— Слишком многое здесь, — отвечаю, — вызывает желание задержаться. На лице Макса появляется тень улыбки, подчеркивающая трещинку на подбородке. Мое сердце учащенно бьется. Непонятно почему. Я не знаю, куда мы отсюда отправимся. Прежде чем мне удается это выяснить, раздается звонок — это Билл. — Мне нужно ответить, — говорю я. Макс хмурится. (Неужели от подозрения, что это Джеймс? Я, впрочем, не разубеждаю его.) Достает из кармана сигареты и, опершись о прогретую солнцем стену, закуривает. Я понимаю, что он не собирается выпускать меня из виду. Беру трубку. — Здорóво. — И тебе здорóво, — говорит Билл; приятно слышать ее голос и манеру говорить. — Ты когда будешь? — Тут такое дело. Я не вернусь. — Что?! — Когда-нибудь вернусь, конечно. Скоро. Но кое-что произошло. — Почитай новости, Люси, здесь тоже кое-что произошло. — Я знаю. Может, и к лучшему, если я не буду торопиться. Подожду, пока все уляжется. — Это из-за того, что Джеймс приехал, да? — Что ты имеешь в виду? — Люси, пожалуйста, только не говори, что снова связалась с ним. — Нет. На линии тишина, и мне ненадолго кажется, что нас разъединили. Затем Билл произносит: — Я не хотела говорить этого по телефону, но раз уж ты не собираешься возвращаться… — Что такое? — Не доверяй ему, Люси. Серьезно. Я начинаю раздражаться. Прямо сейчас доверие к нему — это последнее, что может прийти мне голову, и меня возмущает, что Билл не понимает этого, что не верит в меня. — Он приехал во Флоренцию не для того, чтобы вернуть тебя, — продолжает она, — что бы там он тебе ни говорил. Он выпустил в Сеть ответную статью. — Она делает паузу. — В общем, в ней все наоборот — она полностью противоречит тому, что ты сказала Элисон Куни. Он утверждает, что отказал тебе, но ты не успокоилась. Говорит, что ты соблазнила его, преследовала, настраивала против жены. Что он никогда не любил тебя. И что… — Что? — мой голос напрягся. — Что ты угрожала его детям, если он оставит тебя. — Что? — Да, Люси, он не остановится. Он хочет заставить тебя страдать. — Да уж. — Я остановилась и ухватилась за стену, чтобы не упасть. — Есть еще кое-что. Он встречался с Наташей — все время, пока вы были вместе. — С Наташей Фенвик? Хотя кто еще это мог быть? Конечно… Наташа. — Он изображает жертву, — продолжает Билл, — говорит, что ты заставила его разувериться в браке, убедила, что Грейс развлекается с кем-то из своих соведущих за его спиной, поэтому возвращается домой поздно… Как ты уговаривала его напиться и даже принять наркотики, чтобы пережить это, и тогда он начал смотреть на других женщин — после всех твоих эмоциональных пыток. Это все звучит как бред, наверное, самый смешной бред, какой я когда-либо слышала, но так написано, Люси. И теперь твое слово против его. Ошеломленная, я отворачиваюсь от Макса, чтобы он не видел моего лица. Я знала, что Джеймс впадет в ярость из-за того, что я озвучила свою версию событий, но это уже слишком. Дойти до того, чтобы спекулировать именем своей покойной жены — что он за человек вообще? А Наташа? Я должна была догадаться. Она всегда меня ненавидела — теперь я знаю почему. Но зачем было приезжать сюда и рассказывать всю эту чушь, что он хочет вернуть меня? Он делал вид, что я единственная женщина на земле, будто есть только я и он против остального мира. Наверное, все это время он говорил Наташе то же самое. — Я полагаю, он приехал во Флоренцию, чтобы договориться о твоем молчании, — говорит Билл, — боялся, что случится что-то подобное, и хотел это предотвратить. Комок подступает к горлу. Билл права. По щекам катятся слезы, но это не слезы печали. Это слезы разочарования и злости на Джеймса, хотя больше на себя. Если бы я на секунду задумалась, почему он так ведет себя со мной после душераздирающего молчания с самого дня смерти Грейс, я могла бы понять, что он играл, как всегда. Он всегда ставил свои интересы выше моих. Только слепая могла не заметить этого. Слепая и глупая. — Люси, ты еще здесь? — Да. — Я думаю, тебе надо вернуться домой. Твое отсутствие усугубляет ситуацию. — Какую? — Созданную словами Джеймса. Тебе нужно быть здесь, чтобы защитить себя. — Мне это не нужно. Я знаю правду. — Но остальные не знают. Мое терпение лопается. — Знаешь что, Билл? Меня больше не волнует мнение других людей. Сколько можно? Они могут думать все, что пожелают. — А что с людьми, мнение которых что-то значит? — Они должны знать меня достаточно хорошо, чтобы не верить во все это. Билл не говорит ничего. Наверное, обдумывает следующую фразу, но мне мерещится осуждение в ее молчании, и, прежде чем я успеваю подумать, уже кричу: — Было бы мило с твоей стороны поддержать мое желание остаться. Ты не думаешь, что с меня достаточно критики, что мне нужен друг, с которым можно просто поговорить? Это не совсем справедливо. Билл всегда была мне отличным другом. Но мое отчаяние рвется наружу, и все, что должно было бы достаться Джеймсу, я выплескиваю на нее. Мне больно признавать, что она всегда была права, то, что происходит сейчас, — лишнее тому подтверждение, и хотя она ни разу не произнесла убийственного «Я же говорила», для меня все звучит именно так. — Я этого не заслужила, — прохладно говорит она. — А я заслужила хоть что-то из этого? — Я говорила сегодня с твоим папой. Мне перезвонить ему, сказать, что ты передумала возвращаться? Меня уже тошнит от всего этого, Люси. У меня есть и своя жизнь, ты в курсе? И теперь ты орешь на меня за то, что я трачу время на то, чтобы открыть тебе глаза? От слез я уже ничего не вижу. Я вешаю трубку, зная, что это неправильно, бесхарактерно. Секунду я держу телефон в руке, надеясь, что она перезвонит, и боюсь этого. Но она, конечно же, этого не делает. Я бы на ее месте не стала. Я вела себя как неблагодарная свинья после всего, что она для меня сделала. Я чувствую, что за моей спиной стоит Макс, не зная, как вести себя после того, что услышал. — Пойдем со мной, — говорит он и берет меня за руку. Глава тридцать восьмая Вивьен, Италия, 1986 год Несколько секунд она молча смотрела на него. Затем решительно закрыла дверь. Гилберт надавил на дверь с другой стороны: — Вивьен, дитя мое, впусти меня. Она приложила все свои силы, чтобы дверь не открылась. Мысли смешались, и она не понимала, как такое вообще могло произойти, как он мог ее отыскать. — Вивьен, агнец мой, шанс — все, о чем я прошу. Она успела забыть, как он силен. Даже сейчас, когда ему перевалило за пятьдесят, он обладал огромной мощью. Его железная воля и непоколебимая уверенность в том, что ему нужно вернуть ее себе, помогали ему. Вивьен больше не могла ему сопротивляться. Где-то вдалеке Алфи заплакал еще громче. Послышались торопливые шаги Адалины, взбегающей вверх по лестнице. Гилберт предстал перед ней. Он казался призраком — этому способствовало то, что она столько раз говорила, будто он мертв. Ее ублюдок отец. Это не может происходить наяву. Это только сон. Кошмар за кошмаром проносились перед ее глазами. Ее захватили самые мрачные воспоминания.