— Тогда я не придал значения ее словам, был слишком подавлен. Но потом… Я не могу об этом забыть. Я должен знать, что она имела в виду. За что ей нужно было извиниться? — Почему вы не пытались выяснить это раньше? — Я пытался. Но Барбаросса — закрытое место, как вы знаете. Я решил было, что Вивьен точно возьмет меня на работу, когда узнает, кто я. Но вышло наоборот. Потом я говорил с девушкой, которая работала до вас, но она не была осторожна. Начала задавать вопросы. Стала наглеть. И Вивьен уволила ее прежде, чем у нас появилась зацепка. — Он садится ближе и продолжает: — Люси, как моя тетя меня умоляла… Я не могу это описать. Она была в отчаянии, это было очень важно для нее. Я не могу об этом забыть. Не могу. — Так почему бы просто не передать извинения и не покончить с этим? Макс качает головой: — И все? Оставить все и отступить? — Он повышает голос. — Чем больше я узнаю о хозяйке того дома, тем меньше она мне нравится. Я не попрошу прощения ни за какой поступок тети, пока не узнаю, что это было. И раз Вивьен Локхарт отказалась встречаться со мной и говорить, почему я должен идти туда и говорить то, во что не верю? Кто знает, сделала ли моя тетя что-то плохое? Она дала мне все. Я должен во всем разобраться. Я стольким ей обязан. Он останавливается, поняв, что, возможно, сказал больше, чем было нужно, но я вижу, что он за человек. Его слова убеждают меня, и я ему верю. — Ваша тетя уже была там, когда туда приехала эта троица? — спрашиваю я. Макс кивает: — То есть вы уже знаете о сестре. Сестра… Я представляю себе Барбароссу таким, каким он, должно быть, казался Максу в детстве. И да, это место может пугать. Иногда я нахожу замок прекрасным, иногда, когда солнце садится, он выглядит чудовищным громоздким пятном в окружающем пейзаже. Закрытая крепость… Но я-то внутри. Я проникла за стены. — Послушайте, Макс. Я хочу помочь вам. Действительно. Но я не могу в это ввязываться. Это место нужно мне. Мне жаль, что с вами это произошло, и я желаю вам добра, но не могу рисковать, как девушка до меня. Я не хочу быть отослана домой. Уж лучше здесь, правда. Меня наняли для работы, и мне стоит просто делать ее. Конец я опускаю, незачем говорить, что я настолько увязла в неприятностях до отъезда из Лондона, что добавлять их себе здесь было бы сумасшествием. Я благодарю его за выпивку и поднимаюсь, чтобы уйти. — Существует ключ от всех дверей, — говорит Макс и, к моему удивлению, берет меня за руку. В его глазах горит решимость, которую мне не погасить. — Он спрятан за выступом камина в бальном зале. Тетя рассказывала о нем. Она описывала каждый угол в Барбароссе, каждый коридор, каждую трещину, пока я не засыпал. И он до сих пор мне снится. Но ключ все еще там — я знаю это. И он открывает все двери. Даже на чердак. Я хватаю сумку. Хочу повторить свой отказ, но язык не слушается меня. * * * Той ночью я не перестаю думать о словах Макса. Время приближается к часу ночи, потом к двум и трем, а я не могу уснуть. Стены замка будто перешептываются, насмехаясь надо мной, дразня меня своими секретами. Вставай, — говорят они мне. — Посмотри, посмотри, посмотри… Я не могу не думать о ключе в бальном зале. Ты здесь ни при чем, — убеждаю я себя. Но чем глубже ночь, чем выше луна и чем ярче пятна ее света на полу сиреневой комнаты, тем мне тревожнее. Я вспоминаю звуки, которые слышала наверху, — что-то тащили по полу в темноте. Когда я прижала глаз к замочной скважине, темнота поразила меня. Я никогда не думала о темноте как о чем-то тяжелом. Но там, наверху, там… Я смотрю на часы — 3:12. Меня мучит жажда. По крайней мере так я объясняю себе, почему поднимаюсь, сбрасываю простыню и ставлю голые ноги на холодный пол. Я выхожу в коридор, спускаюсь по лестнице в блестящий мраморный холл, открываю