Я закрываю глаза всего на секунду, тяжело сглатывая. Адам качает головой. — Кто ты? Когда Грифф тычет кончиком сухого пальца мне между ягодиц, я прикусываю язык достаточно сильно, чтобы почувствовать вкус металла. Боль пронзает меня, когда он толкается чуть дальше, и мои глаза слезятся. Глубокое желание причинить боль этому сукиному сыну поднимается к горлу. Даже в этом одурманенном состоянии мне хочется развернуться и вонзить свои острые ногти в его яйца. Вместо этого я напоминаю себе, зачем я здесь, и выдавливаю из себя ответ. — Двадцать лет. Просто девушка. Я делаю паузу, концентрируясь на том, чтобы связать свои слова воедино, чтобы перестать говорить невнятно. — Официантка. Никто. — Ты зря тратишь время. Темные глаза Адама пристально смотрят на меня, пока он двигает челюстью. — Нет ничего более нечестного, чем слова. С тяжелым ворчанием Грифф облизывает тыльную сторону моего уха, погружая палец глубже. Мои ноги подкашиваются, а на лбу выступает пот. Единственное, что помогает преодолеть жгучую боль, — это представлять все способы, которыми я хочу причинить ему боль, поцарапать его, вцепиться в него когтями, пока красное не затуманит мой взор. И бессмысленный, настойчивый вопрос Адама, когда он наблюдает за всем происходящим, только разжигает мой гнев еще жарче. — Ч-что ты хочешь от м-меня? Я едва справляюсь, не сводя с него глаз. Он делает шаг вперед. Затем еще один. Его волосы касаются моего лба, когда он наклоняется и мягко говорит: — Чего я хочу? — его пальцы медленно касаются изгиба моей шеи. — Я хочу, чтобы ты показала мне. Покажи мне, кто ты, маленькая мышка. Без предупреждения Грифф погружает свой палец глубже в меня, затем одним движением вынимает. Подавляя дрожь, я не оглядываюсь, когда этот засранец хватает меня за плечи с обеих сторон, его тупые ногти впиваются в мои ключицы. Его собственническая хватка проникает в мои поры, и что-то маленькое внутри меня увядает. В этот момент я принадлежу ему. Они все так делают. Треск последней нити моего контроля, разрывающейся пополам, в тысячу раз хуже любого физического урона, который Грифф может нанести мне в этой комнате. Бабочки порхают в животе, кружась так быстро, что я кружусь вместе с ними, и с таким же успехом я могла бы свисать с крыши одного из лучших небоскребов Нью-Йорка, держась лишь мизинцем. Большие карие глаза моей сестры всплывают в сознании. Ее заразительная улыбка. Громкий смех, от которого кружатся головы. Цветочный шампунь, напоминающий о диких садах весной. Тупая боль пронзает мою бешено колотящуюся грудь. Наблюдая за Адамом, я знаю, что мне нужно делать. Есть один способ показать ему и его братьям, что я хочу этого. Это либо он, либо Грифф, и я ни за что не собираюсь делать это с последним. Высвобождаясь из хватки Гриффа, я не отрываю взгляда от Адама и опускаюсь на колени. Секунду я раскачиваюсь, упираясь одной рукой в пол, прежде чем обрести равновесие. Как только я выравниваюсь, я выпрямляюсь и намеренно облизываю губы, надеясь, что моя соблазнительная сторона понравится ему. Его брови хмурятся, но он ничего не говорит. Я поднимаю свои тяжелые руки к его поясу, расстегивая его дрожащими руками. Я делала это достаточно много раз раньше, но никогда в комнате, полной наблюдающих мужчин. Никогда с таким мужчиной, как этот. Я неловко расстегиваю его ремень, затем расстегиваю молнию. Я слышу тихий свист из середины комнаты, где сидит Райф. Мое дыхание учащается, нервы сжимают желудок, пока я не чувствую тошноту. Как только я начинаю просовывать пальцы в брюки Адама, сильная рука обхватывает мое запястье, останавливая меня. Я поднимаю