— Ничего такого, — сухо ответил Даниил. — Мы с ней знакомы со школы, так что это всего лишь желание помочь другу. Подруге. Пал Палыч, ну не она это! — Ты уверен? Считаешь, что не бывает такого? — майор прищурился. — Послушай, этим делом будет заниматься другая следственная группа. Может, оно и к лучшему. Потому что есть эмоции, а есть обязанности. Помни об этом. Даниил кивнул, но промолчал. Сигарета не спасала от тумана в голове. — Ты выглядишь получше, — сказал Евтушенко. — Возвращаешься? «Да было бы куда возвращаться», — подумалось Даниилу. Палыч похлопал его по плечу, а после предложил подвезти его до дома. Даниил отказываться не стал. * * * — Знаешь, у меня были кое-какие подозрения насчет Руслана, — сказал Даниил, сидя в машине. — Думаешь, стоит теперь об этом говорить? Евтушенко хмурился, оттого выглядел старше своих лет и опаснее в своих манерах. Иногда Даниилу казалось, что в молодости он был чертовки агрессивным малым, у которого постоянно чесались кулаки. — Была одна история, про которую я тебе не рассказал… Даниил почувствовал, что его начинает нести. Но он уже не мог молчать. Ему казалось, что так будет правильнее. Возможно, это поможет ему. Поможет Алине. — Тот парень, Максим Бугаев. Я не рассказал тебе, каким образом узнал о его причастности к делу Черепанова. — Ну? Вдох. Выдох. Раз уж начал… — Твой племянник, который Юра, наткнулся на улику рядом с местом, где был найден «мешок с подарками». Не самая обычная монета… Подгоняемый странной смесью чувств стыда и облегчения, Даниил рассказал о приключениях Юры Мальцева и о том, как нашел монетку. Конечно же, он не стал говорить, где и при каких обстоятельствах наткнулся на нее. — Я заметил монетку у Галимуллина в кабинете. Думаю, ты можешь найти ее там или у него дома поискать. Евтушенко долго молчал, обдумывая услышанное. Но тут до него дошло, он ударил по педали тормоза. Сцепление покрышек со стянутой льдом дорогой было не ахти каким, так что началось скольжение, а после — резкая остановка, и Даниил подался вперед, чуть было не приложившись лицом о металлическую ручку. — К чему ты, мать твою, ведешь?! — свирепым голосом спросил Евтушенко. — К тому, что он мог быть причастен к смерти парня. И, вполне возможно, к смерти Черепанова. Может, это все притянуто за уши, но я чувствую, что я на правильном пути. Его убили, но это необязательно может быть Алина. Ее подставили. — И ты решил рассказать об этом только сейчас? — не унимался майор. — Черт возьми, что у тебя на уме, парень?! Хотел бы Даниил ответить. Да не мог. 8 Из дневника Юры Мальцева 17.01.2007 Сегодня состоялся неприятный разговор с дядей Пашей. Пал Палычем. Он поговорил со мной, а после пообещал рассказать матери о том, что случилось прошлой весной. Но почему мой напарник сдал меня с потрохами? Это как-то по-свински с его стороны. Разве нет? Честно говоря, меня переполняет ярость. Впрочем, я никогда не умел срываться в гнев, крушить все и вся на своем пути. Но я умею делать кое-что пострашнее. Я могу сказать то, что кольнет в самое сердце. И я думаю, что наступил самый подходящий момент для того, чтобы поступить именно так. Но неужели я сам себе не хозяин? Я знаю, что око за око — и весь мир ослепнет. Но мне очень хочется ответить таким же гадким способом. Настучать. Последнее дело… Сегодня я все смотрел на Ольгу Евгеньевну во время урока и не думал о том, какой смысл заложил Тургенев в «Отцы и дети». Я думал о том, что предательство должно наказываться. Ведь эта женщина… она такая хрупкая, тонкая, но при этом в ее взгляде столько ума, столько силы. Как он может так поступать с ней? Имеет ли право? 9 Ольга выключила экран компьютера и отправилась на кухню, где налила себе некрепкого чаю и добавила в него мяты и лимона. Ее качало из стороны в сторону, как маятник. Недосып. Импульсы возбуждения не давали ей уснуть на протяжении всей ночи, так что она долго ворочалась в постели, а когда рано утром начал трезвонить телефон Даниила, она и вовсе психанула… Даниил ушел, не сказав, куда направляется и зачем. Ольга же нашла в себе силы подняться с кровати и немного поработать над книгой. Впрочем, эта затея оказалась неудачной. Она только еще четче ощутила свое бессилие. Выжатый лимон в чашке. Кто-то пил ее сок, и этот кто-то — ее муж. Так продолжаться не могло. Она