– Я тоже. – И я не знала, соврала ли сейчас. Люцифер долго смотрел на меня, словно в поисках подтверждения моих слов, а затем со звериным рыком набросился на мои губы, терзая поцелуем и забирая дыхание. Я не заметила, как оказалась придавлена к постели, задыхаясь от поцелуев. Его губы были везде: в ложбинке между грудей, на лице, в уголках глаз, на плечах. Мое платье, не расстегнутое, а разорванное в нескольких местах торопливыми руками, валялось на полу, и сам Люцифер уже лишился одежды и смотрел на меня сверху. Кольцо уже было теплым. – Не позволю никому тронуть тебя, – прошептал он, склонился над моим животом и коснулся его языком. Я задрожала, не понимая нахлынувших ощущений, они вязкой истомой собирались внизу живота, распространяясь выше. Тихий стон сорвался с моих губ, когда Люцифер опустился ниже, касаясь меня там, где не касался никто. Я стонала, срываясь на крик, цепляясь руками за его голову, то прижимая сильнее, то стараясь отстранить. Неизвестные ощущения нарастали, заставляя меня дрожать всем телом. Кольцо уже пылало огнем, обжигая палец, но я не могла пошевелиться. Люцифер вошел одним толчком, вызывая боль, ловя мое дыхание своими губами. – Моя, – шептал он, ускоряясь в темпе. – Скажи, что моя, – умолял он. Я что-то бессвязно отвечала, держась за его шею, притягивала к себе, когда ощущения становились более яркими, и стонала снова. Внезапная вспышка, словно тысячи мелких искр осыпались на мое тело. Я выгнулась и застыла в немом крике. Он вспыхнул вместе со мной, со стоном выкрикивая мое имя. Кольцо раскалилось, а рука дрогнула, когда острая игла вонзилась в вену на его шее. Люцифер дернулся, отползая в сторону и не веря в произошедшее. – Думал, что моя, – усмехнулся он, борясь с неконтролируемой дрожью, распространявшейся по телу. Сетка вен уже взбугрилась, поползла по коже, отравляя. – Человек не может быть чьим-то, – сквозь пелену слез прошептала я, поднимаясь и быстро натягивая на себя то, что осталось от платья. В зеркале на стене отразилось лицо светловолосой девушки, в глазах которой застыла боль. Я вытерла каплю крови с губы и в упор посмотрела на улыбающегося Люцифера. Улыбка выглядела жутко, неправдоподобно, словно маска. Чернота уже захватила его тело, поднимаясь к лицу, касаясь бледных щек. – Я ведь все равно найду тебя, – прохрипел он, а с сухих, потрескавшихся губ сорвались капли крови. Я склонилась к нему, приблизившись почти вплотную. – Ты так ничего и не понял, – с болью произнесла я, осторожно тронув его темные волосы и запоминая каждую черту его лица. – Любой заслуживает свободы. И теперь, спустя двадцать лет, мы наконец-то действительно приблизились к ней. Укрыв склонившего голову Люцифера покрывалом, я вышла из покоев. Айл стоял за дверью, и по его лицу я поняла, что все это время он был здесь. Мы бежали по темному коридору. Люк уже должен был ждать нас в гроте, где находились спящие Жертвенницы. Я боялась и молилась кому угодно, чтобы нашу небольшую группу не встретил никто, но моим надеждам не суждено было осуществиться. – Не ожидал от тебя такого, Тень. Играя в руке мечом, к нам медленно приближался Эргон. На его скулах играли желваки, а глаза горели огнем. Рядом с алтарями, на которых возлежали Жертвенницы, лежал оглушенный Люк. Навстречу Эргону вышел Айл. Эргон хмыкнул, крутанул рукоять клинка, и лезвие вспороло воздух с оглушительным свистом. – И от тебя не ожидал, дружище. Вы покинете дворец, только переступив через меня. Катарина шмыгнула носом, а Кин сдавлено выдохнула, и я испугалась, что она кинется на Деаса с голыми руками. – Тогда нам придется сделать это, иначе быть не может. – Айл говорил сухо, положив ладонь на рукоять меча, всем своим видом показывая, что не намерен сдаваться. Эргон уже встал в стойку, готовый сражаться, но вздрогнул. – Ты уверен? Я бы смог. Нет. Я понял. Хорошо, – сказал он сам себе и, укоризненно взглянув на меня, спрятал клинок в ножны. – Убирайтесь. – Что? – Я не поверила своим ушам. – Я