— Значит, вам нужно попытаться еще раз. Вивьен сидела, наблюдая за работой горничной. Адалина была права. В центре проблемы стоял Джио, и только он мог ее разрешить. Ей нужны только доказательства того, что золовка пыталась навредить их ребенку. Она откроет ему глаза. Нужно просто найти доказательства. И если для этого нужно заставить Изабеллу заговорить и поймать в собственную ловушку, то именно это она и сделает. * * * Рождество пришло и ушло, оставив в памяти только блеск мишуры. Барбаросса всегда был роскошным, а в это время года — и вовсе незабываемым. Между арками были натянуты золотые гирлянды, лестничный пролет украшали фонарики, бумажные колокольчики висели под сводами комнат. В холле стояла волшебная изумрудная елка. Гирлянды украшали ее темно-зеленые ветви. На серебряных нитях висели блестящие стеклянные шары, а на верхушке в танце замерла фея. На полу были разбросаны коробки, красиво упакованные в тонкую шелестящую бумагу, перевязанные зелеными лентами с аккуратными бантами — и абсолютно пустые. Это все напоминало Вивьен праздники, о которых она читала в детстве, когда в камине мерцает огонь, повсюду горят свечи, в воздухе витает запах пирогов с начинкой. Гилберт Локхарт, хотя и был религиозным фанатиком, не признавал Рождество, считал его выдумкой маркетологов. Поэтому они отмечали праздник молитвой. Рождественская ночь не предполагала ни подарков, ни Санта-Клауса, ни мечтательных взглядов в темно-синее небо в поисках саней, запряженных оленями. В Барбароссе Рождество могло стать волшебным. Вивьен с нетерпением ждала, когда ее ребенок сможет погрузиться в сказку, которой сама она была лишена. В первый день Нового года Вивьен, спустившись вниз, столкнулась с Изабеллой, которая входила в дом. По всей видимости, Джио снова брал сестру на работу. Что они там делали? И почему Изабелла имела допуск в место, которое он скрывал от жены? — Привет, — сказала Вивьен. Она стояла рядом с рождественской елкой, чувствуя себя полноценной хозяйкой дома. Изабелла, как всегда, молча прошла мимо. Вивьен видела, что на ней были новые перчатки: кожаные, отороченные оленьим мехом и присыпанные снежком. Посмотрев в окно, она увидела, как с неба сыплется белая крошка, мягко ложась на стекла. Изабелла сняла длинное пальто, высвобождая из-под воротника темные волосы, которые тут же рассыпались по плечам. — Я сказала привет, — повторила Вивьен. Изабелла посмотрела на нее. В ее глазах блеснул недобрый огонек, словно Изабелла припрятала в рукаве карту, сулившую ей новый дьявольски хитрый ход, о котором Вивьен не могла и догадываться. — Где Джио? Изабелла кивнула в сторону улицы. Значит, они все же были вместе. Золовка повесила пальто на вешалку и направилась в столовую, где вечером проходил банкет. Вивьен смотрела ей вслед: бедра ее были стройными, а движения — плавными. Ее уверенность в себе слабла от воспоминания о собственной раздавшейся фигуре и исчезнувшей талии. — Не уходи от меня, — сказала Вивьен. Изабелла медленно повернулась и пристально посмотрела на Вивьен. В этот момент Вивьен была как никогда уверена в своей правоте. Все эти ночи, когда она сомневалась в своем рассудке, подозревая, что слышала ее разговоры с Джио… Все их таинственные отлучки только вдвоем… Все эти доверительные моменты между ними… Эта связь не могла быть односторонней. Как же она ненавидела эти глаза! — Надеюсь, тебе понравилось, — сказала Вивьен, стараясь не дать Изабелле подавить свой порыв. — Вот так ворошить мое прошлое. Джио думает, что ты что-то перепутала. Но я-то знаю. Чего ты от него ожидала? Что он действительно повесит эту чертову картину? Ты проиграла, Изабелла. Ты всегда мне проигрываешь. Изабелла приподняла бровь. Она не понимала, о чем говорит Вивьен. Или же понимала, но находила это забавным. Словно кошка, играющая с мышкой. — И не думай, что я хоть секунду сомневалась, из-за кого я попала в больницу. Ты можешь ненавидеть меня, но неужели ты ненавидишь своего племянника или племянницу настолько, чтобы желать смерти? Неужели ты такое чудовище? Джио может не замечать этого, но я все вижу. Поверь, это только вопрос времени, я все равно смогу его переубедить. Изабелла не шевелилась. Кажется, только уголки губ дрогнули в улыбке. — Но, может быть, мне это и не понадобится, — продолжала Вивьен. — Ты сама не сможешь вечно продолжать эту игру. Он заметит рано или поздно. Он поймет, что ты притворялась все это время. На улице хлопнула дверь авто. Послышались шаги Джио по гравию. — Давай, — молчание Беллы подстрекало Вивьен, — скажи что-нибудь. Я знаю, ты хочешь. Я знаю, ты об этом просто мечтаешь. Я знаю, что прямо сейчас ты жаждешь сказать мне, как ненавистно тебе, что я его жена и мать его ребенка. Давай, Изабелла! Дверь открылась. Вошел Джио. Изабелла посмотрела на него, а он на нее. — Скажем ей? — спросила Белла. Глава тридцатая Италия, лето 2016 года — Я думал, это сделаешь ты, — говорит он. Я не могу поверить в происходящее. Это он, прямо передо мной. Я вижу его — но поверить не могу. — Джеймс?.. В глубине души я надеюсь, что он ответит «нет». Но этого, конечно, не происходит. — Как ты узнал, где меня искать? — Мой голос звучит на удивление спокойно. — Найти