Это вся домашняя работа. И все это на кухне. Я выдыхаю и опускаю руки по бокам, все еще сжимая страницу. — Вау. — Проблема? — Просто… не совсем то, чего я ожидала. Обри хихикает и начинает идти мимо женской половины, я следую рядом с ней. — Разочарована? — Нет. Может быть. Она искоса смотрит на меня. — Ты не обязана этого делать. Когда я непонимающе смотрю на нее, она добавляет: — Лгать. Здесь тебя никто не осудит. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Не думаю, что меня когда-либо кто-то не осуждал. Каждое движение, каждое сказанное слово. Каждая вещь, которую я рисую. Для Фрэнки было то же самое, расти с мамой, но у нее было иначе. Ей нечего было скрывать. В ее голове не было монстров, которых нужно было заставить замолчать. Мама все еще ругала и наказывала ее, даже больше, чем меня, когда поняла, что для моей души надежды нет. Но это было всего лишь за то, что она была обычным подростком — тайком ходила на вечеринки, тусовалась с мальчиками. То, чего я никогда не делала. Шум, тренды, вынужденная светская беседа и улыбки — я никогда не могла к этому привыкнуть. Вместо этого я опускала голову, погружаясь в книги и школу, когда не занималась живописью. Я закончила школу лучшей в своем классе, втайне представляя будущее, которого, как я знала, у меня никогда не будет — например, поступить в колледж, найти место, где я могла бы вписаться. Но мама не ошиблась насчет меня. Я знаю, как глубока моя тьма, и я знаю, что никогда не освобожусь от нее, как бы далеко я ни убегала. Я была странной младшей сестрой Фрэнки, одиночкой — такую личность я до сих пор открыто проявляю. Мне нравится, как эффективно она держит людей на расстоянии. Я была достаточно горяча, чтобы заняться сексом на одну ночь, когда мне это было нужно — когда я достаточно долго не освобождала свой разум с помощью искусства, в чем я неизбежно уступала самой себе. Но я все еще была достаточно странной, чтобы люди обходили меня стороной. Сумасшедшая Бетси была редким исключением. Я думаю, ее прозвище объясняет, почему мы так хорошо ладили. Фрэнки, с другой стороны, всегда везде вписывалась. Возможно, она была беспокойной и всегда искала чего-то большего, но она также родилась, точно зная, кто она такая. Почему она решила, что ей нужно такое место, как это? — Однако я должна сказать, — бормочет Обри, отрывая меня от моих мыслей. — Твой список, должно быть, самый безвкусный из всех, что я когда-либо видела. Не говоря уже о самых конкретных вещах. Обычно они не ограничивают нас какой-то одной частью дома. Это привлекает мое внимание. — Правда? Мои шаги замедляются, и я смотрю на нее краем глаза. — Он сказал тебе, почему у меня все по-другому? — Кто, Адам? — она смотрит на меня и фыркает. — Нет, и я не спрашивала. Если кто-то из Мэтьюзз поручает тебе что-то сделать, ты должна верить, что для этого есть веская причина. Всегда. Все отношения строятся на доверии, и отношения между тобой и твоим хозяином станут самыми важными отношениями, которые у тебя будут, по крайней мере, в течение следующего года жизни. Возможно, дольше. Следуя за ней на кухню размером с ресторан, я тереблю подол платья и обдумываю ее слова. Следующий год моей жизни. Не могу поверить, что прошло всего чуть больше двух дней с тех пор, как я подписала контракт. С тех пор столько всего произошло, и я напрягаюсь, просто думая о том, что еще может произойти. Когда я только прилетела, я думала, что смогу справиться с этим меньше чем за неделю. Что к выходным я полечу домой с Фрэнки на сиденье рядом со мной, целой и невредимой. По крайней мере, что к тому времени я смогу как-нибудь с ней связаться. Теперь я не так уверена в этом. Я даже не знаю, куда теперь направить свои поиски. Ее явно нет здесь, в особняке, иначе я бы уже видела или слышала о ней. Шумная и пышущая энергией, она одна из самых общительных людей, которых я знаю. Я ни за что не смогла бы не скучать по ней. Если только она не ушла давным-давно. Или с ней что-то случилось. Когда Обри ведет меня через кухню и останавливается за длинной раковиной, я поворачиваюсь к ней, стараясь сохранять нейтральный тон. — Год — это довольно долгий срок, верно? Я имею в виду, посвятить себя чему-то… кому-то о ком ты ничего не знаешь? Что происходит, когда люди меняют свое мнение? А как