитков. — Вот такой вот цирк, — неоднозначно пожимаю плечами, как бы говоря: родителей не выбирают. — Поэтому я гостей к себе и не приглашаю. — У вас высокие отношения. — Выше строительных лесов. Не, я серьёзно. Он мой лучший друг. И у нас с ним нет секретов. От того удивительнее, что я про эту коллегу ни разу и не слышала. Я, значит, ему всё вдоль и поперёк выкладываю, а он… Никакой совести у человека. — Может, он просто не хотел форсировать события? — Или меня прятал. А то ещё не оценит Елена Александровна дополнительный чемодан со сломанными колёсиками в нагрузку к разведённому холостяку. — Ну не знаю, я бы оценил. Упс. Снова меня смущают. Блин. По ходу я катастрофически не предназначена для комплиментов. У меня от них вместо умиления ступор наступает. Уходим в сторону сквера, где вокруг большой многоэтажной клумбы кто-то из гениев домоуправления раскидал невпопад лавочки. Реально никакой системы, это ж надо было так придумать. А с мусорками вовсе беда. Находим одну единственную и ту переполненную, но кое-как запихиваем опустевшие стаканчики. — Можно вопрос? — спрашивает Вадик, когда мы поднимаемся по бетонной лестнице в горку. Нашёл время. Я тут уже тихонько выплёвываю лёгкие, а дыхалку и вовсе ступени на сороковой где-то оставила. Зато он даже не запыхается. Притормаживаю, упирая руку в покалывающий бок. И вот какой толк от йоги, а? Лучше бы с Ритой в бассейн записались. — Если ты про бредни папы, так ты не слушай, — передохнув, отвечаю уже почти не запыхаясь. — Он зимой без шапки ходит, вот мозги и сдуло. Чушь всякую несёт. — Да нет. Я не об этом. О. — А о чём? — Хотел узнать… — Чернышевский спускается на пару ступеней обратно вниз, чтобы мы оказались на одном уровне. — Ай, ладно. Не столь важно. — В смысле, не столь важно? Нет уж, давай заканчивай мысль. Нельзя дразнить моё любопытство. — Да я лучше сделаю. — Что сделаешь? В детали решают не вдаваться. Вместо этого его губы без предупреждения накрывают мои… Глава 12. Позвони мне, позвони В грудной клетке зарождается такой трепетный волнительный мандраж, что аж ноги подкашиваются. Вадик не напирает, но некоторая настойчивость от него исходит, и именно она дезориентирует, застигая меня врасплох. В расслабляющей эйфории прикрываю глаза, позволяя поцелую продолжаться, но ровно до того момента, пока не чувствую попытку перейти в более глубокую фазу. Нет, не могу. Хочу, но не могу. Мягко отстраняю от себя Чернышевского, обрывая приятное наваждение. — Прости, — виновато улыбаюсь. — Не уверена, что это правильно. — Потому что кто-то другой тоже "распускает свои губёшки"? — нисколько не обидевшись усмехаются, задумчиво облизывая нижнюю губу. Меня так и тянет проделать тоже самое, потому что свои собственные сейчас так и пульсируют, но всё же сдерживаюсь. — Да. Нет. В смысле, не совсем… Всё очень запутано. — Значит, давай попробуем распутать. — Да если бы всё было так просто, — ладно, карты на стол. — Ты классный, правда, но есть ещё Арсений… И Андрей… И вы все разом навалились как-то, чего-то ждёте от меня, а я… А я в полной растерянности. И не хочу никого обманывать. А поступать так… ну, это неправильно. И некрасиво. И… — Вадик берёт меня за руку, пересекая моё бессвязное бормотание. — Я понял. Всё нормально. Понял? Точно понял? — Не злишься? — кривлюсь, словно ожидаю невидимой оплеухи. Но не получаю её. Наоборот. — На честность? Нет. Конечно, нет. И на месте Сени, да и Андрея этого твоего, лишь сильнее тебя бы зауважал. — За что? За то, что я морочу всем голову? — За то, что считаешься с чужими чувствами. Пойдём, а то на нас уже и так косо смотрят. Кто? А, ну да. Мы ведь на лестнице не одни. Конвейер прохожих не иссякает, шнуруя то вверх, то вниз. А мы лишь закупориваем их проход. Поэтому покорно позволяю увлечь себя… куда-то. Главное, что нескончаемые ступени, наконец, заканчиваются, переходя в ровную плоскость. Ура. А то я уже готова снять каблуки и идти по холодной земле босиком. — Мороженое хочешь? — спрашивают меня пару минут спустя, когда мы проходим мимо круглосуточного продуктового. Отрицательно мотаю головой. — Поесть хочешь? — ещё через несколько минут задают вопрос, замечая маленькую кафешку, приютившуюся на первых этажах жилых домов. Снова отказываюсь. — Устала? Можем посидеть где-нибудь, — это мы проходим мимо оживлённой детской площадки, спрятавшейся от посторонних в глубине спального района. Дети носятся, резвятся и радостно барахтаются в до сих пор невысохших лужах, пока мамаши устало дремлют в сторонке. Блин! Ну почему он такой заботливый и невозмутимый? Я же только что призналась, что он не один у меня такой "оказывающий внимание" и что я, та ещё ветреная башка, принимаю это как данность, а ему хоть бы хны. — Слушай, может, я зря снова завожу эту тему, — нк выдерживаю в какой-то момент. — Но тебя что, совсем не волнует, что я… ну, такая проблемная? — Проблемная — в смысле, нарасхват? — миролюбиво уточняют. — Так сам виноват. Заметил бы тебя раньше, конкуренции удалось бы избежать… — Чернышевский задумывается. — Я только знаешь, чего понять не могу… — Что во мне такого находят? — на этот вопрос, если что, даже у меня нет ответа. Не, ну правда. Я ведь не шибко какая-то там суперофигенная и популярная чика. И внешность у меня среднестатистическая, точно не для модельного агентства. Максимум, для подросткового журнала. Вот где-нибудь на развороте с рекламой крема от прыщей, под табличкой "до" и "после" я бы вполне себе подошла, это да. — Да нет, — награждают меня мягкой улыбкой и озорным блеском в светлых глазах. — За что — это мне как раз прекрасно понятно. А вот почему я не замечал тебя прежде… — Наверное, потому что раньше я не была блондинкой и ходила с дурацким мышиным цветом. — Ерунда. Это тут точно ни причём. Всё дело в тебе. Это ты особенная, а не причёска. Ой… Как мило. Слышу как неугомонные таракашки, упорно носящиеся с транспарантами в моём мозгу, умиленно заохали в унисон. И бабочки в животе подключились.