Но сегодня она пишет совсем про другое — про разворовывание средств на программе реконструкции барриос. Это относительно безопасно: коррупционеры — это не мафия. — Ублюдки… — Еще какие… — бурчит она под нос, не переставая бить по клавишам. Как у нее, получается, так быстро печатать одним пальцем — я не знаю… — Поспи… — Сейчас, еще немного осталось… Еще минута бешеного аллегро по клавишам, победный возглас. И вот она уже лежит рядом со мной. Спит. Засыпает она мгновенно. Как и просыпается… Стараясь не шуметь, я встал, укрыл ее одеялом. Надо идти… у меня рабочий день только начинается… Уходя, я зашел в комнату, посмотрел на нее… правильно ли, что… не знаю, короче. Рядом со мной находиться опасно — во всех смыслах. Сейчас будет по-другому — можно только надеяться… … Час спустя — я паркую БМВ на стоянке для членов гольф-клуба. У меня здесь встреча… Гольф-клуб тут интересный — он расположен рядом с аэропортом, самолеты заходят на посадку прямо над головами. Называется Эль-Родео. Народа тут много — считается, что гольф спорт богатых, а тут любят пускать пыль в глаза. Что касается меня — мне больше нравится что самолеты, заходя на посадку, создают сильный шум, и ничего не прослушаешь. Хотя тут и так не лезут в дела друга — но никакая предосторожность лишней не бывает… Вместо поля я иду в ресторан, там сейчас пусто, народ появится ближе к вечеру. Метрдотель — сажает меня за столик, но я извиняюсь и пересаживаюсь за другой. Предосторожности лишними не бывают. — Просто мясо на гриле, хорошо? Мясо тут отличное. Испанцы вообще знают толк в мясе, как и все их бывшие колонии. А здесь почти все страны — бывшие испанские колонии. Пока несут мясо, ввожу пароль от wi-fi, просматриваю новости. Деньги у меня распределены по нескольким странам, просто так их не арестовать, не заморозить. С удовольствием замечаю, что российские активы — продолжают в этом году радовать. Хотя санкции не сняли — все понимают, что продолжения у этой истории не будет. А российские активы фундаментально дешевы, вот я их и скупаю. Думаю, после того, как уйдет Путин, будет рывок — Западу нужна символическая победа, хоть какая. Пусть даже уход Путина по возрасту и после четвертого срока. И после нее — всё начнет расти. Покупай, когда на улицах льется кровь… Кстати про кровь. В Египте, похоже, по-серьезному начинается. Все-таки не сумели там замирить. Жаль. Кстати, хотите теорию? Только обещайте не смеяться… обещаете? Я жил на Ближнем Востоке, а сейчас живу в Латинской Америке, потому могу сравнивать. Отличий немного — та же безработица, причем особенно высокая — молодежная, та же экономика гастарбайтеров, та же безнадёга. Почему же в Латинской Америке нет аналогов Исламского государства и даже в самые мрачные времена — не было такого мрачного, самоубийственного фанатизма, какой есть на Ближнем Востоке? Отличие одно есть и очень важное. В Латинской Америке очень доступный секс, буквально на каждом шагу — а на Востоке секс, наоборот, табуирован. В итоге молодежь вместо того, чтобы упражняться в постели — идет сносить власть, или в Аль-Каиду за семьюдесятью двумя девственницами — потому что в жизни многим и одна не светит. Если бы исламские запреты и предрассудки ушли в прошлое — Ближний Восток стал бы куда более приятным местом. Но они не уйдут. Потому что ислам есть ислам, это единственная религия, которая предписывает строить общество, более приспособленное для войны, нежели для мира. Тому есть много причин, но факт остается фактом. Ислам таков и ограничение доступа к женщинам (при разрешении рабынь, которых надо добыть опять-таки в бою) — это один из инструментов создания общества — войны. Так что — ничего хорошего там не было и не будет. Впрочем, я к этому никакого касательства уже не имею… и слава Богу. Пусть кто-то другой разбирается с этим… с меня же — хватит. Все что мне нужно — дожить жизнь в относительном спокойствии — или в латиноамериканской маньяне. Несут мясо… а вон и мой клиент спешит. Коротенький, толстый… зовут Родриго. Сохраняющий чувство юмора в самых сложных жизненных ситуациях. И чувство собственного достоинства тоже — несмотря на предъявленные обвинения в коррупции и спекуляции. Вон, как улыбается. — Ола, Алессандро! — Ола. — Что