Мое дыхание учащается, когда он просовывает руку мне под платье. — Что-то подсказывает мне, что твоему хозяину не понравилось бы застать тебя здесь. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он не двигается с места. — Что-то подсказывает мне, что ему бы также не понравилось, что ты прикасаешься ко мне, — выдавливаю я. Он ворчит и подходит ближе, пока его огромное тело не раздавливает мое. Мои туфли выскальзывают из потной хватки, со стуком приземляясь на пол. Его пальцы тянут за шнуровку моих стрингов, а влажный рот скользит по моему уху. — Мне трудно в это поверить. Ты думаешь, я не замечаю, как он избегает тебя? Он не только позволил бы мне трахнуть тебя, но и сидел бы сложа руки и наблюдал. У него не хватает смелости прикоснуться к тебе самому. Когда я подношу колено к его паху, он ловит его, блокируя движение рукой. Пощечина обжигает щеку и откидывает мою голову в сторону. — Шлюха. Это моя работа — забирать людей и доставлять их туда, куда я хочу, — предупреждает он срывающимся голосом. — На твоем месте я бы постарался устроиться поудобнее. Жжение от его пощечины стекает по моей щеке вниз к шее. В глубине моего сознания тихий голос говорит мне держать рот на замке. Я не могу рисковать тем, что меня вышвырнут. Или еще хуже. Но иногда я не могу остановить слова, которые вырываются у меня из горла. Все еще склонив голову набок и прищурившись, я смотрю на стену и шепчу: — Все это ради быстрого траха? Всех твоих женщин от тебя тошнит? Его потная ладонь сжимает мою шею, и моя спина волочится вдоль стены, когда он поднимает меня с пола. — Ты думаешь, это из-за быстрого траха? — он сплевывает. Он наклоняется и проводит языком по моей щеке, где я все еще чувствую жжение. — Это намного больше. Я пытаюсь сглотнуть, но ком застревает в горле, когда его хватка усиливается. Мои легкие сжимаются, хватаясь за малейшие потоки воздуха, какие только могут вобрать. Внезапно он отпускает меня. Как только я останавливаюсь при падении и вдыхаю, он снова хватает меня, затем переворачивает так, что моя спина оказывается у него на груди. Обхватив одной рукой мою грудную клетку, а другой — бедра, держа меня, как куклу, он ведет нас вверх по лестнице. Я брыкаюсь и борюсь с его хваткой. — Отстань от меня! Отпусти меня… Он зажимает мне рот рукой. — Заткнись нахуй. Райф ждет. Дрожь пробегает по моему позвоночнику. Райф? Он ведет нас по коридорам, и по пути я начинаю осознавать, где мы находимся. Комната Адама всего в нескольких дверях отсюда. Это означает, что комнаты Гриффа и Райфа, вероятно, расположены совсем недалеко. Когда мы достигаем незнакомой мне двери, он отпирает ее, отпускает меня и заталкивает внутрь. Я, спотыкаясь, иду вперед, прежде чем поднять взгляд и осмотреть окружающую обстановку. Мои глаза расширяются. Спальня идентична спальне Адама — за исключением четырех обнаженных блондинок, раскинувшихся на кровати, каждая из которых играет золотистыми шарфами между пальцами. Они наблюдают за мной, двое из них с обольстительными улыбками, двое других с любопытством — как будто я необычный персонаж в этой постановке. Райф сидит в ногах кровати, его руки сложены на коленях, на лице ухмылка. — Привет, милая, — мурлычет он. — Я скучал по тебе. Я напрягаюсь, когда Грифф движется позади меня. Его пальцы касаются моего платья, и он расстегивает каждую пуговицу, одну за другой, обрывая нитку и позволяя пуговицам упасть на пол. — Что происходит? — спрашиваю я дрожащим голосом. — Это, — бормочет Райф, — называется покажи и расскажи. Когда я хмурюсь, его смешок наполняет комнату. — Не для тебя, конечно. Он смотрит на что-то слева от меня. Я слежу за его взглядом и нахожу маленькую серебристую видеокамеру на его комоде, на ней мигает маленький красный огонек. Мои брови хмурятся. — Почему ты… — А-а, — цокает он, — эту тайну я раскрою позже.. Мое платье соскальзывает с плеч, и я вздрагиваю, когда оно падает к ногам, оставляя меня в черном шарфе, прозрачном черном лифчике и стрингах в тон. — Иди сюда. Райф похлопывает по кровати. — Садись. Мое горло сжимается, когда я перевожу взгляд с него на женщин. Не они пугают меня так сильно, как выражение лица Райфа. Я видела его так редко с тех пор, как Адам заявил на меня права, что почти забыла, насколько опасен коварный блеск в его глазах. Ладони становятся влажными, и я приковываю ноги к полу. — Мне