– Извините, товарищи командиры, но я уже сыта, и завтра у меня важная встреча, так что надо выспаться. – Да что будет от бутылки шампанского и дружеской посиделки? Не ломайтесь, товарищ капитан. – И тем не менее нет. Простите, но мне пора. – Да что ты ломаешься, сучка! Ишь, недотрогу из себя строит! – тихим голосом проговорил подполковник, одновременно с этим хватая меня за руку. Недолго думая, я двинул его коленом в пах, отчего он тут же с проклятиями согнулся. Стоявший рядом майор попытался меня ударить, но выпитый алкоголь сказался, и его замах оказался слишком медленным, а потому я легко перехватил его руку и завернул ее ему за спину, при этом выхватил из сапога финку и приставил к его горлу. Хмель мгновенно вылетел из его головы. Еще бы, когда твоя рука завернута за спину и малейшее движение причиняет сильную боль, а у твоего горла острый, хорошо отточенный нож, и по шее уже течет тонкий ручеек крови, который при неверном движении может легко превратиться в целый поток. Вся эта сцена привлекла внимание других посетителей ресторана, а швейцар, увидев на улице военный патруль, мгновенно выбежал на улицу и стал его звать. Я всего этого не видел, а потому, удерживая свою финку у горла этого майора, сказал его дружкам-приятелям: – А ну, назад, козлы озабоченные, а не то я сначала ему горло вскрою, а затем и вас выпотрошу! Оба пьяных командира сделали пару шагов назад, и именно в этот момент в ресторан ворвался вызванный швейцаром военный патруль. Да, я планировал просто отступить назад и, наградив поджопником майора, покинуть ресторан, но теперь это накрылось медным тазом. Защелкали затворы винтовок патруля, и сразу раздалось: – Всем не двигаться, военный патруль! А ты, красавица, убери нож! Сопротивляться при таких обстоятельствах – это форменный дебилизм. Пока у меня еще есть шанс отбрехаться, а вот если я не выполню приказ патруля, то тогда отвечать придется по полной. А потому я убрал нож от горла майора, но все же не удержался и дал ему поджопника, отчего он полетел вперед, а я демонстративно убрал нож в сапог. Юбка юбкой, вот только вместо туфель на мне были мои сапоги, которые, кстати, вполне гармонировали с парадкой. Ну да, туфли мне, конечно, тоже принесли с парадкой, вот только в туфли не спрячешь нож, вот я и надел сапоги. Командир патруля, капитан, лишь хмыкнул от всего этого, но после, так сказать, разрядки обстановки стал проводить расследование происшедшего инцидента. И тут уже немного пришедший в себя после удара по яйцам подпол заверещал: – Товарищ капитан! Немедленно арестуйте ее за нападение на старших по званию! Капитан выслушал подполковника, но прежде чем что-то предпринимать, решил выслушать и меня. – Давай, красавица, рассказывай: что тут произошло? Меня такое обращение злило, но качать права я не стал: не в том положении. Но и строить глазки командиру патруля тоже не стал, а устало произнес: – Да ничего особенного, товарищ капитан. Проголодалась, решила поужинать в ресторане. Зашла сюда, поела, и когда уже почти собралась уходить, эта пьянь прислала мне бутылку шампанского и фрукты. Я ничего трогать не стала и, расплатившись с официантом за ужин, попыталась уйти, но не смогла: эти алкаши пристали. Я попробовала мирно с ними поговорить, сказала, что у меня завтра важная встреча и мне нужно идти, но они меня не пустили, а подполковник схватил за руку и прошептал, чтобы я не выделывалась, да еще сучкой обозвал. Короче, не сдержалась. Врезала этим тыловым крысам, тем более только сегодня ночью вернулась с фронта. Хотела немного отдохнуть от войны, а тут эти клоуны. Не хочется портить себе короткий отдых, а то спустя пару дней снова на фронт, дела не ждут. Давайте просто замнем это дело. Мне все равно ничего не будет, а этим недоумкам может светить трибунал. – И почему вы, товарищ капитан, так уверены, что вам ничего не будет, а им может грозить трибунал? Ведь это вы держали нож у горла майора. – Пусть скажет спасибо, что легко отделался, а разделать его как свинью мне ничего не стоит, опыт уже имеется, будет не первым. Капитан с удивлением на нее смотрел… Да, красивая стерва, но уже лет в восемнадцать-двадцать капитан, да причем, судя по петлицам, танкистка. И держится уверенно. Что-то тут нечисто. Чутье взвыло, и капитан решил не рубить с плеча, а сначала все выяснить и только потом принимать решение. Похоже, эта девка не так проста, и тут вполне можно самому схлопотать неприятности на свою задницу. – Товарищ капитан, попрошу ваши документы. – Пожалуйста. Я без возражений достал из нагрудного кармана кителя свои новые корочки и протянул их капитану. Тот их внимательно изучил и прежде всего отметил их новизну и дату выдачи, а именно сегодняшнюю. – И где же вы служите? – Западный фронт, отдельный механизированный полк. – И кем? – Командиром полка. У капитана в прямом смысле слова отвисла челюсть. – И где ваш полк находится? – В немецком