Часть 3 из 26 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Подполковник жестом подозвал ближайшего к себе юнкера и выразительно посмотрел на розовощекого парня. Тот понял своего ротного командира без всяких слов, спрятав неуместную ухмылку, подхватил незадачливого заморского гостя под локоть и бережно повел к дому, что-то по пути втолковывая американцу.
Тут пушка оглушительно рявкнула еще раз – очередной снаряд попал в фасад, во все стороны брызнула каменная крошка. Со здания не стреляли, хотя у егерей имелись пулеметы. А это было странно…
– Как, опять «переворачиваетесь»?!
Подполковник обернулся – теперь перед ним были две старушки, ничуть не удивленные поднявшимся переполохом. Он хотел сказать, что нельзя быть такими беспечными, но вторая бабушка подхватила подругу под локоть и произнесла равнодушным голосом:
– Ну-ну, «переворачивайтесь»! Пойдем, Матрена!
Хартлинг усмехнулся – подобное безразлично-беспечное отношение к регулярным переворотам со стороны жителей Владивостока объяснялось присутствием интервентов, что старались не допускать большого кровопролития. А потому местные обыватели привыкли к тому, что время от времени нужно было «переворачиваться». Вот и сейчас, вместо того чтобы спрятаться по домам, любопытствующие жители выбежали из теплых квартир. И что самое скверное, так то, что на соседней улице дом тестя, и жильцы, увидев знакомого офицера, тут же устремились к Хартлингу.
Подполковник в это время наблюдал за зданием – из него с немыслимой резвостью выскочили несколько человек в солдатских шинелях и стали проворно забираться по склону горки, что стояла за Коммерческим училищем, стараясь укрыться за деревьями.
– А ведь это их военно-революционный комитет удирает, – пробормотал Хартлинг, пристально наблюдая за беглецами, – хорошо бы по ним дать несколько залпов…
– Скажите, Карл Николаевич, а где мой сын?
Подполковник повернулся – перед ним стоял банковский служащий Королев, чей сын являлся юнкером 4-й роты.
– Его рота внизу, атакует здание, где засели мятежные егеря.
– А Вася Меркулов тоже там?
– Они оба там, и Вася, и ваш сын. Бог даст, вернутся невредимыми.
Встревоженный отец отошел в сторону, стал истово молиться и креститься. Жители окружили мужчину и стали говорить ему что-то утешительное. Хартлинг их не слушал, а внимательно смотрел вниз – юнкера атаковали цепью, по ним не стреляли, и скоро штурмующие ворвались в здание. И не прошло пяти минут, как из него стали выходить обезоруженные егеря, покорно строившиеся в колонну.
Очередной переворот завершился пшиком, но это и настораживало, уж больно он был странный…
Юнкера шли по льду на Русский остров в полном порядке. На нескольких повозках везли трофеи – оружие, пулеметы с винтовками и патроны. Неожиданно за спиной раздался веселый шум и гам. Хартлинг обернулся и увидел кавалькаду из офицеров, что скакали на верховых и обозных лошадях мятежного егерского батальона. Увиденное производило весьма неприятное впечатление, и подполковник тихо произнес:
– Наша школа стала терять дисциплину.
Глазково, предместье Иркутска,
командующий Чехословацким корпусом
генерал-майор Сыровы
– Жаль, что нам не удалось взять весь золотой запас! Там еще почти на миллиард золотых франков. На целый миллиард, господа, который так нужен нашей республике. Но без угля мы не пройдем дальше, а большевики его пока исправно отгружают. Да и диверсии на путях нам совсем ни к чему, – генерал, отсутствующий правый глаз которого был закрыт повязкой с черным кругляшом, говорил резко, барабаня пальцами по столу. – Может быть, стоит в последний момент разоружить охрану…
– Извините, пан генерал, но это неразумно и может вызвать острое недовольство большевиков, которые и так относятся к нам враждебно. За Байкалом полыхает восстание, – только один человек, председатель Чехословацкого комитета в Сибири Богдан Павлу мог вот так, хоть и тактично, но перебить генерала.
