— Нормально, — отвечает она. Но я вижу, что это не так. Горничная бледна, под глазами тени. Кажется, она не спала, и я думаю о таблетках Вивьен, доставленных недавно. Наверное, Адалина провела с ней всю ночь. Она хватает плащ и сумку в холле. — Куда вы идете? — У меня нет права задавать такие вопросы, и выражение ее лица подтверждает это. — Синьора ждет. Мы скоро вернемся. Тяжелая дверь закрывается, и через секунду я слышу хруст гравия под колесами удаляющейся машины Вивьен. Я провожаю ее взглядом. По широким плечам в водителе можно узнать Адалину, но я не вижу Вивьен. Я представляю себе, что она лежит на заднем сиденье, мучимая своим таинственным недугом, вынужденная пренебречь своим страхом перед окружающим миром и показаться ему — или хотя бы доктору. Эта картина совсем не сочетается со старыми фотографиями Вивьен, которые я видела раньше. Она была роскошной красавицей, востребованной актрисой, мир был у ее ног. Почему все изменилось? Я смотрю на фонтан, как будто он может дать ответ. Подойди ко мне. Подойди. Подойди и посмотри. Ноги сами несут к нему. Я упираюсь рукой в шершавый холодный край и смотрю на свое отражение. Надо мной проносятся бесформенные облака, они видны в воде так отчетливо, что кажется, будто именно там они настоящие, а на небе лишь копия, и на какой-то миг я думаю, что так и есть, что все настоящее — там, а здесь, наверху, — лишь отражение, я сама — лишь отражение, что реальный мир и зазеркалье поменялись местами. Я погружаюсь в эту химеру, одновременно жуткую и гипнотическую. Сердце бешено бьется, вот-вот что-то произойдет. Я задерживаю дыхание, и в тот же миг за моей спиной появляется лицо — отвратительное и гротескное, с безумными, дикими, сумасшедшими глазами. У меня перехватывает дыхание, я пытаюсь сохранить равновесие, опершись о камень. Вокруг никого. Мне показалось, что я слышала детский смех, но рядом никого нет. * * * Меня захлестывает адреналин. И, прежде чем успеваю подумать, я иду в бальный зал и достаю ключ. Нужно несколько секунд, чтобы найти его, несколько секунд паники, что моя тайна раскрыта и ключ был перепрятан, но вдруг… Нашла! Вместо того чтобы вернуться и закрыть дверь чердака, что было бы единственным разумным поступком, я направляюсь в комнату Вивьен. Ее дверь, как и следовало ожидать, закрыта на замок. На секунду я сомневаюсь, что ключ подойдет, но все же он поворачивается, тихонько скрипнув. Я внутри. Спальня Вивьен выходит окнами на посыпанную гравием дорожку и кипарисовые деревья и обставлена под стать хозяйке — роскошная, но не устоявшая перед безжалостным временем. Тяжелые алые портьеры я видела еще в тот день, когда мы говорили, истертый ковер с богатым орнаментом (так и вижу его на восточном базаре в окружении драгоценностей), итальянские пейзажи, искусно написанные, но поблекшие от солнца, в рамах, с которых облетает позолота. Кровать выглядит странно. Там, где должна стоять шикарная кровать с балдахином, на которой Вивьен в мехах и бриллиантах могла бы возлежать в Голливуде с бокалом шампанского, стоит узкая больничная кровать с металлической рамой. Рядом с ней столик на низких ножках, чтобы подавать еду лежачему, и склянка для питья. Все как в больнице. Голый матрас. Пахнет уксусом. На длинном туалетном столике стоят в ряд несколько мраморных бюстов с разными париками, от них веет беспомощностью и безнадежностью, мысль о том, что такая роскошная женщина утратила былую красоту, обезоруживает. Неудивительно, что она не хочет встречаться со мной. Что меня поражает в комнате, так это отсутствие каких-либо напоминаний о прошлом. Ни фотографий, ни книг, ничего личного, что могло бы рассказать о ее интересах, ее любовниках или надеждах. Остались ли у нее еще надежды? На картинах ни одной человеческой фигуры. Я вспоминаю человека с портрета на лестнице, мертвого, но такого удивительно живого. Бывал ли он здесь? Стоял ли там, где сейчас стою я, любил ли он Вивьен, обнимал ли ее в постели? Ее призраки стали моими призраками, по крайней мере некоторые из них. Я думаю о любви, которую потеряла, вспоминаю звук его голоса, когда я позвонила ему сразу после того, как его жена совершила это… и полную тишину. Я не могу больше поддерживать отношения с тобой. Но что, если я по-прежнему хочу этих отношений? Что, если я не выживу без них? Я осторожно открываю гардероб Вивьен. Здесь пахнет затхло, видно, его редко открывают, и содержимое объясняет почему. Восхитительные дорогие платья из шелка и атласа с кружевами — я могу оценить, как роскошно