кран и набираю воду в стакан. Не возвращаясь в постель, открываю дверь и гляжу в ночь — черную и беспросветную, видны только верхушки кипарисов, тянущихся к звездам. Я обуваю сандалии и ступаю на гравий. Как всегда, я отвожу взгляд от фонтана — от него меня бросает в дрожь: каменная рыба с ее иссохшим ртом. Я не знаю, куда иду, и мне приходит в голову, что похожа на лунатика, но я чувствую, что не сплю. Дом отражается в мелкой воде фонтана, и я смотрю на него поневоле. Почему они не уберут эту штуку? Дойдя до аллеи, я поворачиваюсь лицом к зданию и поднимаю взгляд вверх; прохладный ветерок с запахом лимонов щекочет мою шею. Не смотри. Смотри. Не смотри. Смотри. Я смотрю в окно чердака — за оконным стеклом проплывает черная фигура. Я замираю. Это летучая мышь, вот и все. Больше ничего не может быть — ничто живое и ничто мертвое не может двигаться там. Это не человек. Просто летучая мышь. Я вспоминаю голос, зовущий меня по имени в бальной зале. Меня охватывает страх, и я спешу вернуться. Перед глазами лицо Макса. Как моя тетя меня умоляла… Я не могу это описать… Я босиком взбегаю по лестнице, и портреты из-под чехлов наблюдают за каждым моим шагом, на одном из них — человек в красном блейзере, огнем горящем на фоне леса. Наверное, он — муж Вивьен. Или был им. То есть вы уже знаете о сестре. Не знаю, что заставляет меня передумать, но я поворачиваюсь и иду вниз. Дверь, ведущая из холла в бальный зал, приоткрыта. Я проскальзываю внутрь, сама удивляясь тишине и легкости своих шагов. Дом глубоко спит. Если Адалина проснется и увидит меня, уволит немедленно. Но я уже не контролирую себя. Меня будто ведет кто-то, заставляя протянуть руку, тонкую и бледную, — это уже не мои пальцы, они принадлежат другой женщине, сумасшедшей, а я просто стремлюсь вперед, как бабочка к огню. Во всяком случае, я знаю, где искать. Если там ничего не окажется, я забуду о Максе. Аккуратно, с ловкостью, которой не замечала у себя раньше, я скольжу пальцами под выступом. Не знаю, на что я надеюсь. И вдруг чувствую его. Рука нащупывает что-то, что невозможно ни с чем спутать. Ключ. Так просто… Холодный, тяжелый, дарящий обещание важных открытий, он лежит в моей ладони. Выхожу в холл, сердце бешено колотится. Я могла бы пробежать марафон сейчас. Все чувства обострены, слух улавливает малейший шорох, глаза привыкли к темноте, мышцы полны силы. Я знаю, куда идти. Поднимаюсь по лестнице — один пролет, второй, третий — до самого чердака я крадусь как кошка. Здесь очень свежо, мои босые ноги касаются камня, но я не боюсь холода. Ключ дрожит в руке и кажется живым, как бабочка, которую я поймала в кустах сирени в мамином саду, когда мне было восемь. Он хотел, чтобы его нашли, чтобы им воспользовались, ему не терпится рассказать о тайне, и он входит в замочную скважину так, будто ждал этого. Тихонько хрустит ржавчина, ключ поворачивается. Я жду скрипа, но его нет. Я смотрю в пустоту, покрытую вековой пылью. Это похоже на посещение могилы, но я продолжаю идти. Кажется, что кто-то подталкивает меня в спину. Когда глаза привыкают к темноте, в пятне тусклого лунного света я замечаю свечу на полке, наполовину оплывшую, а рядом — коробку спичек. Зажигаю одну. Тени колышутся. Вот окно, в которое я только что смотрела с улицы. При воспоминании о темной фигуре по спине пробегает холодок, я жду, когда в дверном проеме покажется Вивьен или Адалина, но здесь никого нет. Пол, жесткий и растрескавшийся, колет голые подошвы. В самом центре стоит кровать, как-то странно расположенная, как будто она живая. Откосы крыши свисают так низко, что стоять можно только под верхней точкой треугольника. Один из углов занимают старый сундук и письменный стол, на котором стоит лампа из цветного стекла, покрытого мухами, рядом — запыленная