– Я согласен с вами, пан советник, будем довольствоваться малым. Тем более, авангард 5-й красной армии уже у Бирюсы – наши румынские друзья их вряд ли надолго задержат, а нарушение соглашения с иркутским «товарищами» нам не простят, – генерал остановился, и внезапно его глаз чуть сверкнул, а уголок рта скривился в подобие улыбки.
Все присутствующие молчали, ожидая, когда командующий продолжит свою мысль.
– Нужно договориться с их командованием, слишком уж давят на концевые эшелоны. Соглашения с местным ВРК мало, – невозмутимо произнес Сыровы, – необходимо получить надежные гарантии, а заодно немного притормозить красных, они сильно увлеклись и, того гляди, ворвутся в Нижнеудинск. А там склады еще не успели погрузить в вагоны.
– Пан генерал, – доктор Гирс не мог удержаться от вопроса, – а пойдут ли они на такое соглашение, большевики непредсказуемы? Тем более, сила сейчас на их стороне, белые войска бегут.
– Не настолько «товарищи» безумны, доктор Гирс, – генерал скривился улыбкой, – в Нижнеудинске наши бронепоезда и два батальона пехоты, и это не считая румынского полка и батальона итальянцев. Вояки с них плохие, но за свое добро и жизни они будут драться всерьез. Если красные нападут, то мы их отобьем. А переговоры возможны, стоит нам намекнуть, что поможем сохранить их власть в Иркутске – ведь туда идут колчаковцы.
Все собравшиеся за столом моментально переглянулись – предложение генерала обоснованно, такой вариант развития событий весьма вероятен. Белые наверняка попытаются отбить золотой запас империи и своего обанкротившегося Верховного правителя.
– Все же мне нужно знать, что могут предпринять русские, тот же генерал Каппель. Ведь именно в Нижнеудинске позавчера они приняли какое-то решение, сути которого мы пока не знаем, – Богдан Павлу задумчиво потер переносицу.
– Разрешите, пан генерал?
– Конечно, пан полковник.
Начальник военного контроля чехословацкого корпуса полковник Зайчек, отвечавший за деятельность разведки и контрразведки, медленно достал из нагрудного кармана френча листок бумаги.
– Я только получил шифрованную телеграмму от нашей службы сообщений – генерал Каппель серьезно болен, ему ампутировали пальцы на ноге. Наши солдаты даже предложили место в своем вагоне-лазарете, но он отказался, однако передал командование генерал-майору Войцеховскому. Их войска двумя колоннами, севернее и южнее железнодорожной линии, сегодня выступили на Иркутск.
– Попытаются взять город штурмом? – доктор Павлу высказал общий интерес всех собравшихся за столом чехов.
– Это их цель, так что следует ожидать через две недели сражения, которое неизбежно затронет станции с вокзалом, – спокойно произнес полковник Зайчек, и словно мощная электрическая искра поразила его четверых собеседников. Все они разом вздрогнули и встревоженно переглянулись. И потому он сразу продолжил: – Но у них очень мало патронов, тиф свирепствует, так что угроза – блеф. Но, думаю, не стоит пускать их к Иркутску, зачем подвергать ненужному риску наши эшелоны. Я говорил с представителями ВРК – они требуют предоставить им вагоны, хотят встретить колчаковцев у Зимы в превосходящих силах на оборудованных позициях. И разгромить их там…
– Ух ты!
Вздох облегчения дружно вырвался у всех – перспектива боев в городской черте пугала. Мало ли случайностей, а на Батарейной склады снарядами забиты, из прежних поставок союзников, что эсеры придержали прошлым летом, не отправив боеприпасы в Омск. Взрывы могут надолго парализовать перевозки через эту станцию.
– И каково ваше мнение, полковник Зайчек?