тылу. – А ваши документы? Я смотрю, их только сегодня выдали. – Да, товарищ Мехлис лично вручил. – Мехлис? – Да, Лев Захарович вручил мне их после беседы, сегодня утром специально вызывал. Завтра награждение в Кремле, потом выступление по радио и назад в полк. А то немцы расслабились, надо им снова показать кузькину мать, чтобы помнили, они тут не у тещи на блинах. И ведь, похоже, не врет. Капитан не знал, как ему поступить. Влезать в разборки, где фигурируют большие чины, он категорически не хотел, ибо чревато, могут самого сделать козлом отпущения. – Да что вы ее слушаете, товарищ капитан, врет все эта шалава! – влез в разговор подполковник. Он тоже внимательно слушал, но, похоже, хмель не полностью выветрился из его головы. – Товарищ капитан, вон там мой столик, его еще не успели убрать, смотрите сами: у меня стоит полупустая бутылка легкого вина, а вон их столик, там уже два пустых графина из-под водки, да и так от них хорошо разит, так что ясно видно, кто тут пьян. А про меня выяснить проще простого, всего лишь позвоните в Главное политическое управление и спросите про капитана Нечаеву, которую вызвали в Москву. Если не знаете телефона, то вот он. Мне на прощание действительно дали телефон секретаря Мехлиса, сам Лев Захарович распорядился, вдруг возникнет какая-то надобность, и ведь действительно возникла, причем тем же вечером. Начальник патруля сам видел, что хоть от девушки слегка и пахло вином, но пьяной она не выглядела, в отличие от тройки командиров, от которых основательно тянуло водкой. – Товарищ официант, вы видели, что тут произошло? – обратился капитан к официанту. – Да, товарищ капитан, все произошло так, как сказала товарищ капитан. Она спокойно поужинала и собралась съесть мороженое, как эти трое послали ей бутылку шампанского и фрукты. Ей это очень не понравилось, она даже не стала доедать мороженое, а сразу рассчиталась и попыталась уйти, но они ей не дали. Затем этот инцидент и вы. – Понятно. Значит, она не врет. И похоже, про Мехлиса тоже, а тот хоть и не Берия, но тоже может устроить такие неприятности, что лучше не связываться с этим делом, тем более она тоже не хочет поднимать шум. Лучше действительно замять это, чем потом расхлебывать последствия. – Значит так. Вы, товарищ капитан, свободны, но все же постарайтесь в будущем не использовать свой нож против вышестоящих командиров. А вы, товарищи командиры, давайте тоже по домам, вам на сегодня хватит. Подполковник попытался было возмутиться, но один из майоров его утихомирил, что-то нашептав тому на ухо. Конечно, хотелось подвести этих поганцев под трибунал, ведь пока другие воюют и гибнут, эти в ресторанах жируют. Но разборки мне и самому были не нужны, ибо могли мне аукнуться в будущем. Недоброжелатели всегда найдутся, а извратить факты при средствах и возможностях можно легко. Вот так и закончился этот день. Я, не задерживаясь больше нигде, направился в свою гостиницу, ибо завтра трудный день: ну не люблю я всю эту официальщину. Глава 17 Слава богу, назад добрался без всяких новых приключений на свою задницу, а то, похоже, в немецком тылу побезопасней будет, чем здесь. Блин, будь я и в той жизни девчонкой, то только порадовался бы такой классной внешности, а так, на мой взгляд, у меня от этого только одни неприятности и проблемы. Правда с Горобцом мне это помогло. Он втюрился в меня с первого взгляда, и мне его было откровенно жаль. Даже если мы оба сможем пережить эту страшную войну, во что мне не особо верится, то все равно ему со мной ничего не светит: ну не могу я переступить через себя, я не толераст-пи…ст, от одной только мысли об этом меня всего передергивает от омерзения. А пока, придя в гостиницу и пользуясь подвернувшимся случаем, я залез в ванну, где и отмокал полчаса в горячей воде – кайф неописуемый. После скоростных подмываний во встреченных водоемах это было просто божественно, вот я и поспешил воспользоваться случаем, а то будет еще у меня такая возможность или нет – неизвестно. Обсушившись полотенцем и выйдя из ванны, залез в постель, на мягкие и белоснежные простыни, и тут же вырубился как убитый. Видимо, сказалась разрядка от напряжения, которое все это время меня держало. Проснулся сам, в семь утра, сделал легкую зарядку, оделся сразу в парадку, не в моей же повседневной красноармейской форме ходить. Награждение было назначено на два часа дня, так что до двенадцати у меня еще было время, вот и решил исправить свою вчерашнюю забывчивость. Все же бабам больше нужно, чем мужикам, да и кожа у них нежней, сам испытал, так что хорошее нижнее белье мне не помешает, чем я и занялся. Уф, слава богу, что вместе с этим телом мне не досталась бабская любовь к шопингу. Пришел, быстро выбрал то, что понравилось, примерил и купил. Вот никогда не мог понять, как можно набрать кучу тряпок и потом пару часов их примерять, причем зачастую даже без желания купить. Главное, я успел, а то