на него взгляд, мои губы приоткрываются в безмолвном вопросе. Это то, чего он хочет, не так ли? Когда я пытаюсь снова, его хватка болезненно усиливается. Он скрежещет зубами, едва заметно качает головой, что очень похоже на предупреждение. — Кто. Ты. Именно тогда я замечаю кончик черной рукоятки ножа, торчащий из кармана его брюк, всего в нескольких сантиметрах от моих пальцев. Мой взгляд возвращается к нему, биение в груди учащается. Его хватка остается твердой, но в глазах пляшет вызов. Он точно знает, что я видела. То, что в пределах моей досягаемости. Мое горло сжимается, когда Грифф опускается на колени позади меня, прижимаясь животом к моей спине. — Ты хочешь наблюдать за Адамом, пока я внутри тебя? Это все? Он прижимается подбородком к моей голове и скользит потными руками по внешней стороне моих бедер, потирая вверх и вниз. — Ммм. Ты будешь умолять об этом, когда я тебя трахну, не так ли? — его голос низкий, хриплый и безумный, как у одержимого, и я испытываю облегчение от того, что не могу видеть выражение его глаз прямо сейчас. — Опустись на колени, вот так, твой рот широко открыт для меня. Кровь закипает у меня под кожей. Образы того, что я действительно хотела бы сделать с его членом, всплывают на поверхность и заставляют мои губы скривиться. Если он когда-нибудь поднимал руку на Фрэнки… У меня звенит в ушах, и я задаюсь вопросом, от наркотиков это или от нарастающей во мне ярости. Адам приподнимает бровь, темное веселье мелькает в его глазах, когда он оценивает выражение моего лица. Мой взгляд возвращается к его карману, пальцы горят от зуда, который я не могу объяснить. Адам действительно позволил бы мне схватить оружие? Или это часть тестирования? Я наклоняю запястье к ножу, чтобы проверить, и его хватка слегка ослабевает. Поток воздуха вырывается из моих губ. Грифф скользит своим языком от моего плеча к уху. — Интересно, как быстро я смогу заставить тебя кричать, — его слова путаются между тяжелыми вдохами. — Минуты? Секунды? Он убирает одну руку с моего бедра. Резкое жужжание молнии ударяет по ушам. Его большой палец проскальзывает под мои трусики, дергает, пока материал не впивается в кожу, и срывает их с меня. Я резко втягиваю воздух, не в силах оторвать глаз от черной рукоятки, которая дразнит меня. Я никогда раньше не держала нож в качестве оружия. С намерением причинить вред, увидеть, как прольется настоящая кровь. И когда руки Гриффа хватают меня за бедра, отбрасывая назад и усаживая к себе на колени, как куклу, которой я должна быть, желание неуклонно разливается по моим венам. Я не могу пройти через это, не могу рисковать потерять единственную ниточку к моей сестре. Но я, конечно, могу представить это так же живо, как чернила, разбрызганные по моим картинам. Мои вены превращаются в лед, когда я чувствую это — эрекция Гриффа, поглаживающая мою воспаленную задницу, затем опускающаяся между ягодиц. Он устраивает меня так, чтобы мои ноги были раздвинуты на его широких коленях, мой вес приходится на дрожащие ноги, а не на него, и толкает меня в спину, так что я наклоняюсь вперед. Я едва успеваю ухватиться руками за лодыжки Адама, прежде чем мое лицо ударяется о землю. Черные точки затуманивают фокус, сливаясь вместе, затем рассеиваясь в стороны, и мои похожие на лапшу локти почти подгибаются. Смешок Райфа эхом разносится по тихой комнате. Когда я оглядываюсь, Феликс уже ушел. Слишком скучный вечер для него, я полагаю. Я изо всех сил пытаюсь поднять голову, обнаруживая Адама как раз вовремя, чтобы увидеть, как он небрежно засовывает руки в карманы, затем понемногу поднимает нож все выше. Я