– Я думаю, стоит им это разрешить – они вполне в силах, на мой взгляд, если не разгромить, то серьезно потрепать белых. А там дело партизан и мороза. Наша помощь в перевозке их отряда станет серьезным аргументом в переговорах с красным командованием, – высказал свои соображения Зайчек и услышал, как полковник Крейчий, командир 2-й дивизии, штаб которой находился в Глазковском предместье, тихо пробормотал под нос: «А с нас взятки гладки». А потом уже громко обратился к генералу:
– Разрешите, пан генерал? Я сегодня же проинформирую самого председателя ВРК Ширямова, что мы сумеем освободить один путь до Зимы для перевозки их войск. Там на станции полк из дивизии Прхалы, думаю, если что, смогут вмешаться…
Полковник Крейчий сознательно не уточнил, на чьей стороне будут чехи, да и зачем, если все и так прекрасно понимают. Вот только говорить об этом нельзя, очередного предательства белые могут не простить. И потому продолжил:
– Даже если красный заслон опрокинут, то потери у враждующих между собой русских будут значительные, и для штурма города сил уже не хватит. Да и иркутские «товарищи» станут более сговорчивыми. Что касается генерала Войцеховского, то он сам нами командовал всего год назад и сейчас рассчитывает на нашу помощь для переезда в Чехию и получения гражданства. Потому прекрасно понимает, чем для него лично может обернуться хоть толика враждебности и неуважения к интересам корпуса…
Поселок Прорва,
северо-восточное побережье
Каспийского моря,
генерал-майор Мартынов
Вразнобой затрещали винтовочные выстрелы, послышались тягостные крики и стоны умирающих людей. Старый генерал разлепил веки, капельки льда на ресницах отразились искорками света. Впервые за эти долгие дни он не чувствовал пронзительного, пробирающего до костей холода, хотя и был раздет до исподнего.
На льду Каспия деловито копошилась дюжина красноармейцев в длиннополых кавалерийских шинелях, напоминая зловещих черных воронов, что издревле служат верной приметой смерти. Некоторые деловито стаскивали взятыми в рыбацком поселке баграми окровавленные тела расстрелянных казаков к проруби и старательно их там топили, сталкивая под лед, другие гранеными штыками кололи недобитые пулями жертвы, иногда даже доносились хлопки револьверных выстрелов.
Удивительная гуманность, раньше просто бы утопили живьем! Да еще пытали бы в свое удовольствие, лампасы на ногах резали, сдирая со смехом окровавленные лоскуты кожи.
Здесь, в крохотном рыбацком поселке, в трехстах верстах от Гурьева, низового городка уральского казачества, скопилось несколько сотен жителей разоренных войной станиц, тронувшихся в поход на Бухарскую сторону седого Яика. С превеликими трудами через продуваемую всеми ветрами замороженную пустыню они дошли в числе прочих двадцати тысяч несчастных, изгнанных из родительских домов людей, до заветного поселка, оставив на пути сотни тел погибших в тяжелом походе. И остались…
Сил идти больше не было – женщины с малыми детьми, старики, больные да просто изможденные и потерявшие веру люди лишь печально смотрели вслед многотысячной массе беженцев, что по солончаковой пустыне на усталых конях и купленных у киргизов верблюдах побрела на далекий полуостров Мангышлак. Остались на верную смерть, ибо милости от красных никто не ждал, а в дальнейшем пути, после долгих страданий, их ждала неминуемая гибель.
Так лучше остаться и ждать палачей здесь, хоть не мучиться в дороге. Может, кого и помилуют, тех же баб и детишек, которых и так погибло много. И со слезами на глазах смотрели вслед более сильным духом людям, что решились продолжать исход. Тем предстояло еще семь сотен верст пути до форта Александровск, откуда уральские казаки все же надеялись уплыть на белых кораблях в Персию или на Терек, к еще сражающимся войскам генерала Деникина.
Два года почти в полном одиночестве сражались с красными уральские станичники, ожесточенно, до последнего патрона, истребив тысячи красных, убив в Лбищенске главного палача Чапаева, что вместе со штабом своей дивизии полег под казачьими шашками. Хотя, как говорили очевидцы, знаменитый начдив 25-й дивизии утонул в реке, которую попытался переплыть, бросив своих погибающих товарищей. Так это или не так, никто не мог сказать точно, одно слово – концы в воду. И не найдешь истины!
– Вставай, ваше превосходительство, помыть тебя надобно, – глумливый голос за спиной тут же сопроводил толчок прикладом в затылок. – Вставай, неча сиднем сидеть, а то мы уже замаялись!