одевалась Вивьен. Какие вечера проводили они в Барбароссе? Как выглядела Вивьен, спускавшаяся по лестнице с тянущимся следом шлейфом из тонкой ткани? Был ли с ней мужчина, готовый поддержать ее руку? Любовались ли гости идеальной парой? В самом низу шкафа есть полка. Я приседаю, ожидая увидеть ряды туфель, скрытых под длинными юбками, но вместо этого нахожу книгу в кожаном переплете. Поверхность ее бордовой обложки слегка растрескалась, как глазурь на вчерашнем торте. Страницы пожелтели. На них нет дат, просто отрывки текста, на некоторых отмечены дни недели, на других — нет. Я листаю беспорядочные неразборчивые записи, пока в конце не останавливаюсь на одной, датированной воскресеньем: Мне нужна помощь. Я не знаю, сколько еще смогу это выносить. Я не могу больше жить как пленница в собственном доме. И мой ли это дом? Был ли он когда-то моим? Или он с самого начала принадлежал ей? Ей и ему, вместе… Несколько дней, больше я не смогу здесь. Поймет ли он наконец? Или это будет означать ее победу? Она так это видит, я знаю. Но я не могу уйти. Не сейчас. На карту поставлено слишком много. Я видела, как она за мной наблюдает. Она хочет забрать то, что принадлежит мне. Но не получит. Я убью ее раньше, чем это произойдет. По спине бегут мурашки, пальцы, сжимавшие страницу, побелели. Снаружи я слышу, как гремит дверца машины. Я прячу дневник на место, закрываю гардероб и осматриваю комнату в последний раз, прежде чем закрыть за собой дверь. Я бегу по лестнице вниз в надежде увидеть наконец женщину, о которой столько знаю, но машина припаркована и пуста, а в холле — тишина. * * * Ночью я думаю о дневнике Вивьен. Я так хочу прочесть его от начала до конца! Вспоминаю отрывки, части головоломки начинают складываться, а затем снова распадаются. И вдруг я понимаю, что думаю уже о другом. Меня захватили тени прошлого, живущие в доме у фонтана, Вивьен, Сальваторе и их трагическая тайна… Нужно поговорить с Максом. Я наконец, кажется, засыпаю, потом просыпаюсь — сердце бешено бьется, пот стекает по груди, в висках стучит. Я судорожно гоню сон. Мы снова были на той платформе на станции. Раннее утро, такое же, как и любое другое, его запах на мне — мне не хотелось стирать его прикосновение, — мои волосы растрепаны. Мечтательная глупая улыбка на моем лице — счастье вмиг разрушено голосом, произнесшим мое имя. Люси. Я знала, что это его жена. Если бы мои попутчики были не так погружены в свои миры, они бы тоже ее узнали. Грейс Кэллоуэй была знаменитостью. Во сне ее улыбка такая же, какой я ее запомнила. За последние недели она немного размылась в памяти. Удивительно, как сознание блокирует такие детали: то, что ты считаешь забытым, что ты старался забыть, неожиданно всплывает в памяти. Почему она улыбалась? Она не казалась счастливой, хотя и грустной не была. Смирение. Решимость. Грейс знала, зачем пришла сюда. А затем она это сделала. Прямо у меня на глазах. В туннеле показались огни, они становились все ближе, и толпа готовилась в едином порыве шагнуть к краю платформы. Не заступайте за желтую линию. Грохот приближающегося к станции поезда. Она была как пловец на голубой кромке бассейна — элегантная и спокойная. И вдруг прыжок! Она так и не отвела от меня глаз. Ее больше нет. В памяти остался отвратительный хруст костей, о котором мне едва ли удастся забыть до самой смерти, да и после меня будет преследовать этот звук. Жуткие крики, когда стало ясно, что произошло, — возможно, среди них был и мой, но я до сих пор не уверена. Я бежала наверх, наружу, судорожно ища в сумке телефон. Все, чего я хотела, — это услышать его голос… К горлу подступает ком, темнота давит на меня. Пижама прилипла к телу. Я сажусь, пытаясь забыть о кошмаре, но он не отпускает. О, Грейс, — думаю я. — Мне так жаль. Мне очень, очень жаль. Хотела бы я попросить прощения у ее детей. Она была прекрасной матерью. Но это было бы эгоистично — тревожить детей, чтобы успокоить собственную совесть. Им это не нужно. Я пыталась осознать смысл происходящего. Даже понимая, что этот брак переживает кризис, я все равно знала, что сплю с мужем и отцом. Но искушение было слишком велико, чтобы устоять. Я больше не хотела быть предсказуемой Люси, хотела удивить — себя в первую очередь. Я хотела смотреть в зеркало и не узнавать девушку в нем, ведь она стала более сильной, чем я когда-то мечтала. До встречи с ним я жила для других, но когда пришло время, мне захотелось чего-то только для себя — и я зашла слишком далеко. Правила и ограничения не