приказано следовать только указаниям моего хозяина. Что-то темное мелькает в его карих глазах. Когда он улыбается, это сочетание — чистое безумие. — В таком случае… — он разжимает пальцы и взмахом руки подает женщинам знак идти вперед. — Тебе ничего не нужно делать. Первая женщина, которая выскользнула из постели, — это та, которая предложила стакан воды, когда Райф был моим хозяином. Ее волосы собраны сзади в свободный пучок, а карие глаза прикованы к моим. Когда она делает шаг ко мне, поглаживая дополнительный шарф в руках, следующая девушка следует за ней. Эту я тоже знаю. У нее длинные волосы, струящиеся по спине, это она оживилась, увидев мой ожог, прежде чем с гордостью продемонстрировать свой собственный. Она улыбается и подмигивает, когда идет вперед, как будто думает, что поняла меня. Двух других я видела только мельком, и они следуют по прямой, у всех четверых кошачьи движения. Женщина с пучком подходит ко мне первой. Она наклоняет голову, ее глаза скользят по моему телу, затем поднимает руки и нежно убирает мои волосы с плеч. Когда она наклоняется и дует мне в шею, остальные трое окружают меня. Нежные пальцы скользят по моей спине, животу, затем шелк дразняще обвивается вокруг моей талии. Нервы подскакивают к горлу, когда вспыхивают ощущения из прошлого, когда Райф удерживал меня. Холодное беспокойство разливается по венам, смешанное с чувством, от которого я не могу избавиться, что я делаю что-то не так. Они не должны ко мне прикасаться, ни Райф, ни Грифф — я принадлежу Адаму. Спотыкаясь, я иду вперед, когда они подталкивают меня к кровати, их тела загораживают меня со всех сторон. — Ш-ш-ш, все в порядке, — шепчет одна из них. — Тебе нужно доверять им, — говорит другая сзади. Руки подталкивают мои бедра, спину, но я не вижу ничего, кроме светлых волос и загорелой кожи, мое сердце колотится, и я просто хочу Адама. Когда я продолжаю колебаться, еле волоча ноги, Райф говорит: — Хочешь, Грифф поможет тебе? Стиснув зубы, я, наконец, расслабляюсь под их толчками и позволяю им вести меня остаток пути. Райф снова похлопывает по кровати, теперь с торжеством в глазах. Я бросаю взгляд на одеяло, сглатывая, затем снова смотрю на него. Это не похоже на другие разы, когда мне приходилось подыгрывать. Я больше не принадлежу ему. Я не хочу играть. — Я не твоя, — шепчу я, мой голос намеренно покорный в надежде противостоять непослушным словам. Я не знаю, как далеко я смогу зайти, прежде чем он сорвется. — Я не должна быть здесь. Он перестает улыбаться, его веки опускаются. — Я думаю, мы оба знаем, насколько это правда. У меня перехватывает дыхание, и холодная дрожь пробегает прямо к пальцам ног. — Но пока ты в этом доме, ты принадлежишь мне. Ложись. На. Кровать. Я не могу унять дрожь в пальцах, когда подчиняюсь, меня мучают вопросы. Он знает, что мне не суждено быть здесь? Что еще он знает? Другие женщины присоединяются ко мне одна за другой, вдавливая меня глубже в матрас, затем толкая на спину. Они расходятся, останавливаясь, чтобы сесть в разных углах кровати. Гладкий шелк оборачивается вокруг моих запястий и лодыжек, каждая из них обвязывает меня своими дополнительными шарфами, расправляет мне руки и ноги, затем продевает материал через каркас кровати, чтобы удержать меня на месте. Моя грудь быстро вздымается вместе с бешено бьющимся сердцем, когда я ловлю на себе расчетливый взгляд Райфа. Странно, он почти напоминает мне Адама. Они оба могущественны, без усилий соблазнительны и движимы тьмой. Основное отличие в том, что, когда я смотрю в глаза Адаму и он обнажает свою душу, я вижу все. Я могу прикоснуться к его безумию и страсти. Я могу ощутить его темные оттенки на своем языке, а затем проглотить их, чтобы они тайно слились с моими собственными. Но Райф, когда я смотрю в его глаза, я не вижу ничего, кроме отблесков мании. Он настолько запутан тьмой, бушующей внутри, что его душа погребена за точкой невозврата. Райф издает долгий вздох, наблюдая за выражением моего лица. — Только не говори мне, что ты девственница, когда дело касается женщин, — бормочет он, хмурясь с притворным разочарованием. Я прищуриваюсь, несмотря на учащенный пульс. Что-то подсказывает мне, что он уже знает, что у меня были только мужчины. Не то чтобы это имело значение. Я подозреваю, что это имеет мало общего с истинной причиной, по которой он привел меня сюда.