кто его знает, что там дальше будет. В двенадцать за мной приехал знакомый политрук, и мы отправились в Кремль. Там, пройдя проверку, я сдал на контроле свой «вальтер» (ну да, трофей) и финку из сапога. Надо было видеть глаза политрука и охранника, что принимал оружие от всех входящих. Ну еще бы, молодая и красивая, пусть и в форме, а тут, кроме трофейного «вальтера», еще и два кармашка на поясе с запасными обоймами, а в сапоге финка, и явно не декоративная, а рабочая. Все же новая вещь и уже побывавшая в деле различаются, а охранник был опытный. Не удивлюсь, если он даже может просто отличить новый клинок от уже побывавшего в бою и взявшего жизнь врага. После увиденного охранник еще и проверил меня: вдруг я что на себе спрятал. И странно, меня это не тронуло, что меня сейчас мужик щупал; может, потому, что я в его глазах сейчас была не женщиной, а объектом потенциальной опасности для охраняемых персон. Запасные магазины отдавать не потребовалось: самого пистолета нет, а без него они абсолютно бесполезны. Меня проводили внутрь Кремля. Не знаю, как называются этот корпус и зал, но тут было около полусотни человек, и я скромно встал у колонны в углу. Не люблю выставлять себя напоказ и при любой возможности стараюсь оставаться в тени; а тут тем более еще не хватало, чтобы ко мне стали клеиться. Через полчаса появились Калинин и Сталин. Началось награждение. Зачитывали фамилию, человек выходил вперед, Калинин коротко озвучивал причину награждения и чем, собственно, награждают, а затем Сталин лично вручал награду. Сейчас, когда Красная армия отступала, терпя одно поражение за другим, награждения были очень редкими, и тем ценнее была награда, полученная сейчас. Это позже, когда мы начнем побеждать, награждать станут щедрее, а сейчас очень редко. Минут через десять вызвали и меня, а когда я вышел, то Калинин зачитал: – Награждается капитан Нечаева за уничтожение штаба второй танковой армии генерала Гудериана и захват в плен высших офицеров и генералов штаба званием Героя Советского Союза с вручением медали «Золотая Звезда» и ордена Ленина. Далее, за разгром штаба 47-го моторизованного корпуса генерала Лемельзена с захватом последнего в плен, а также за уничтожение 18-й танковой дивизии и 29-й моторизованной дивизии этого же корпуса награждается званием дважды Героя Советского Союза с вручением второй медали «Золотая Звезда», а также за уничтожение до этого штаба 18-й танковой дивизии с захватом в плен ее командира, генерала Неринга, орденом Красного Знамени. Сказать, что от услышанного я охренел, это ничего не сказать. Просто золотой дождь какой-то. Честно, я даже и подумать о таком не мог, тем более зная, как сейчас обстоят дела с наградами… Читать я любил и прочитал много книг, вот и про награждения в начальный период войны знаю. Сталин лично вручил награды, да еще, гад такой, улыбаясь в усы, произнес: – Товарищ капитан, вы с наградами не затягивайте. Вот там, в комнате, можете снять гимнастерку и прикрепить полученные вами награды. Но прежде не хотите нам сказать пару слов? Хочешь не хочешь, а надо. Тем более практически каждый награжденный что-то говорил, значит, надо и мне. – Честно говоря, я даже и предположить не могла, что партия и правительство так высоко оценят мой скромный вклад в нашу общую будущую победу, а что мы победим, у меня нет ни малейших сомнений. Я благодарю вас, товарищ Сталин, и наше правительство за столь высокие награды и обещаю, что приложу все усилия для скорейшей победы над противником и постараюсь, чтобы его пребывание на нашей территории превратилось в сущий ад, а те, кто уцелеет и сбежит назад, не могли потом без содрогания вспоминать то время, когда они топтали нашу землю. Еще раз всем спасибо. Я собрался уже идти, когда внезапно мой взгляд приковало к нему… Чуть в стороне стоял моложавый подполковник, которого мое сознание мгновенно определило как биологического отца этого тела. Среди тех, кто еще ждал награждения, стоял майор, пардон, уже подполковник Нечаев и также смотрел на меня. Наконец я пришел в себя и пошел от места награждения прямо к отцу. Когда я подошел к нему, он только молча крепко меня обнял. Для всех окружающих стало сразу понятно, это тело явно пошло не в мать, а в отца, и любому сразу было ясно, что мы родственники. У меня просто не было слов. Все это было совершенно неожиданно, но судя по всему, и для подполковника Нечаева это тоже было сюрпризом, так как он даже пропустил свой вызов на награждение. Сталин с Калининым все видели и понимали. Отца толкнули, кивая в сторону трибуны – дескать, тебя вызвали, – и он вышел из толпы. Калинин зачитал, за что его награждают, и вручил ему орден Ленина, что тоже было очень высокой наградой сейчас. Отец вернулся ко мне, и мы с нетерпением ждали окончания награждения, так как уйти сейчас было нельзя: это как выказать ко всем свое неуважение, и плевать, что встретились отец и дочь.