Летом я предпочитаю не думать об Уотфорде. Будучи одиннадцатилетним мальчишкой, я провел все каникулы после первого курса в мыслях о школе. Обо всех, с кем познакомился там – с Пенелопой, Агатой, Магом. О башнях замка и территории вокруг него. О чаепитии. Пудингах. Магии. О том, что я и есть сама магия. До посинения думал я об Уотфордской школе магии, фантазировал о ней, пока она не стала казаться мне не более чем вымыслом. Еще одной фантазией, призванной как-то занять мое время. Точно так же я раньше мечтал о том, что когда-нибудь стану футболистом или что мои родители, мои настоящие родители, вернутся за мной… Что мой отец окажется футболистом. А мать – шикарной моделью. Они объяснят, что оставили меня, потому что были слишком молоды для родительских обязанностей и потому что карьера отца шла в гору. – Но, Саймон, все это время мы тосковали по тебе, – сказали бы они. – Мы искали тебя. А потом они забрали бы меня к себе в особняк. Особняк футболиста… Пансион Магии… При свете дня они оба кажутся мне не более чем вздором. Особенно когда я просыпаюсь в комнате с семерыми другими подкидышами. В то лето я до тошноты вбивал воспоминания об Уотфорде себе в голову, пока осенью не получил билет на автобус и свои документы вместе с запиской от самого Мага… Значит, все было взаправду! А на следующее лето, окончив второй учебный год в Уотфорде, я запретил себе думать о магии. На несколько месяцев. Запрятал все мысли в дальний ящик. Не скучал по магии, не мечтал о ней. Для себя я решил: пускай в сентябре меня ждет большой сюрприз в виде мира магов, если, конечно, это произойдет. Так и случилось! И пока все неизменно. Маг как-то сказал, что когда-нибудь позволит мне провести лето в Уотфорде. А может, даже в его компании – на каникулах. Но потом он заявил, что мне будет полезнее проводить несколько месяцев в году среди нормалов. Чтобы не утратить языковые навыки и сохранить трезвость ума. «Саймон, – сказал он, – пусть трудности заострят твой клинок». Я думал, что Маг действительно имел в виду клинок, Меч Магов. Потом же понял, что он говорил обо мне. Я и есть клинок. Меч Мага. Однако я не уверен, что проведенные в детских домах каникулы способны сделать меня «острее»… Скорее голоднее. Поэтому мне больше всего на свете хочется попасть в Уотфорд. Баз и его родня – все древние, богатые семейства – не верят, что кто-то, подобно им, может постичь суть магии. По их мнению, лишь они достойны обладать силой. Но никто не любит магию так, как я. Другие волшебники – мои одноклассники или их родители – не понимают, что значит жить без магии. А я понимаю. И сделаю что угодно, чтобы по приезде магия была со мной. Я серьезно пытаюсь не думать об Уотфорде, когда нахожусь за пределами школы, но этим летом ничего не вышло. После прошлогодних событий я думал, что Магу нет дела до таких пустяков, как окончание четверти. Разве можно прерывать войну, чтобы отправить детей по домам на летние каникулы? К тому же я больше не ребенок. По закону я мог оставить детский дом в шестнадцать лет. Снял бы себе где-нибудь квартиру. Может, в Лондоне. Средств бы хватило. У меня припасена огромная спортивная сумка с золотом лепреконов, которое исчезает, лишь если его передать другому волшебнику. Однако, как и прежде, Маг отправил меня в новый интернат. Спустя столько лет он по-прежнему носится со мной, как курица с яйцом. Думает, что в скорлупе я буду в безопасности. И Тоскливиус не вызовет меня, когда только захочет, что он, собственно, и сделал со мной и Пенелопой в конце прошлой четверти. – Он может вызвать тебя? – требовательно спросила Пенни, когда мы вырвались из его лап. – С помощью водоема? Саймон, это невозможно. Такого раньше не случалось. – Я обязательно передам ему твои слова, – проговорил я, – когда он в следующий раз призовет меня, как какую-нибудь жалкую демоническую белку! Когда Тоскливиус выдернул меня, Пенелопа случайно коснулась моей руки и перенеслась вместе со мной. А спаслись мы только благодаря ее острому уму. – Саймон, – сказала Пенелопа в тот день, когда мы возвращались на поезде в Уотфорд. – Это очень серьезно. – Зигфрид и чертов Рой, Пенни! Я