— Много? — Да. Напрямую давить бесполезно. Но в Латинской Америке можно договориться со всеми и обо всем, только лишь задействуя связи. Если Эскобедо попросят авторитетные люди — он будет вынужден просьбу выполнить. — Поинтересуешься? — Ну… можно поспрошать. Я понял заминку. — Скажем… один процент. От того, что удастся вытащить. — Ты чего? — А что? — Один процент — как нищему на паперти. — Ты знаешь, сколько там? За один процент ты не одну такую тачку купишь. Отвечаю. Жадность как обычно победила. Жора кивнул. — Хорошо. США, штат Майами. Округ Дейд. 19–20 июля 2019 года. В Майами Роберт Чикофф прилетел на частном самолете, принадлежащем его друзьям. Друзья, по странному стечению обстоятельств, были русскими… Сам Чикофф был поляком, «Чайковски» — эта фамилия сложно произносится на английском, поэтому его прадедушка поменял ее, чтобы получить первую свою работу в Чикаго — на знаменитых бойнях. Но сказать, что Чикофф был пропольски настроен — было нельзя. Он был либеральным интервенционистом. Считал, что господство США в мире надо обеспечить любой ценой. И если мир не согласен, то тем хуже для него. На самый верх в иерархии ЦРУ он взлетел после того, как оказался единственным, кто с самого начала предсказывал крах Арабской весны, и предупреждал, что США ни в коем случае не должны лезть в это. Тогда ведь многие поверили, что это процесс, сравнимый с событиями 1989 года в Европе, с парадом демократии, с бархатными революциями. Он с самого начала предупреждал, что арабские общества совсем не такие — они сильно расколоты, и у них нет положительного примера перед глазами. Почему всё это случилось в 1989 году в Европе? Потому что у чехов, поляков, венгров долгими годами, десятилетиями был перед глазами пример Западной Европы. Которая жила несравненно лучше их, богаче их — и потому в 1989 году их посыл был един: мы хотим туда. Туда, где бизнес не считают преступлением, а нищету чем-то хорошим, туда, где просто стараются жить как можно лучше, а не идти по пути социализма, принося всё новые и новые жертвы, туда, где нет пожизненных президентов, а люди сами выбирают себе власть. В арабском мире нет примеров подобных ФРГ, Австрии, Франции. Самые богатые страны там автократии, монархии и крайне религиозны. И потому — арабскую весну ничего хорошего не ждет впереди. Некуда идти. Не к чему присоединяться. Зато там есть масса озлобленных мусульманских радикалов, которые, если придут к власти, — мало не покажется никому. И долгая, очень долгая традиция ненависти к Западу. В Восточной Европе не ненавидели Запад, потому что там исторически было три колонизатора — Германия, Россия и Османская империя. Но не Англия, не Франция, не Испания — не Европа. На арабском Востоке Запад, человек говорящий по-английски — это, прежде всего, колонизатор. Это не смыть, не исправить, это глубоко сидит в душе народа. Ирак и Афганистан — всколыхнули давнюю традицию ненависти, ведущую своё начало еще от крестоносцев. Если бы в Ираке получилось — может быть, по-другому сложилась бы и Арабская весна. Но там не получилось. Ничего не вышло. Историю не переписать, ошибки не исправить. Ничего не сделать. И потому лучше, по крайней мере, на первом этапе, пока не станет ясно к чему всё идет — держаться подальше, не делать никаких ставок в игре, ограничиваться словесными интервенциями. Пока не будет ясно, кто пойдет. Его не послушали. Миссис Клинтон пролетев мимо Белого дома и получив в качестве утешительного приза Госдеп и всю внешнюю политику — была настроена решительно. Ей надо было действовать и действовать публично. Результат? Три подряд катастрофы. В Ливии началась племенная война, и государство было разрушено полностью. В образовавшийся вакуум хлынули русские, джихадисты и Аллах знает, кто еще. Египет. Демократический транзит не состоялся, к власти в результате вполне демократических выборов прорвались Братья-мусульмане. Они и не скрывали, что эти выборы будут последними. Через год, когда стало понятно, что дело идет к гражданской войне по типу ливийской — госдеп был вынужден смириться с военным переворотом и приходом к власти очередного военного, симпатизирующего всем автократам мира и нашим в том числе. Сирия? Про Сирию даже говорить не хочется, это был самый болезненный урок. Сирия была одной из наименее исламизированных и наиболее цивилизованных стран региона, в ней не было традиции религиозного экстремизма. Но местные антиправительственные силы не получили вовремя достаточной помощи от демократических государств — и радикализовались, как и значительная часть населения. В стране было свыше миллиона беженцев из соседнего Ирака — а там общество было куда более склонно и к религии и к жестокости. Именно они стали костяком отрядов Исламского государства — структуры, которую даже оставшиеся в живых лидеры Аль-Каиды прокляли за жестокость и отступничество от ислама[21]. А США оказалось в ситуации, в которой оно не должно было находиться. Они должны были поддерживать свержение диктатора — но как они могли это делать, если это были те же самые люди, что убивали американских солдат в Ираке и Афганистане? Американские инструкторы докладывали — они встречали в лагерях подготовки террористов, которые совершали теракты против американских солдат, входили в списки разыскиваемых террористов. И те их тоже узнавали. Из событий Арабской весны Америка вышла потрепанной, сильно изверившейся, деморализованной. Возможно, поэтому с самого начала не был дан решительный и окончательный ответ преступлениям России. Возможно, поэтому в США отсутствует сколь-либо серьезная поддержка российской оппозиции. И это