ответила ему как следует. Но поможет ли это? Время покажет. Но что в действительности случилось прошлым вечером? И почему ей теперь так стыдно? Утро шестнадцатого января. Утро, когда она поняла, что в действительности может управлять своей жизнью. Если бы Ольге рассказали хотя бы полгода назад о том, как сложится ее жизнь за полярным кругом, она бы усмехнулась и ответила, что это бред. Когда Даниил вернулся домой, она стояла в прихожей и смотрела на свое отражение в зеркале. Она пыталась разглядеть за тонкими линиями ту девушку, что заставила ее прошлой ночью переступить порог квартиры и уйти в неизвестность. Насладиться этой неизвестностью. Преступной. Запретной. Она ощутила дрожь. Приятную дрожь, о которой писал Юра Мальцев в одном из своих сочинений. Какое простое и понятное словосочетание. Даниил выглядел уставшим, разбитым. Ольга видела его таким, когда он пытался завязать в прошлые разы. Казалось, что он все свое внимание концентрировал только на своем состоянии и никакого внимания на внешние изменения не обращал. Пусть так. Это даже лучше. Он не будет задавать лишних вопросов. Ольга заметила, что он остановился и чуть приоткрыл рот. Явно что-то хотел сказать, но, подумав, промолчал. В другой ситуации это взбесило бы ее, и она, быть может, довела бы себя до истерики. Но не теперь. — Я пойду спать, — коротко сказал Даниил и, сняв обувь и куртку, запорошенную снегом, отправился в спальню. В первый раз Ольга услышала об убийстве Галимуллина в учительской. Случайно подслушала разговор завуча с учительницей по изобразительному искусству. Внутри себя посмеялась над тем, как раскудахтались дамочки. «Чертовы „дамочки“! Только и ищут повод, чтобы посплетничать, — подумала она. — Живут своими ничтожными жизнями. Спят с чужими мужиками…» — И представь, Маша, задержали-то жену его, — говорила тихим голосом завуч, — которая в администрации работает. «…и получают по заслугам», — закончила мысль Ольга. Скрипел кожаный диван. Запах кофе казался слишком уж навязчивым. Впрочем, в тот день Ольга все чувствовала слишком уж тонко. Так, что прямо во время урока ощутила приступ паники и едва удержалась, чтобы не закричать на весь класс. И тут она посмотрела на Юру Мальцева. Славный малый. Может, Даниил был таким же славным когда-то? Еще до того момента, как приложился к бутылке и начал ходить на сторону, и еще время от времени проворачивать темные делишки с ильинскими бандитами. Понемногу Ольга пришла в себя. Страх отступил, и по телу разошлось приятное тепло. Показалось даже, что солнце выглянуло из-за сопок, но то был всего лишь обман. Очередные туманные сумерки. Сознание Ольги еще никогда прежде не было столь уязвимо и столь податливо. Да только понять это она никак не могла. 10 Массивная дверь камеры с привычным скрипом отворилась. Даниил смотрел только вперед, так что не замечал ни дежурного, который стоял рядом с ним со связкой ключей, ни старого алкаша, который пререкался со Светловым в другом конце коридора. В камере сидела Алина, и он долго смотрел на нее, будто бы рассеченную металлическими прутьями решетки. Дежурный отворил решетку, и Даниил прошел в камеру. Он ступал медленно, ведь этого момента боялся, пусть и понимал, что должен был пережить его. Должен был поговорить и задать вопросы, и услышать на них ответы. Казалось, что кожа Алины стала мертвенно-серой. Такое уж освещение в камере. Волосы ее были собраны в хвост. Глаза были красными от выплаканных слез, и губы едва шевелились, когда она произносила его имя. С грохотом захлопнулась дверь. — Я… ничего не понимаю, — прошептала Алина. На нарах был постелен матрац. Даниил знал, что это Евтушенко притащил его сюда. Кроме матраца, умывальника и сортира, в камере из так называемых удобств был еще стол. Нары — крепкие, прослужившие уже не один десяток лет. Холодные стены, будто побледневшие из-за выцарапанных на них матерных слов, и трубы отопления, зачем-то выкрашенные в темно-зеленый. Все это Даниил видел много раз, но на контрасте с красотой Алины, пусть и усталой, заплаканной, но такой знакомой, вид камеры приводил его в бешенство. Он подошел ближе к нарам, и Алина встала. Она не знала, что делать, потому пятилась, когда он приближался к ней. Даниил схватил ее за плечи, резко потянул к себе. Впился губами в губы, а после крепко обнял.