действовали. Все было забыто. И это ощущение было волнующим, как полет. Если бы в этом полете я посмотрела вниз, то увидела бы реальность и могла остановиться. Но я не хотела. Я летела вверх. Окно закрыто. Повернувшись к часам, я вижу время: 3:12. Дом вымер. Мне нужен свежий воздух, и я встаю с кровати. Качаясь как пьяная, я подхожу к окну и отодвигаю защелку, и тут меня как громом ударило. Я возвращаюсь к реальности. У фонтана стоит женщина. На ней белые одежды. Она смотрит внутрь. В какое-то мгновение мне кажется, что я смотрю на себя со стороны, ведь несколькими часами ранее я заглядывала в эту воду, стоя точно так же, наклоняясь ниже и ниже, пока мне не показалось, что я вижу там нечто невозможное… Я хочу закричать, но не могу. Может, я еще сплю? Фигура здесь и как будто ее нет, бледный силуэт мерцает в жутком свете, как будто она находится под водой. Я прищуриваюсь, чтобы рассмотреть лучше. Это Вивьен? Это не может быть она, но кто же тогда? Спина женщины заметно напряжена, она резко вскидывает голову, как животное, услышавшее звук, она словно чувствует, что за ней наблюдают, и я понимаю, я просто уверена, что сейчас она увидит меня. Мысль об этом слишком ужасна, она пугает меня, но я не могу пошевелиться. Я смотрю на ее темные волосы, точно такие же, как у Грейс, на ее бледную кожу, точно такую же, как у Грейс. Все вокруг начинает кружиться, и я закрываю глаза ладонями, как ребенок, испугавшийся темноты. Когда я открываю их снова, женщины уже нет. Глава восемнадцатая Вивьен, Лос-Анджелес, 1979 год Предложение прозвучало летней ночью в ресторане с видом на залив и стало для Вивьен полной неожиданностью. Был день ее рождения, да и им уже было что праздновать. До встречи с Джио она никогда не отмечала это событие. В детстве вместо поздравлений мать просто обнимала ее, а отец ограничивался коротким кивком. Она привыкла к тому, что, в отличие от других детей, не получает ни сладостей, ни возможности задуть свечи на праздничном торте. Даже потом, работая в закрытых клубах в Лос-Анджелесе и киностудиях в Голливуде, она никому не говорила об этом дне. Не было смысла. С Джио все было по-другому. Он относился к ней так, словно она была достойна большего, буквально заваливая ее подарками. — Это слишком, — произнесла Вивьен, открывая коробочку с изысканным золотым браслетом внутри. — Не стоило… — Почему бы и нет? Джио разглядывал ее в свете свечей, где-то вдалеке шумел прибой. — Ты невероятная женщина, и мне повезло, что ты согласилась стать моей. Не могу передать, насколько благодарен тебе за то, как ты вела себя с Беллой весь этот год. Вивьен промолчала. Она не хотела портить момент. Как бы она ни старалась — а она действительно старалась, ей не удалось ничего поменять в своих отношениях с Изабеллой. Она делала вид, что все в порядке, заходя к ним в гости. Приносила его сестре подарки и даже пыталась завести разговор. Она ободряла ее, старалась вызвать смех или хотя бы улыбку. Даже когда Джио отменял их свидание в последний момент, делала вид, что все в порядке. Но, откровенно говоря, это ее просто съедало. Она страдала от того, что Изабелла управляла его жизнью. А теперь эта власть распространилась и на нее. Она не могла мириться с тем, что Изабелла ни во что ее не ставила. Их общение ограничивалось злобными взглядами и угрюмым молчанием. Обо всем этом она не рассказывала Джио, потому что это отдалило бы их. Да и разве поверил бы он ей? Поэтому каждый раз, когда Джио спрашивал, она отвечала «нет». Нет, она не против, нет, Изабелла не причиняет много хлопот. Да, она ей нравится. Вивьен приходилось обманывать любимого мужчину, но выбора у нее не было. — Ты не должен благодарить меня, — сказала Вивьен, делая глоток вина. Джио улыбнулся в ответ, сияя. Прямой и полный уверенности взгляд, четко очерченные скулы, обрамляющие лицо волосы — все в нем казалось ей сексуальным. Он с таким мастерством справлялся со своей работой, так заботился о пациентах, но рядом с ней в нем пробуждалась некая темная и дикая сущность. Он становился опасным. И эта опасность влекла ее, словно юную девочку, заставляла трепетать, от этого она лишалась дара речи. Даже сейчас, спустя столько месяцев. Я обожаю тебя, — думала она. — Ты этого стоишь. И в тот же момент Джио встал и опустился на одно колено, шаря рукой в кармане. Вивьен сразу же поняла, что сейчас произойдет. Кольцо было очень изысканным, а на лице Джио читалась уверенность, когда он произносил заветные слова: «Вивьен Локхарт… ты выйдешь за меня?» * * *