– Стойте там, где стоите! – крикнула она. Я замер на дороге. – Не беспокойтесь, – откликнулся я и едва не добавил: «Я пришел с миром», но вовремя опомнился; может, я еще находился слегка под кайфом? Возможно. – У меня нет намерений вредить вам. – Ближе не подходите! – воскликнула она, взмахнув гаечным ключом. Господи, какая-то дерганая особа. – Ладно, – примирительно ответил я, поднимая руки, – я остановился. – Кто вы? Что вам надо? – Да просто я увидел этого мальчика на дороге. Он сказал, что у вас спустила шина, и я пришел глянуть, не смогу ли чем-то помочь. Только и всего. Мне… Не сводя с меня взгляда, она слегка повернулась к мальчику и вступила с ним в долгий разговор по-французски. Ари быстро отвечал ей, и я заметил, что по-французски он вроде бы и не заикался. Интересное наблюдение, отметил я для себя. – Non, – слегка раздраженно продолжал возражать Ари, – non, maman, non. – Как вы нашли меня? – крикнула она мне. – Не понял? – Кто послал вас? – О чем вы? – Я совсем смутился. Похоже, мы вляпались в скверный шпионский роман. – Никто. – Не верю. Кто-то подговорил вас. Кто? Кому известно, что я здесь? – Послушайте, – заявил я, чувствуя, что сыт по горло. – Я понятия не имею, кто вы… Мне просто случилось проезжать мимо, я увидел одинокого мальчика на обочине и остановился спросить, все ли у него в порядке. Он упомянул про это спущенное колесо, и я подумал, что мог бы дойти и глянуть, не нужна ли помощь. Но, судя по обстановке, – я махнул рукой в сторону пикапа, – вы вполне справитесь сами, так что я ухожу. – Я поднял руку. – Хорошего вам дня. – Я повернулся к малышу: – До свидания, Ари. Приятно было познакомиться с тобой. – Д… – попытался он, – д-д-д… – Знаешь, что ты можешь сделать, если спотыкаешься на первой букве слова? – спросил я, поймав его взгляд. Ари ответил мне смущенным, испуганным взглядом заики. – Подыщи подходящую замену, другое слово, которое тебе легче произнести. Держу пари, – добавил я, что такой смышленый мальчик, как ты, сможет найти много слов для замены слова «до свидания». Я отвернулся и начал удаляться по дороге. – Увидимся! – крикнул Ари мне вслед. – Отлично, – бросил я через плечо. – Hasta la vista![10] – подпрыгивая, воскликнул он. – Молодчина, – откликнулся я. – Удачного дня! – Береги себя! – Я обернулся и взмахнул рукой. – Au revoir![11] – Adiós[12]. Я миновал первый поворот, когда услышал шаги за спиной. – Эгей! – позвала она. – Эй, вы. Я остановился. – Вы отправились за мной с вашим гаечным ключом? Должен ли я испугаться? – Что это вы тащите в руках? Фотокамеру? Наверняка это фотокамера. Я хочу, чтобы вы открыли ее и достали пленку, немедленно, прямо на моих глазах, чтобы я сама все проверила. Я пристально посмотрел на нее. В основном я переживал из-за Ари: неужели ему действительно приходится жить с такой чокнутой особой? Неудивительно, что мальчик имел проблемы с плавностью речи, живя с матерью, страдающей исключительной паранойей, странными маниями и страхами. О какой фотокамере она твердит? Достать пленку? На какой-то момент, впрочем, пока мы взирали друг на друга, что-то в ее лице показалось мне знакомым: легкая ложбинка между нахмуренных бровей. Я видел где-то такое выражение прежде. Неужели видел? Неужели я знал эту женщину? Нервирующая идея, если вы попали в какую-то глушь, в тысячах миль от дома. – Так это камера? – настаивала она, показав на мою руку. Опустив глаза, я обнаружил, к собственному удивлению, что держу перевязанную коробку дедушки. Должно быть, я машинально захватил ее, вылезая из машины. Наш дедушка ведь всегда любил погулять. – Это не камера, – ответил я. Она прищурилась, точь-в-точь как полицейский следователь. – Тогда что же это? Я обхватил рукой уже знакомый картонный куб с перевязанными веревкой гранями, слегка смявшимися по углам. – Уж если вам так необходимо знать, – сказал я, – то