ешь, мясо? — Ага. — Тогда и я буду мясо Подскакивает официант — он то понимает, что вон они, чаевые дня… Родриго еще год назад был генералом боливарианских спецслужб. Боливарианских — потому что в Венесуэле все хорошее носит название боливарианского, в том числе и спецслужбы. Лично знавший Чавеса, он во время его правления отвечал за экспорт социалистической боливарианской революции. А экспорт революции был тесно связан с нефтяным экспортом: тот кто соглашался пойти по пути боливарианской революции, начинал получать от Уго Чавеса нефть по бросовым ценам, а некоторые, такие как Куба, — и вовсе бесплатно. В те времена нефть стоила сто, сто двадцать, а то и сто сорок долларов — и получать нефть по двадцать — тридцать за баррель, когда она стоит за сотню — существенное подспорье. Желающих хватало. И вот на этой-то халявной нефти, которая шла за кордон большими объемами и без должного контроля — Родриго сильно проворовался… Кстати, если кто-то думает, что боливарианский социализм чем-то отличается от брежневского — спешу вас обрадовать: ничем. Ничем он не отличается, никакой разницы между сортами говна нет. Чиновники точно те же самые — назначили на должность, он поворовал два-три года, если повезло, то и больше, семью в соседнюю страну вывез, в Панаму или к нам, в Колумбию, потом запахло жареным — и сам дал дёру. Тут полно таких — квартиры покупают, и все как один вступают в оппозицию кровавому режиму Мадуро и клянут его последними словами. Местные спецслужбы еще с ними чего-то там возятся, а вот американцы фишку уже просекли и попытки получить статус политического беженца и выехать на халяву в США — оперативно пресекают. Хочешь бесплатную визу политбеженца? Х. шки тебе, деточка! Покупай как все инвесторскую — два миллиона долларов инвестиций в экономику США, как минимум. Нет таких денег? Твои проблемы — иди, еще поворуй. Потом Чавес умер, к власти пришел Мадуро, бывший водитель автобуса — а у того были свои родственники, друзья и знакомые. И они все хотели кушать. Так что Родриго понял, что дело худо — и дернул в соседнюю страну, прихватив семью и наворованное. Обычно следующий пункт — это Панама или США, но для Родриго это не подходило. Американцам он в свое время сильно насвинячил, и потому американской визы ему было либо не видать, даже за деньги, либо дали бы — но арестовали бы уже в аэропорту. И понятное дело, раскулачили бы. Панамцы тоже имели на него зуб, а если бы и не имели — с американцами им ссориться ни к чему — выдали бы сразу в США и все. Родриго, не зная куда деваться, заказал исследование и «выявил», что его бабушка была еврейской эмигранткой. Но в израильском посольстве ему не поверили. Так генерал Родриго и мыкался, не зная, куда приткнуться, пока ему кто-то не дал мой номер телефона. Если вы еще помните, у меня серьезные связи, как в Прибалтике, так и в Швеции с Норвегией. И именно в сфере эмиграции. Они остались — номера телефонов, должники, понимание того, как работает система. И мы договорились — миллион долларов. Половина сейчас, половина после того как вся семья получит позитив — то есть разрешение на въезд в Швецию. Первым делом мы отправили младшую дочь генерала, зеленоглазую блондинку (причем не крашеную) со странным для Венесуэлы именем Кая в Швецию. Ее задача — просидеть тихо шесть месяцев, получить позитив, освоить язык и поступить в университет на любой факультет. И она близка к этой цели. После того как эта задача будет выполнена — она сможет подать документы на воссоединение с семьей. Один из сыновей генерала, Кальво, — у него аж восемь детей — с этой же целью обосновывается в Латвии. Третий, Хорхе, — поехал в Эстонию. Но Швеция у нас остается главной целью. Страна, где средняя зарплата зашкаливает за три с лишком тысячи евро, и где давно уже не происходит ничего плохого. Страна, где можно не выживать, а жить тихой, до тошноты буржуазной жизнью — если вас, конечно, не встретят в темном переулке шведы во втором поколении с именами Ахмед и Мохаммед. Но в Колумбии опасностей куда больше. А пока дети боливарианского генерала ищут позитива в спокойной буржуазной Европе — Родриго сидит здесь, в Колумбии, стране, с которой у Венесуэлы есть пограничные споры и с которой он должен был бы в иных обстоятельствах