– Лучше? – Не отходи от меня. Возможно, мне потребуется на тебя опереться. – Можешь на меня рассчитывать, дорогая, в любое время. Радостно приветствуя окружающих, Конор пропихнул Наташу в центр компании. Наташа смутно понимала, о чем говорят вокруг. Она чувствовала, что пьянеет все больше по мере того, как алкоголь всасывался в кровь. Теперь ей было на это наплевать, главное, Конор был рядом. Она думала только об этом, стараясь вовремя смеяться над шутками, кивать и улыбаться. У нее снова увязли каблуки, и, почувствовав, что шатается, она оперлась на него. В саду было столько народу, что этого, похоже, никто не заметил. Гости стояли группами, плечом к плечу. Когда Конор незаметно за спиной взял ее за руку, она в знак благодарности сжала его мизинец. Он спас ее, не дал выставить себя дурой. Как было легко, как естественно сделать следующий шаг. Прошло несколько минут, прежде чем она поняла, что жар, который она почувствовала на затылке, объяснялся не только припекающим солнцем. Она повернула голову и увидела Мака в десяти шагах от себя. Он смотрел на ее руку. Она пошатнулась, покраснела и отпустила мизинец Конора. Позднее поняла, что это было самое неправильное, что она могла сделать. Это было признанием вины. Но исправить что-либо было уже поздно. По выражению его лица она поняла, что все кончено. Возможно, уже давно. – Тебе нужна хорошая стрижка, – сказала Линда у нее за спиной. На компьютерном экране она увидела отражение осуждающего лица секретарши, орудовавшей ножницами. На плечи Наташи было накинуто офисное кухонное полотенце, усыпанное прядками русых волос. – Времени нет. – Наташа вернулась к папке, лежащей перед ней. Очки на кончике носа, ноги в чулках на столе. – Нужно успеть все это прочитать. В два снова надо быть в суде, чтобы получить заявление по итогам слушанья. – Высветленные пряди совсем отросли. Нужно сделать мелирование. – Можешь сделать? – Я сто лет никому не делала мелирования, тем более в обеденный перерыв. Ты хорошо зарабатываешь, должна сходить к настоящему парикмахеру, к какой-нибудь знаменитости. – Она отрезала еще одну прядку. – Вот был бы ужас, – хмыкнула Наташа. – Если бы захотела, могла бы сделать из себя красотку. – Ты говоришь, как мои родители. Чая у нас не осталось? Она пробежала глазами последнюю страницу, закрыла папку и потянулась за следующей. Телефон просигналил, что пришло сообщение. Мак за утро прислал ей два сообщения с вопросом, когда он может зайти. Почти десять дней прошло, как она дала ему от ворот поворот. Извини. Завтра не получится. Может быть, в четверг. Дам знать, набрала она. Не успела положить телефон, как он снова запищал. Полчаса. Среда вечер. Она не хотела с ним встречаться. Слишком много дел. Он отсутствовал год. Может подождать день или два. Не получится. Судебный пересмотр. Извини, написала она в ответ. Но сегодня, похоже, у него лопнуло терпение. Нужно забрать вещи. Пятница крайний срок. Могу это сделать без тебя. Скажи, если сменила замки. Она захлопнула крышку телефона и попыталась собраться с мыслями. – Лин, зачем мне идти в парикмахерскую? Мне нравится, как ты стрижешь. – Не перехвали, миссис Макколи. – Мисс. – Кстати, хотела спросить, будешь менять «миссис» на «мс» на бланках? А то мне нужно новые заказать. – С чего ты взяла, что я захочу быть «мс»? Линда пожала плечами: – Ты такая. – Какая «такая»? – Наташа подалась вперед, уворачиваясь от ножниц, и резко повернулась в кресле. Линду не смутил вопрос. – Независимая, хочешь, чтобы все это знали, и рада этому. – Она задумалась. – Обращение «миссис» означает, что его обладательница прошла через огонь, воду и медные трубы. В отличие от «мисс», предполагающего, что женщина не