это мой дедушка. Она поджала губы и подняла брови: легкая модуляция выражения лица. Нет, правда, как странно. Ее лицо казалось на редкость знакомым, и его выражение вполне узнаваемым: где же я видел ее прежде? – Ваш дедушка? – повторила она. Я пожал плечами. Я не думал, что должен предоставлять ей какие-то объяснения. – Последнее время он слишком чувствителен к переменам погоды. – Серьезно? Вы таскаете его повсюду с собой? – Так, видимо, получается. Она перебросила гаечный ключ в другую руку. – Ари сказал мне, что вы помогаете детям с речевыми недостатками. Я поморщился. – Определение «недостатки» принято считать слегка уничижительным. Можно сказать с «проблемами». Вздох примадонны. – Ну, с речевыми проблемами. – В общем, я помогал им. Много лет назад. У нее замечательные глаза – я никогда не видел таких глаз, светло-зеленых с темной окантовкой, – посматривающих на меня оценивающе, отчаянно. Ее изысканное фарфоровое лицо приобрело выражение уязвимости, и можно было с легкостью понять, что это не та компоновка, к которой привычны ее мимические мышцы. – Вы думаете, его можно вылечить? Я нерешительно помедлил. Мне хотелось сказать, что слово «вылечить» мне тоже не нравится. – Я думаю, что ему можно помочь, – осторожно ответил я, – во многом ему можно помочь. Будучи аспирантом, я участвовал в исследовательской программе помощи таким детям, как Ари, но, строго говоря, моя специализация… – Пошли, – властно бросила она в такой повелительной манере, которой обычно подчиняются беспрекословно. Я почти ожидал, что она вот-вот щелкнет пальцами, точно хозяйка, призывающая пса. – Вы подержите домкрат, пока я закреплю колесо, и заодно расскажете мне об этой программе. Пошли. «Нет, я не пойду, – подумал я. – Я не намерен подчиняться приказам какой-то крикливой мадам. Она привыкла получать желаемое, поскольку природа случайно одарила ее лицом богини. Я никуда не пойду с вами». И закончив размышления, тут же поплелся за ней. Я послушно держал домкрат, пока она меняла колесо. И пока она закручивала болты, поведал все, что смог вспомнить о программе восстановления плавности речи. Мне с трудом удавалось отводить взгляд от ворота ее рубашки, расстегнутой до талии под передником комбинезона. Я поступил так, как следовало приличному мужчине: помог и удалился. Позднее тем вечером я лежал на кровати номера «B&B», обозревая остатки моих тайных запасов травки, которых, осознал я, не хватит мне до возвращения в Штаты. Как же я легкомысленно не озадачился покупкой достаточного количества в том сомнительном баре Дублина? В этой глуши мне явно не светит найти что-то подобное. «А растет ли эта травка на лугах Ирландии? – размышлял я, – И не слишком ли много здесь дождей для нее?» Послышался стук в дверь, и передо мной предстала хозяйка отеля, миссис Спиллейн, дама с шевелюрой, вздымавшейся над головой точно шапка отцветшего одуванчика, и в фартуке, завязанном впереди на хирургический манер. Я поспешно затушил косячок и разогнал рукой волны дыма, как обычно – непонятно зачем? – поступают трогательные курильщики, однако на лице ее застыло выражение женщины, точно знающей, что ее ограбили, но пока не способной доказать это. – Мистер Салливан, – сказала она. – Да? – откликнулся я. Совсем один, заброшенный судьбой в глушь в тысячах миль от дома, я даже напряженно выпрямился, чтобы противостоять любым ее нападкам и опровергнуть обвинения в обкуренности. – Это доставили для вас. – В руках она держала, как я наконец заметил, посылочку, упакованную в хлопковый мешок. – Спасибо. – Я протянул руку, чтобы взять посылку, но она отвела руку в сторону. Оглянувшись, она покрутила головой в разные стороны, словно проверяя наличие в коридоре агентов ФБР. – Она хочет вас видеть, – прошептала миссис Спиллейн. – Кто хочет? – спросил я, заметив, что также перешел на шепот. Ситуация выглядела занятной.