знаю, что это серьезно. Теперь у Тоскливиуса будто есть мой номер телефона. Которого даже у меня нет. И где он его раздобыл? – Почему мы до сих пор так мало знаем о нем? – разозлилась Пенелопа. – Он такой… – Коварный, – договорил я. – Тоскливиус Коварный и все в этом духе. – Саймон, прекрати подшучивать. Я серьезно! – Знаю, Пенни. В Уотфорде Маг выслушал нас и убедился, что мы не пострадали, а потом отпустил. Просто… отправил на каникулы. Абсурд, да и только. Конечно же, я провел все лето в мыслях об Уотфорде. Обо всем, что произошло и могло произойти, как и о том, что стояло на кону… Я словно томился на медленном огне. Но при этом я не позволял себе предаваться фантазиям обо всем хорошем, что связано с Уотфордом. Ведь именно это и сводит тебя с ума, когда ты тоскуешь. Я веду список всего, по чему скучаю, но разрешаю себе заглянуть в него, только когда до Уотфорда остается час пути. Затем просматриваю пункт за пунктом. Словно постепенно погружаюсь в холодную воду. Полагаю, противоположное этому – погрузиться во что-нибудь приятное, чтобы избежать потрясения. Я начал вести список – список всего хорошего, – когда мне было одиннадцать, так что, наверное, пора вычеркнуть некоторые пункты. Но это сложнее, чем может показаться на первый взгляд. До школы остается час, так что я обращаюсь мыслями к своему списку и прижимаюсь лбом к стеклу. Больше всего вдали от Уотфорда я скучаю по следующему: № 1 – Лепешки с вишней До Уотфорда я никогда не пробовал лепешек с вишней. Только с изюмом, а еще чаще – без всего, и неизменно покупные и слишком подогретые в духовке. В Уотфорде, если только пожелаешь, можешь получить на завтрак свежеиспеченную лепешку с вишней. А потом днем к чаю. После уроков мы пьем чай в столовой, до начала кружков, футбола и домашних заданий. Я всегда пью чай вместе с Пенелопой и Агатой, но я единственный из нашей троицы, кто ест лепешки. – Саймон, через два часа ужин, – спустя все эти годы не перестает цокать в мою сторону Агата. Как-то Пенелопа взялась посчитать, сколько лепешек я съел с начала учебы в Уотфорде, но заскучала, не успев решить эту задачу. Если я вижу эти лепешки, то просто не могу пройти мимо. Они мягкие, воздушные, слегка солоноватые. Иногда они даже снятся мне. № 2 – Пенелопа Раньше под этим номером шел ростбиф. Но несколько лет назад я решил, что про еду хватит одного пункта. Иначе список превратится в песню о еде из мюзикла «Оливер!», а в желудке у меня уже жалобно урчит. Наверное, Агату следовало поставить выше Пенелопы: все-таки Агата моя девушка. Но Пенни первой появилась в списке. Она предложила мне стать друзьями на самой первой учебной неделе, во время урока по волшебным словам. Когда мы впервые встретились с Пенелопой, я не знал, что и думать об этой пухленькой девочке со смуглой кожей и ярко-рыжими волосами. Она носила очки с заостренными уголками, будто собралась на бал-маскарад в костюме ведьмочки, а на правой руке у нее было кольцо с гигантским фиолетовым камнем. Пенелопа пыталась помочь мне с заданием, а я, кажется, просто пялился на нее. – Я знаю, что ты Саймон Сноу, – проговорила она. – Мама сказала, что ты будешь здесь учиться. Она говорит, ты очень сильный, возможно, сильнее меня. Кстати, я – Пенелопа Банс. – Я не знал, что кого-то вроде тебя могут звать Пенелопа, – сморозил я. В тот год я говорил одни лишь глупости. Девочка сморщила носик: – И какое же должно быть имя у «кого-то вроде меня»? – Не знаю. – Я и правда не знал. Похожие на нее девчонки носили имена вроде Саанви или Адити и определенно не были рыжими. – Саанви? – Кого-то вроде меня могут звать как угодно, – сказала Пенелопа. – А… – протянул я. – Прости. – И она может делать со своими волосами что угодно. – Пенелопа вернулась к заданию, взмахнув своим рыжим хвостом. – Невежливо так пялиться, даже на своих друзей. – А мы друзья? Такого я совсем не ожидал. – Я помогаю тебе с заданием, разве не так? Так и было. Пенелопа только что помогла мне уменьшить футбольный мяч до размера стеклянного шарика. – Я думал, ты помогаешь мне, потому что я глупый. – Не глупее других. Я помогаю тебе, потому что ты мне нравишься.