Старый генерал тяжело поднялся, сумев опереться на стянутые веревками руки. Бросил взгляд в сторону – полковник Донсков, изможденный от болезни, качался рядом на подгибающихся ногах. За ним серели лица других войсковых офицеров, оставшихся на заклание. Хорошо, что остались здесь, не пошли со всеми!
Красные слово сдержали, пусть сейчас свою злобу сорвут на тех, кто с оружием в руках супротив них сражался, зато женщин и детей обратно отправили, вместе с киргизами, должны до кочевий дойти, а там и до станичных пепелищ добраться.
Может, и выживут…
Разъезд Утай, к западу от Тулуна,
адъютант главнокомандующего
армиями Восточного фронта
полковник Вырыпаев
– Удивительно крепкий организм, – доктор Данец покачал головою. – Вы знаете, Василий Осипович, я ведь осмотрел ноги генерала – признаков гангрены уже нет, а ступни даже заживать стали. Если бы не крупозное воспаление легких, то выжил бы, обязательно выздоровел!
Полковник тяжело вздохнул, пристально глядя на строгое, словно уснувшее лицо друга и начальника. Генерала уже положили в гроб, скрестив на груди руки. Не желая принимать смерть, Василий Осипович долго прикладывал к губам Каппеля зеркальце – следов дыхания на нем не было. Биения пульса под своими пальцами он тоже не чувствовал, хотя крепко сжимал холодное запястье, а прижав ухо к груди, не услышал стука сердца. Все было кончено – Владимир Оскарович ушел в другой мир, лучший, положив живот свой за други своя, исполнив данную когда-то присягу царю и Отечеству до конца, до последнего дня жизни.
Гроб с телом перенесли в отдельный вагон, в котором стояли три таких же ящика с умершими солдатами – двумя чехами и румыном. Их собирались похоронить завтра в Тулуне, заплатив местным жителям за рытье могилы самой ходовой валютой в этих местах – хорошим отрезом материи, иголками и катушками ниток. Могли и чем другим отдариться, ведь много всякого добра скрывалось в вагонах интервентов, что ехали с немыслимыми удобствами. На переоборудованную под жилье теплушку приходилось всего трое-четверо солдат, причем спали они не на нарах, а на кроватях, ножки которых крепились к полу, посередине стояла буржуйка для отопления и приготовления пищи. Тут же и помойное ведро под туалет, и наколотые дрова для отопления, а на крыше продукты – мясо, рыба, круги замороженного молока и прочая снедь, о которой русские солдаты могли только мечтать.
– Что же теперь будет? Красные настойчивы! – печальным голосом вопросил доктор, размешивая сахар в кружке горячего чая и позвякивая ложкой по стальной стенке. Они сели ужинать, предстояло коротать долгую ночь на разъезде. Данец ошибся, к Тулуну его эшелон не пошел, пропустив вперед чешский поезд.
Вырыпаев решил подождать до утра, забрать гроб с телом Владимира Оскаровича и присоединиться к штабной или санитарной колонне, что продвигались под прикрытием арьергарда генерал-майора Бангерского с Уфимской группой войск, в одном переходе от авангарда генерала Вержбицкого. И хотя до Тулуна оставалась всего ничего – каких-то 17 верст, четыре часа хода даже пешком, – но идти по темноте было невероятно рискованно, человеческая жизнь в этих местах не стоила и ломаного гроша, особенно русского офицера с золотыми погонами на плечах.
Ночью даже чехи старались не передвигаться по железной дороге, хотя и заключили тайное соглашение с Иркутским военно-революционным комитетом о беспрепятственном пропуске их эшелонов на восток. Они отсыпались днем, а каждую ночь выставляли сильные караулы с тайными секретами. Дело в том, что многочисленные партизанские отряды, расплодившиеся за последние месяцы, когда белая власть фактически исчезла, могли вульгарно наплевать на данные иркутскими большевиками гарантии, которым анархиствующая вольница подчинялась неохотно, наводя ужас своими грабежами на мирных обывателей городов.