перевожу прищуренные глаза на его лицо, и губы красивого ублюдка подергиваются. Он действительно верит, что я достану нож, прежде чем доведу своё представление до конца. Пока Грифф выравнивает мои бедра, я бросаю на Адама последний, недоверчивый взгляд, затем глубоко вдыхаю и беру себя в руки. Грифф склоняется надо мной, его огромные плечи согревают мою спину, его зубы находят мое ухо, когда он обнюхивает меня. — Ты знаешь, — стонет он сквозь прерывистое ворчание, проскальзывая внутрь ровно настолько, чтобы мои глаза зажмурились от угрозы разреветься. — Я чертовски ненавижу то, как ты пахнешь. Что такого в том, что от наших недавних сотрудников так пахнет? Он делает паузу, чтобы обхватить рукой мое горло, и я открываю глаза. Жду, когда остальная часть боли обрушится на меня. Готова, как никогда. Я поднимаю подбородок, убеждаясь, что Адам видит меня всю. Мое непоколебимое выражение лица. Просто то, какая я на самом деле хрупкая. Челюсть Адама сводит, всякое веселье начисто исчезает с лица. Его ноздри раздуваются, когда он переводит взгляд с Гриффа на меня и обратно, как будто только сейчас осознав, что я не собираюсь останавливать его брата. Что меня действительно собираются трахнуть, в прямом и переносном смысле. — Ненавижу твои черные волосы, твои сияющие глаза, а теперь еще и этот гребаный запах, — повторяет Грифф, душа меня ровно настолько, чтобы легкие сжались от угрозы потери воздуха. — Как какое-то хипповое, цветочное дерьмо… Тяжелый стук в моих ушах заглушает его голос, волны маниакальной энергии вибрируют от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног. Цветочный. Он бормочет что-то еще, впиваясь в мое горло, пока с моего лица не исчезают все следы чувств, слова про этот особый аромат, издаваемые его дрожащим голосом, — все, что я слышу на повторе. Запах Фрэнки. Я едва замечаю, как поток свежего воздуха вливается в мои легкие, потная хватка внезапно исчезает с моей шеи, прежде чем я поднимаюсь, и моя рука сжимается вокруг теплой рукоятки в кармане Адама. Черт, мышцы превратились в кашу под моим весом, а зрение затуманивается из-за ярости и наркотиков. Но я переворачиваю нож так, чтобы его острие было направлено мне за спину, и режу вслепую там, где тепло тела Гриффа касается моей спины. Из-за моего плеча доносится искаженный шум. Я делаю несколько глубоких вдохов, но сдаюсь, когда им не удается успокоить мое бешеное сердцебиение. Наконец, я оглядываюсь назад. Адам возвышается надо мной, его голубые глаза такие темные и холодные, каких я никогда не видела. Он держит Гриффа в удушающем захвате, менее чем в метре от меня. Я была права — даже с красным лицом и нехваткой воздуха, глаза Гриффа дикие, бешеные. И зациклены на мне. Мои волосы встают дыбом, на руках и ногах появляются мурашки. Хотя его лицо ничего не выдает, мышцы на предплечьях Адама напрягаются, когда он усиливает хватку, пока внезапно Грифф не старается вырваться из нее. Его глаза стекленеют, затем превращаются в знакомые мне черные дыры. Адам немного ослабляет хватку, и Грифф борется за то немногое, что может вдохнуть. Несмотря на вздувающиеся вены на его шее, когда он теряет больше кислорода, чем получает, выражение его лица сменяется раздражением, даже нетерпением. Ни капли страха. Почти как будто он привык к такого рода предупреждениям. Его глаза превращаются в щелочки, когда он переводит их на меня, руки обхватывают запястье Адама, и всплеск красного цвета притягивает мой взгляд чуть выше его локтя. Это не большая капля, но легкий слой крови стекает с неровного пореза, и это вызывает во мне удивительный трепет удовлетворения.