же сказал, убирайтесь! – рявкнул Эргон так, что своды пещеры задрожали, обещая обвалиться на наши головы грудой камней. Айл и Кин бросились к Люку, приподнимая его голову. – Какого черта, Эргон? – злился Айл. – Так было нужно. – Я бы порвала тебя голыми руками, – выплюнула Кин и с болью осмотрела кровоподтек на виске Люка, касаясь его дрожащими руками. – Не сомневаюсь. Эргон уже собирался уйти, но Катарина сорвалась с места и ухватила его огромную ладонь, прижимая к своей щеке. По лицу Эргона прошла судорога, а суровый взгляд на мгновение потеплел, едва коснувшись ее румяного лица. И как бы старательно он ни пытался его отвести, все равно возвращался к ее зеленым глазам и пухлым губам. Сдавленно выдохнув, Эргон погладил щеку Катарины большим пальцем. – Прощай, Катарина, – пробасил он, и она всхлипнула, роняя слезы, а потом обернулась ко мне, и я вздрогнула от решимости на ее лице. Виновато понурив голову, она пролепетала: – Я не говорила, Тень, но я полюбила. – Ее слова хлыстом били по оголенным нервам. Я закусила губу, отвернулась в сторону и кивнула, почти без слов понимая, к чему она ведет… Если для открытия порталов у удержания их, чтобы вернуться, нужно именно шесть Жертвенниц, то для прохода в один конец хватило бы четверых, без намека на истощение… – В этом мире больше не родятся Светлые дети, не будет обрядов, поэтому тебе ничего не угрожает, и я уверена, что Эргон сможет тебя защитить. Катарина расплакалась, тихо поскуливая, а Оливия принялась успокаивать сестру, но я продолжила: – Я справлюсь без тебя, Кати, будь счастлива. – Спасибо, – сдавленно выдохнула она. Не прощаясь, взявшись за руки, Деас и Жертвенница покинули пещеру, исчезая в темноте коридора. – Как ты могла ее отпустить? – нахмурилась Кин. – Хотя я думала, что предательницей будет Алия. – Алия, Алия – чего заладили? – передразнивая слова Кин, насупилась она. – Между прочим, хоть я и перечила, но никогда бы не подставила Тень! Я хмыкнула. – Тень, но без Катарины и Софии нагрузка на нашу цепь возрастет, неужели мы сможем открыть проход? – задумчиво проговорила Оливия. – Сможем, – улыбаясь, ответила я, ведь Завеса в какой-то степени была частью меня. – Ну вот, Люка я подлатал, – заканчивая вливать темную энергию, сказал Айл. – Можем будить Жертвенниц. Мы наконец-то покинем это место. И я верю, что по пути нам больше не встретится ни единого солдата. Айл оказался прав. Я стояла перед белоснежной, сияющей Завесой. Она тянула ко мне свои щупальца, пытаясь наполнить, но я не подпускала ее к своей душе. Когда-то я считала, что, находясь в бездверной комнате, мне не найти выхода, теперь же я смотрела на былые страхи с улыбкой. Если нет дверей, а вокруг лишь пустые, голые стены, я проломлю их. Отныне так будет всегда. – Волнуешься? – голос Айла заставил вздрогнуть, и я обернулась, встречаясь с его измученным взглядом. Сопротивление уже собирало людей. Группами подводили к Завесе, выстраивая в ряды. Бывшие Жертвенницы сидели на мягком пепле, укрытые холщовыми покрывалами. Пробуждение далось им тяжело, и Люк колдовал над ними, сверяясь с кристаллом. Кин тоже была рядом, уже не скрывая ласку во взгляде. Алия что-то верещала, переключив внимание на новоиспеченную парочку, а Оливия, как обычно, пыталась усмирить бойких, вечно споривших Жертвенниц. Я улыбнулась с грустью, вспоминая Софию, которой больше не было с нами, и рыжую, вечно веселую Катарину. Молчание затянулось… – Неужели это конец? – прошептала я, вдыхая полной грудью запах гари, стараясь запомнить его и никогда не забыть. Айл приблизился, не пытаясь дотронуться, просто встал рядом. – Это еще не он. Я кивнула. Чтобы Люцифер, Аварис и Тоун оставили нас в покое, следовало их убить, сделать то, чего бы я сама не смогла. – Тогда мы постараемся сделать все, чтобы они нас никогда не нашли, – улыбнулась я и раскинула руки, принимая первый луч Завесы, а затем и второй, наполняя выжженную Тьмой душу истинным Светом. – Мама, я скоро вернусь. Эпилог