насчет тех, кто хочет разорвать контракт? — Что ты имеешь в виду? — она хмурится. — Они уходят. Они отказываются от своей премии в конце года, но, в общем, это их решение. — Вот так просто? Так легко? — Эмма, Мэтьюзз — занятые люди. У них есть бизнес, которым нужно управлять, и всевозможные вещи, которые держат их в тонусе. Просто так получилось, что у них тоже есть очень специфические вкусы и предпочтения, которые мало кто за пределами этих стен поймет. Так что работа Стеллы — найти тех, кто действительно понимает и, кто соответствует их вкусам. Для всех было бы контрпродуктивно держать кого-то здесь против их воли. Скрестив руки на груди, я вытираю ладони о рукава. Если Фрэнки ушла отсюда добровольно, почему она не связалась со мной? Мы никогда так долго не разговаривали. Мы обещали друг другу, что никогда этого не сделаем. Обри делает шаг ко мне, прищурившись, как будто пытается разгадать меня. — Что, что-то случилось? Ты пересматриваешь условия своего контракта? Я качаю головой. — Нет, я ничего не пересматриваю. Я просто, — я прочищаю горло, пытаясь придумать оправдание своему поведению, — это принятие, вот и все. Она ухмыляется. — Ну, конечно. Я думаю, любой, на кого заявил права Адам Мэтьюзз, остался бы. Я все еще не могу поверить, что он сделал это. Протягивая руку к раковине, она достает мусорное ведро, полное грязной посуды. Она указывает на боковую стойку, на которой громоздится еще больше тарелок и столового серебра. — Хорошо, итак, у меня есть четкий приказ оставаться возле тебя, пока мне не скажут иначе. Полагаю, мы будем работать в паре. Я перевожу взгляд с тарелок на Обри, которая натягивает пару перчаток. По какой-то причине я не могу представить ее занимающейся чем-то настолько обыденным в этом доме. — Так… это то, что ты делаешь каждый день? Ее губы кривятся, когда она качает головой. — Нет. Мы со Стеллой решаем деловые вопросы Мэтьюзз. Ее взгляд скользит вниз к списку в моей руке. — На твоем месте я бы начала. Ты заканчиваешь на сегодня только после того, как выполнишь все, что указано в твоем контрольном списке, или, когда твой хозяин призовет тебя. О, и, — она кривит губы, оценивая состояние моей прически и минимальный макияж, — я позволю тебе сначала помыть посуду, но потом мы сделаем небольшой крюк в спа. Наши хозяева известны своими неожиданными звонками. Он может прийти за тобой в любое время. Тепло разливается по животу при этой мысли, хотя жесткий взгляд в его глазах ранее заставляет меня сомневаться, что он когда-либо придет за мной. Я пытаюсь игнорировать волну разочарования, которая захлестывает меня, когда я открываю кран. — Так… ты останешься со мной на весь день? — Весь день. Я сглатываю, задаваясь вопросом, как, черт возьми, я должна добиться какого-либо прогресса, когда она приклеена ко мне. Это слишком удобно. Что-то подсказывает мне, что Адам знает больше, чем я предполагала. — Темная богиня движется внутри меня; Мне она приносит плод сокрытого. — Сеговия Амиль День за днем проходит по той же разочаровывающей схеме. Как и обещано, Обри не оставила мне возможности дышать, не говоря уже о том, чтобы подглядывать. Она преданная служанка, такая же, как и все остальные, что меня удивляет. В ней нет ничего, что кричало бы о последовательнице, не так, как я вижу это в отношении Стеллы и других, с кем я встречалась. Она свободная душа со своей собственной волей, очень похожа на мою сестру, хотя на этом их сходства заканчивается. Я далека от того, чтобы разбираться в людях из дома Мэтьюзз. Мои обязанности заставляют меня торчать на кухне. Самым волнующим моментом, который я испытала за всю неделю, было то, что я наткнулась на Гриффа в кладовке с расстегнутыми брюками и секретаршей на коленях, но даже это было разочарованием. После его поведения в Темной комнате я ожидала от него большего. Я в той же лодке, в которой была, когда впервые приехала сюда неделю назад. Каждый день, когда меня отпускают, Обри провожает меня в комнату Адама. И каждый день я намеренно замедляю наш темп, впитывая каждую деталь окружения и отслеживая каждую камеру, мимо которой мы проходим. Нет никакого способа пробраться наверх незамеченной, не говоря уже о подвале, куда мне так хотелось попасть. Иногда я забавляюсь идеей попытаться сделать это в любом случае.