потеряла надежду нарядиться в белое подвенечное платье и фату. Она положила обе руки на голову Наташи и повернула ее так, чтобы та смотрела прямо перед собой. – Прошла огонь, воду и медные трубы, – повторила Наташа. – Не поняла, ты меня оскорбила или сделала комплимент. Вошел Бен и положил на стол еще одну папку. Она потянулась за ней, и Линда чертыхнулась. – Линда, социальный работник не звонил насчет Ахмади? Наташа еще не знала, что собирается спросить, но ей нужны были какие-нибудь подсказки. Как она могла так ошибиться в этом парне? Неужели никто не проверил достоверность его рассказа? – Ахмади? Это парень, про которого писали в газете? Которого ты представляла? Я узнала его имя. – Ничто не проходило мимо Линды. – Он напал на кого-то, да? Странно. По нему не скажешь. Наташа не хотела обсуждать эту тему в присутствии стажера. – В тихом омуте… Линда, заканчивай. Через двадцать минут я должна быть в суде, а я еще бутерброд не съела. – Как все прошло? Конор ждал ее перед залом суда. Она потянулась к нему и поцеловала, не обращая внимания на взгляды других юристов. Они теперь были парой. Двое разведенных, немолодых, умудренных опытом людей. Все в рамках приличий. – Я их прижучила. Знала, у меня получится. Пеннигтону явно недоплатили. – Умница, девочка моя. – Конор погладил ее по голове. – Хорошая стрижка. Как насчет ужина? – С удовольствием бы, но у меня куча бумажной работы, которую нужно сделать до завтра. – Она увидела, как погрустнело у него лицо, и взяла его за руку. – А вот от бокала вина не откажусь. Я тебя почти не видела всю неделю. Они прошли по относительно спокойному Линкольнс-Инн и вышли на оживленную, запруженную людьми улицу. Лучи солнечного света отражались от асфальта, когда они переходили на другую сторону, направляясь в паб. Наташа сняла жакет. – Эти выходные не получится провести вместе, – сообщил Конор, когда они стояли у барной стойки. – У меня мальчики. Решил сказать тебе заранее. Сыновья Конора, пяти и семи лет, даже год спустя тяжело переживали развод родителей и не были готовы узнать, что у папы есть подруга. Наташа попыталась скрыть свое разочарование. – Жаль, – сказала она мягко. – А я заказала столик в «Уолсли». – Шутишь. – Не-а. – Она грустно улыбнулась. – У нас полугодовой юбилей, если помнишь. – А я-то думал, ты сухарь, лишенный романтизма. – Знаешь, никто не давал тебе монополии на красивые жесты, – кокетливо напомнила она. – Полагаю, придется найти тебе замену. Похоже, подобная перспектива его не испугала. Он заказал напитки и повернулся к ней. – Она едет в Дублин на выходные. – Он всегда говорил о своей бывшей «она». – Поэтому мое дежурство начинается в пятницу и заканчивается в понедельник утром. Понятия не имею, чем занять эту парочку. Они хотят покататься на коньках. Кататься на коньках, как тебе это? На улице двадцать семь градусов. Наташа отпила из бокала, раздумывая, стоит ли предложить свою помощь. Если ему придется отказаться во второй раз, в этом будет нечто безнадежное. Для всех было бы безопаснее и проще, если бы она сделала вид, что не собирается вмешиваться. – Не сомневаюсь, ты что-нибудь придумаешь, – осторожно заверила она. – Как в понедельник вечером? Мог бы приехать к тебе, если хочешь. Весь на взводе. – Боюсь, у меня нет выбора. Она постаралась скрыть нотки горечи. Почему он не хочет свести ее с сыновьями? Рассматривает их отношения как временные и не считает нужным их знакомить? Или еще того хуже: она производит впечатление человека, который не любит детей, и он боится подобной встречи? Весь прошедший год Наташа каждый день имела дело с конфликтами в суде, и ей хотелось их избежать в личной жизни. – Тогда в понедельник, – улыбнулась она.