воевать. И воевал бы. Если бы не воровал. Воруют все… Знаете, я и сам не святой. Честно. Но иногда мне становится тошно от того, во что превратился весь мир после 1991 года. Идеологии больше не стало — ни с одной ни с другой стороны. Идеалов тоже. Образец жизни — стать миллионером до тридцати. Неважно как. Хоть спортом, хоть сверкая голой ж… на страницах журналов. Цель оправдывает средства. И второе — воруют все. И в богатых странах и в бедных. Воруют политики, воруют генералы, воруют чиновники. Я не видел еще ни одной страны, где бы не воровали. Потом, когда наворуют — переезжают в страны загнивающего Запада, или к нам в Москву — и живут на наворованное. Все идеалы, все обещания, все клятвы — все летит к черту как только появляется возможность украсть. Здесь, в Колумбии, была такая революционная организация ФАРК. Она состояла из бедняков и студентов, пока кому то не пришло в голову, что в районах контролируемых ФАРК кока растет ничуть не хуже, чем в любых других районах. С тех пор всё изменилось. А недавно состоялось национальное примирение — партизаны ФАРК получили гарантированные места во власти на местном уровне — то есть возможность крышевать наркоторговлю официально. Вожаки партизан покупают виллы на холмах, предпочитают Феррари, а их партизанские подружки все как одна увеличили грудь и не вылезают из косметических салонов. Это и в самом деле национальное примирение. Я знаю даже, что будет через несколько лет — новая схватка, теперь за место у корыта. — Слушай, — сидящий напротив Родриго хватает меня за рукав, — ты слушаешь? — Да, да… — Есть тема. — Какая? — Реальная… у меня там знакомые остались. Можно дела делать. Смотри — правительство закупает продовольствие. У меня знакомые сидят на бумагах. Потом это все переправляется через границу мелкими партиями и тут на приграничных рынках расторговывается. А можно сделать так, что продовольствие это — сразу придет сюда… там рис, мука, кажется. И здесь продать по реальной цене. А мои друзья сделают документы… Я качаю головой. — А что не так? Почти два конца. — Слушай, Родриго. Тебе не противно, а? — А чего? — Да ничего. Тебе не понять. Ему и в самом деле не понять. Потому что когда Венесуэла рванет — а она рванет, рано или поздно — мало никому не покажется. И я боюсь, как бы не получилось цепной реакции — когда социальный взрыв в Венесуэле может вызвать цепь событий наподобие Арабской весны. Здесь ведь тоже полно нищих, обделенных, лишенных будущего. Социалистические идеи здесь до сих пор популярны. И когда они придут для последнего разговора по душам — вот тогда то и станет понятно, что и как. Только поздно будет. Я допил свой кофе, посмотрел в зал и увидел знакомое в нем лицо. Знакомое лучше и больше, чем мне бы того хотелось. … Слон! Твою мать… Слон был моим куратором. С давних, очень давних времен. Мы познакомились с ним в Грозном, жуткой зимой девяносто четвертого и с тех пор — уже не расставались. Вместе мстили — за то, что произошло, за всех тех пацанов, что остались лежать горелыми шкварками на рыжей от огня броне. И отомстили — но потом наши дороги разошлись. Просто он в какой-то момент перешел на кабинетную работу — а я ушел на холод. Как потом оказалось, ушел навсегда. Я остался полковником, Слон получил генерала — но насколько я знаю, он ушел. Еще до той истории в Аргентине. Ушел на вольные хлеба, в какие-то коммерческие структуры с госучастием. Типичный путь отставника — только раньше юрисконсультами устраивались, сейчас — членами Совета директоров. Вопрос — что он делает здесь? То, что это он — сомнений нет. И понятно, за кем он приехал. Но понимает ли он — куда приехал? Колумбия — не та страна, где испытывают пиетет к сотрудникам спецслужб, даже отставным. Все люди смертны. Местная спецслужба — слабая, коррумпированная, ее не уважают — но главное не в этом. А в том, что тут никогда не было Сталина. Здесь у людей не сидит в печенках страх перед безжалостной и всевидящей системой, какой до сих пор остался у нас. Это важно. Долго думать мне не пришлось — когда Родриго ушел, явно обидевшись, Слон непринужденно подошел ко мне: — Столик свободен? — Нет — сказал я. Слон уселся напротив. — Ну, пока вижу свободен. Я отхлебнул кофе — мне принесли еще.