Адалина поднимается и снимает портрет мужчины со стены. Она держит его бережно, прикрывая одной рукой. Весит он немало, я вижу, как ей тяжело, но знаю: предлагать помощь бессмысленно. Уставшая, она тяжело поднимается по лестнице. — Приберись, — сухо бросает она мне, не оглядываясь. Слышно, что она задыхается. — Сделай так, чтобы не осталось и следа от случившегося. Она не дожидается моего ответа, да мне и нечего сказать. * * * — Там всегда был ребенок? Макс приносит мне кружку чего-то теплого, чтобы согреть руки. Я дрожу. Я не знала, куда еще пойти, и, как только увидела его, слова хлынули из меня потоком. Случайная встреча с Вивьен пугает меня настолько, что я не могу оставаться в Барбароссе. В то же время меня охватывает ужас при мысли о встрече с Адалиной, которая сообщит мне новость о моем увольнении, но это слишком мягко сказано — на самом деле меня выгонят прочь без сожаления. — Если верить Сальваторе, — уточняю я, — но он был не в себе, мне кажется, он собирался сделать что-то со мной. — Зачем ему это нужно? — Не знаю, — кружка в моей руке трясется, и я ставлю ее на стол. — Макс, я ничего не знаю. Кроме того, что они собираются избавиться от меня. Что я буду делать тогда? Куда мне идти? Домой мне нельзя — нельзя! Макс сидит напротив и смотрит на меня ласковыми карими глазами. Когда я явилась, он красил стену, и сейчас его футболка покрыта белыми пятнами. Даже в своем нынешнем лихорадочном состоянии я замечаю, как она контрастирует с загаром на его мускулистых руках. Он крепче, чем мужчины, которые мне нравятся — если можно так назвать Джеймса. Я ловлю себя на этой мысли с удивлением — всего месяц назад я и подумать не могла о романе в будущем. — Почему тебя так пугает возвращение в Англию? — спрашивает он. — Не пугает. Мне просто нужны деньги. — Разве твоя семья не хочет увидеть тебя? — Они уже насмотрелись, — я бессовестно вру, и, судя по выражению лица Макса, ему известно об этом. Я вспоминаю волну скандальных статей, захлестнувшую британские новости, и содрогаюсь. В Барбароссе мне удалось забыть о них ненадолго — замок как будто не принадлежит настоящему миру. Там о чем угодно можно забыть. Но когда меня прогонят оттуда, мне придется встретиться с реальностью — с семьей, с друзьями, с… жизнью. — Что происходит, Люси? Он спрашивает так ласково, что на секунду я думаю, что могу рассказать ему все. Но в нашей дружбе мне больше всего нравится, что она дает мне возможность побыть другой. Чистой, прекрасной. Такой, как я мечтала. — Я не могу тебе рассказать, — говорю я, уставившись на свои руки. — Можешь. — Его взгляд серьезен. — Правда можешь. В дверь стучат, момент, к моему облегчению, упущен. Макс не двигается с места, и я начинаю переживать, что он не станет открывать, но стук повторяется, на этот раз сильнее. Он нехотя встает: — Лучше подойти. Я вздыхаю с облегчением, только когда он выходит из комнаты. Ситуация тупиковая. Я хочу узнать Макса поближе, хочу видеться с ним и проводить время вместе, но каждый раз понимаю: рано или поздно я должна буду признаться, кто я на самом деле, и что тогда? Я морочу ему голову, создаю о себе ложное впечатление, и это делает меня в его глазах обманщицей. Сначала подлая измена, теперь обман. Я слышу, как Макс говорит с кем-то. Голос принадлежит женщине, слов не разобрать, но в этом и нет необходимости — он возвращается в комнату. — Это к тебе, Люси, — произносит он. Вслед за ним входит женщина. Молодая привлекательная брюнетка улыбается мне. — Люси Уиттекер? — спрашивает она. Англичанка. Сердце замирает. — Элисон Куни, — представляется она, — корреспондент Onlooker. Я узнала, что вы живете в замке Барбаросса, и нашла вас здесь. Хочу дать вам возможность высказаться прежде, чем это сделает кто-то еще. Глава двадцать седьмая Вивьен, Италия, 1984 год Вивьен открыла глаза. Казалось, она проспала не меньше ста лет. Болела голова, ныли зубы и конечности. Понадобилось несколько минут, чтобы вернуться в свое тело и полностью осознать происшедшее. Язык опух, но ей было необходимо заговорить. Ее волновал только один вопрос. — Ребенок?.. — произнесла она в пустоту, наполненную солнечными лучами. Больница. Рядом Джио. Его лицо изменилось от волнения. Это снова ты, — подумала она, все это было слишком похоже на их первую встречу. — Ребенок… — Она закашлялась. — Пожалуйста, Джио, скажи мне, что ребенок… — С малышом все в порядке. — Он коснулся ее лица, вытирая слезы страха и облегчения. — Вив, я думал, ты умираешь. Но ты в порядке. Ребенок тоже. — Я упала… Вивьен попыталась вспомнить, что с ней было, но все мысли были о том, что с ребенком все в порядке. Она выдохнула с облегчением. Скольжение, приближающаяся лестница, удар о ступеньки — вот что она помнила. Она провела рукой к животу, ощутив успокаивающее движение, и улыбнулась. Спасибо, — подумала она. — Ты до смерти меня напугала. Она пыталась сфокусироваться на лице Джио. Он старался сдерживать эмоции, но ему не удавалось скрыть ярость, которая заставляла его хмуриться. Наверное, он выяснил, что произошло. Он знает. А что же произошло? Вивьен вернулась мысленно к этому ужасному, пугающему событию. Джио знал. Он знал. Но вдруг… — Это был несчастный случай, — сказал он, — мокрый пол. Изабелла разбита. Изабелла… Вивьен вцепилась пальцами в простыни. Она вдруг вспомнила лицо золовки, каким видела его в последний раз. Там, на ступеньках, за секунду до поглотившей все тьмы. Призрак Изабеллы преследовал ее с тех пор, как эта женщина появилась в ее жизни. От ее мрачного присутствия делалось горько и тяжело. — Она здесь? — спросила девушка шепотом. Джио нахмурился. — Она в Барбароссе. — Это сделала она. Она была там, когда я упала. — Да, и я благодарю за это Бога. Иначе тебя не нашли бы вовремя. В его глазах снова читалась злость. Но не на Изабеллу, а на нее. — Я просил тебя соблюдать осторожность, — произнес он резко, одновременно с сочувствием и злостью. Эмоции были разными, как и его глаза. — Разве я этого не говорил? Тебе нужно быть ответственнее. Сейчас ты должна заботиться не только о себе. Я не могу постоянно быть рядом. Вивьен прикрыла глаза. — Я сама знаю об ответственности, — ответила она. — Это самое важное, что когда-либо со мной происходило. Как он мог предположить, что она не способна позаботиться о себе или о своем ребенке? Что она могла поставить жизнь их малыша под угрозу намеренно? Ведь все было хорошо. До тех пор, пока… — Если бы ты был рядом, — заметила она, — этого не случилось бы. — Нет. Я бы присмотрел за тобой. — И ты бы увидел Изабеллу. Он терпеливо смотрел на нее. — Ты должна быть внимательнее, Вивьен. О да. Этого хватило, чтобы все запомнить. — Когда? — Когда что? — Когда меня нашли?