при том, сколько русских приехало — раньше ЦРУ и мечтать не могло о таких возможностях. Однако, в Госдепе и даже в самом ЦРУ скептически отнеслись к возможности прозападного переворота в России. Чикофф думал иначе. Он думал так, потому что иначе представлял себе переворот. Америка должна была извлечь правильные уроки из иракской трагедии. Тогда они, ведомые самыми лучшими побуждениями, решили полностью зачистить политическое поле Ирака и распустили всю партию БААС и все силовые структуры страны. Последовавшие события показали, какой это было страшной ошибкой — ведь именно бывшие функционеры партии БААС во главе с Иззатом ад-Дури, вице-президентом Ирака при Саддаме, стояли у истоков Исламского государства. Ни в коем случае нельзя распространять санкции к диктатору на весь его аппарат. Нельзя обвинять людей, не имеющих отношения к репрессиям и прочим явным нарушениям прав человека, что они просто делали свое дело, пусть и в недемократической стране. Что он понял в Ираке: удар должен приходиться только по диктатору и его самому ближайшему кругу. Аппарат следует привлечь к реформам. Нельзя сваливаться в морализаторство. Если система каким-то образом удерживала власть в государстве — пусть и дальше удерживает. Только в интересах американцев. Что касается России, то в ней было две крупные коалиции: силовики и бизнес. Первым следовало пообещать безнаказанность. Вторым — снятие санкций. А что касается гражданского общества… это не более чем красивая обертка. В России больше, чем где бы то ни было. Он специально организовал себе прикомандирование к посольству в Москве, ему удалось поработать и в консульстве в Екатеринбурге. Что его поразило? Слабость оппозиции. Слабость не была следствием того, что их преследовали — вовсе нет. Многие даже не могли сказать, что конкретно они будут делать, придя к власти. Они хотели снести власть, они пытались что-то делать для этого, но если бы им удалось — они немедленно провалили бы всё дело. Никто из них не был готов идти мэрами городов, министрами, разбираться с конкретными вопросами. Это было просто поразительно. Одно время в американском посольстве в Москве и в Госдепе работала группа, идея которой заключалась в попытке вернуть к власти в России компартию. Эти идеи поддерживал даже посол. Сам Чикофф считал это чрезвычайно опасным — но признавал, что в России именно левая, социал-демократическая идея, партия для простых людей — имеет все шансы на успех. По крайней мере, стать второй партией в бипартийной системе. Он присматривался к российским коммунистам… Его поразило то, что они совершенно не верят в то, что говорят и не пытаются действительно идти к своим избирателям. Им надо было налаживать контакты с профсоюзным движением, становиться партией профсоюзов, как британские лейбористы — но они не только не делали этого. Лидеры партии видели свою задачу скорее в обороне занятых ими позиций в самой партии — нежели в парламенте. Большая часть сил уходила на внутреннюю борьбу… Он вообще не понимал, как можно выставлять одного и того же кандидата по несколько раз. Если избиратели не приняли его — значит тому была причина и надо пробовать кого-то еще. Но русские не делали этого. Нет, проамериканские силы надо было искать — или выращивать — внутри самой российской элиты, внутри действующей власти. Иначе будет второй Ирак — но с ядерным оружием. В Майами он взял напрокат машину, покатил на ватерфронт. Место это было крайне популярно у богатых россиян — они покупали здесь недвижимость и по возможности рожали здесь. По праву почвы — ребенок, родившийся на американской земле, автоматически получал американское гражданство, а его родители — грин-карту. Среди жителей этих громадных многоэтажек на первой линии были политики, звезды шоу-бизнеса, предприниматели. Все они хотели грин-карту. В лифте он ехал с какой-то дамой, типично русской. Она болтала по телефону о том, что здесь все г…о, нормальной маникюрши не найдешь, и вообще тут даже сходить некуда. Он хотел было ее спросить, зачем она тогда приехала, но решил этого не делать. В нужной ему квартире его ждал один из самых богатых людей России, член РСПП. Он был под санкциями и потому легко пошел на сотрудничество с ЦРУ. — Дмитрий… — О, Боб… Чикоффа он знал под настоящим именем; под которым тот работал в посольстве. — Дернем? Чикофф посмотрел на часы. — Да брось, мы же на отдыхе. Дмитрий сделал коктейль на американский манер — с полным бокалом льда. Чикофф отставил в сторону — чтобы лед успел растаять. — Ну? Что скажешь? Дмитрий должен был поговорить кое с кем в России. — Был разговор? — Был. — И? — Всем стремно. Чикофф покачал головой. — Даже на условиях полного снятия санкций? — Даже так. Б… Он как то раз встречался с определением русских: с врагами они дерутся как львы, меж собой — человек человеку волк, к начальству — чего изволите. Так вот — ерунда все это! Так не бывает — с врагом волки, а к начальству — чего изволите. Если человеку рога обломать — он так и останется безрогим. Что с ними не так, а? — Слушай, Дима, а что не так, а? — Да стремно говорю же. Терять много. — Вы уже много потеряли. — Но не всё. — Если провалится — вы тоже всё не потеряете, верно? Дима пожал плечами — Знаешь, Роб, прошли те годы. — Какие еще годы? — Погоди, послушай. Лет двадцать назад я бы впрягся. Без вопросов. И многие бы впряглись. Чего там… кровь кипела, х… стоял. А сейчас… Вот прикинь, полтос уже громыхнул. Дети устроены, у вас отучились, живут здесь. Бабло — ну мне хватит, детям хватит. На фига мне в такие непонятки лезть, в какие ты меня зовешь? Дима долил себе чистой водки, замахнул залпом.