стопка книг в твердом переплете, все на итальянском. На дальней стене висит портрет девочки. На ней белое платье с оборками, светлые волосы заплетены в косички. За ее спиной стоит мужчина. Голубые глаза девочки полны страха. Они следят за мной. Я толкаю створку окна, пытаясь открыть, но она застряла. Атмосфера тяжелая, здесь сразу чувствуешь усталость и необъяснимую вину. За мной словно наблюдает кто-то, свет пробудил здесь что-то. Я чувствую, что конечности немеют от холода. Фитиль вспыхивает и шипит. Желание выбраться отсюда настолько сильно, что я чуть было не ушла, не заглянув в сундук. Он накрыт тканью и перевязан веревкой, словно бочка, в которой спрятано нечто смертоносное, что сейчас бросят в пучину моря с молитвой о том, чтобы оно никогда не вернулось. Я подхожу к сундуку, наклоняюсь и начинаю разматывать веревки. У меня нет времени на раздумья, я точно знаю, что мне нужно. Старые веревки поддаются легко. Ящик сделан из темного дерева, металлическая защелка заржавела. Я нажимаю, чтобы открыть ее, поднимаю крышку обеими руками и долго рассматриваю содержимое: хлопковый солдатик с глупой улыбкой, в яркой куртке и фуражке, игрушечная лошадка-качалка с рассохшейся кожаной ручкой, музыкальная карусель, отвратительно звучащая. Еще невероятно мягкое одеяло, а под ним — сложенный лист бумаги. Разворачиваю его. Он никогда тебе не достанется. Он всегда будет моим. Буквы расплываются, чернила выцвели и потемнели, но еще видно, в каком отчаянии и в какой спешке были написаны, будто писал кто-то, утративший контроль над разумом. Больной. Помешанный. Одержимый. Свеча шипит и тухнет. Не понимая зачем, я засовываю записку в рукав ночной сорочки, закрываю крышку, возвращаю на место веревки и ткань, укрывавшую сундук. Вернуть ключ на место не представляет сложности. Особняк крепко спит, как будто ничего не случилось, не было последних десяти минут и я по-прежнему могу быть в безопасности в своей комнате, как будто не было этой записки, заставляющей холодеть душу. И только вернувшись в кровать, я понимаю, что в спешке забыла закрыть дверь на чердак. Я лежу без сна, не в силах унять волнение, пока в пять утра, на рассвете, не проваливаюсь в сон, наконец позволив себе забыть об увиденном, успокоив себя мыслью, что все это в прошлом. Глава шестнадцатая Вивьен, Лос-Анджелес, 1978 год Джио бросился за ней. Она боялась оказаться с ним лицом к лицу, смотреть ему в глаза, слишком ужасным было предательство. Девушка подбежала к машине. Кое-как ей удалось открыть замок, но через секунду рука Джио опустилась на дверцу, удерживая ее. — Вивьен, послушай. Послушай меня! — Словами тут не поможешь. — Ты не понимаешь. — Не понимаю, черт возьми. — Посмотри на меня. Тихие слова, прозвучавшие как приказ, заставили ее повиноваться. Впрочем, она сразу же об этом пожалела. Было бы правильно ненавидеть его в этот момент, но не получалось. Что со мной не так? — подумала она обреченно. — Почему я не могу быть счастливой? Почему все сразу рушится? — Нет никакой другой женщины, — его слова звучали естественно и просто, не вызывая сомнений в их правдивости. — Это моя сестра. Наступила долгая пауза. Вивьен сделала шаг назад. — Что? — У меня есть сестра, Вив. Она живет со мной. Здесь. Ее зовут Изабелла. Я никогда тебе не рассказывал, потому что… это слишком сложно. — Расскажи сейчас. Джио вздохнул. Он огляделся, как будто выбирая место, но просто не знал, как начать разговор. — Я не знаю, с чего начать, — произнес он. — Попробуй с правды. Джио кивнул и умолк, заставив ее сомневаться, что он заговорит. Преодолеть стену лжи, разделившую их, будет непросто. Но вот он поднял голову, пытаясь поймать ее взгляд, и в его волшебных глазах она заметила решимость. Он взял ладони Вивьен в свои. Девушка не сопротивлялась.