тебя было непросто, это точно, — говорит он, а я смотрю в его лицо в поисках объяснений: страдания, злости, желания быть прощенным… но ничто не может подготовить меня к следующему удару. — В конце концов я пошел в твою квартиру. Поговорил с Белиндой. Это было нелегко: писаки разбили лагерь вокруг моего дома, но ты знаешь, я должен был… В его голосе надежда. Вот что это — надежда. Последнее, чего я ждала. — Что ты здесь делаешь? Он моргает; серые глаза, обрамленные темными ресницами, — его лицо преследовало меня долгими одинокими ночами. Я думала, что больше никогда их не увижу. Джеймс, мой Джеймс, любовь всей моей жизни, затмение моего сердца. — А ты не знаешь? — тихо отзывается он. Кажется, что все исчезает: вокруг спешат люди, а в центре стоит он — неприкосновенный, такой же, как когда-то в «Кэллоуэй и Купер», большой грозный босс. Волна желания поднимается во мне, призрак запретной похоти. — Мы можем куда-нибудь пойти? — предлагает он, когда становится понятно, что я не могу ответить на его вопрос. — Я понимаю, что ты в шоке, я тоже, честно говоря. Но я всегда хотел быть честным с тобой, Люси… Он берет мою руку, и мы отправляемся в путь. Я не знаю, куда он меня ведет, просто чувствую, как его ладонь касается моей, пока мы идем вперед по флорентийским улочкам. Это не могло бы происходить с нами дома. Только здесь, где мы неузнаваемы, где мы не преступники, нас не преследует ненависть. Здесь мы просто пара, любовники, гуляющие рука об руку по самому романтичному городу в мире. Джеймс обещал, что мы когда-нибудь приедем сюда. Говорил, что будем сидеть на берегу Арно. И вот мы подходим к ней. Река блестит в сумерках, на травянистые берега опустилась тьма, но мост блещет огнями. На черном небе появляются первые звезды. Скрипачи возле Уффици играют классику, придавая моменту торжественности. — Я бы посидел здесь, на воздухе. Что скажешь? — Джеймс притягивает меня к себе. — В последние дни я сидел взаперти. Он касается моей щеки тыльной стороной пальцев. От интимности этого жеста мне становится больно — именно так он сделал перед тем, как поцеловать меня впервые поздним вечером в своем офисе, когда в нем больше никого не осталось. И точно так же, как тогда, я подумала: это сон? Но все происходит наяву. Его губы находят мои, я слышу его запах, снова чувствую его прикосновение. — Мне не хватало этого, — произносит он, прерывая поцелуй. Я подношу к своим губам руку. Невысказанное переполняет меня, все мысли и эмоции прошедших недель — они так глубоко, что им нет пути наружу. Мне тоже не хватало всего этого. И только я знаю, как сильно. — Не понимаю, — наконец удается произнести мне, — я думала, ты не хочешь больше видеть меня. Никогда. После случившегося… И всего, с чем тебе пришлось столкнуться. — Ты что, шутишь? — Джеймс пристально смотрит мне в глаза; он похудел, скулы выпирают, квадратная челюсть поросла щетиной. — Люси, я держался подальше, потому что так было нужно. Господи, да и сейчас нужно, но я больше не могу. Вся эта эпопея с прессой только добавила мне решимости. Я не намерен отпускать то, чего хочу больше всего. Я хочу тебя. Всегда хотел. Вот они, слова, которые я жаждала услышать. Мне бы обрадоваться, обнять его и уже не отпускать в полной уверенности, что теперь мы всегда будем вместе. — Я не виню тебя в том, что сбежала, — продолжает он. — Я совру, если скажу, что сам не думал ни о чем таком. Это значительно все упростило бы. Но у меня были обязательства. Нужно было решить все с имуществом Грейс… Это впервые он упоминает о жене. Я ищу эмоции на его лице — печаль или злость, что-то же должно быть. Но не нахожу ничего. Помню, каким стал папа после маминой смерти, как ушел в себя и не подавал виду, насколько ему тяжело. Возможно, Джеймс делает то же самое. Он произносит имя жены, как будто говорит о домашнем животном. — Как твои дети? — спрашиваю я. Джеймс вздрагивает. — Держатся, — кротко отвечает он, затем его голос смягчается: — Дело не в них, Люси, понимаешь? Он берет мою руку, переворачивает ладонью вверх и водит кончиками пальцев вдоль начерченных на ней линий. Раньше он делал так всегда, когда мы лежали в постели, делясь секретами. — Дело в нас. Я приехал сюда, чтобы найти тебя, и рад, что снова тебя вижу. Это был рискованный шаг, но я хотел сделать его с первого дня, просто ставки были слишком высоки. — Я думала, ты меня ненавидишь. — Как ты могла такое подумать? Разве после всего, что было, ты не доверяешь мне? После секундной паузы я говорю: — Конечно доверяю. — Тогда тебя не должно удивлять мое появление. — Он проводит рукой по своим золотым волосам. — Я столько раз хотел позвонить тебе, написать эсэмэску или письмо, что угодно. Мне было безразлично, что телефон может прослушиваться или что-то в этом духе. Ты слышала, что в одной газете пытались подставить меня? Как бы там ни было, сейчас я очень осторожен, назовем это так. Пока дело не касается чего-то, кого-то действительно важного для меня. Без тебя я прошел через ад. Вместо похорон вышел какой-то кавардак, Грейс была бы в бешенстве. Морепродукты, которыми там кормили, были на вкус как мел. Я останавливаю его: — Ты говорил, что вы живете как соседи.