– Да что там портить, ты ведь с такой работой с закрытыми глазами справишься! И вообще, глаза боятся – руки делают. Попробуй, Тесс, – ты заслужила что-нибудь хорошее от жизни после всего, что тебе выпало. – И ты тоже, – говорю я. – Ты тоже заслужил что-нибудь хорошее. – Спасибо. – Муж улыбается мне. – Вообще-то я отчасти поэтому тебя сюда и пригласил. Надежда затопляет меня изнутри так, что у меня даже дыхание перехватывает. Сил хватает лишь на то, чтобы не лыбиться на него, как влюбленная юная идиотка. – Элли сказала мне, что вы с ней вчера поговорили, – продолжает Скотт. – Что ты позвонила, когда я был в душе. – Тут он качает головой. – Я не хотел, чтобы ты вот так о ней узнала. Извини. Я сказал ей, что она вообще не должна была брать трубку. Мне жаль, что она на тебя все вывалила. Ага, значит, у шалашовки есть имя – Элли. – Не беспокойся, – отвечаю я таким тоном, чтобы муж понял – обиды я на него не держу. – Всё в порядке. Мне все равно, что было в прошлом, встречался ты с кем-нибудь или нет. Мы ведь расстались. Я была ужасно подавлена, на тебя почти не обращала внимания… Но теперь все это в прошлом. Так что ты не должен мне никаких объяснений. – Ты даже представить себе не можешь, какую тяжесть сейчас сняла у меня с плеч, – говорит Скотт, откидываясь на спинку стула и действительно разминая плечи, как будто они у него затекли. – Скажу тебе правду: я ужасно боялся этого вечера. Шел сюда и все время думал: как буду объяснять тебе про нас с Элли, про том, что между нами есть… Поэтому я очень рад, что ты сама все понимаешь. И надеюсь, что мы сможем остаться друзьями. – Друзьями? – повторяю я, чувствуя, как это слово липнет у меня к языку и как меня окатывает холодом: я начинаю кое-что понимать. – В смысле, ты и я? – Да, конечно. – Скотт подтверждает мою догадку озадаченной улыбкой. – Было бы непростительно, если б каждый из нас пошел теперь своим, отдельным путем, после всего, что нам выпало перенести вместе. И ты еще полюбишь Элли, я тебе обещаю. Глядишь, вы с ней еще подругами станете… Его голос то удаляется, то грохочет у меня в ушах, пока я пытаюсь переварить его слова. Значит, эта Элли – не просто увлечение, она – нечто большее. А мне в жизни Скотта отведено теперь место в области преданий. Я стала его «бывшей». И при этом он хочет, чтобы все мы были счастливы и довольны. Он думает, я и сюда пришла для того, чтобы дать ему свое благословение, подтвердить, что мы останемся друзьями. – Ты и она? – шепчу я. – Вы действительно вместе? И у вас все серьезно? – На моих губах проступает недоверчивая улыбка, готовая в любую секунду обернуться гримасой презрения. Скотт прикусывает губу и ерзает на стуле. Делает проходящей мимо официантке знак принести ему еще пива. – Да. Я думал, ты понимаешь это, и еще думал, что ты желаешь мне добра. Я открываю рот. Разочарование сдавливает мне грудную клетку, мешая вздохнуть. – Я не сказал тебе об этом раньше, – продолжает Скотт, – потому что боялся тебя ранить. Но когда Элли ответила вчера за меня по телефону… В общем, я понял, что настала пора объясниться. И ты так хорошо выглядишь, вся такая спокойная и сдержанная… Честно говоря, я думал, что всё в порядке. Я так поражена, что даже не могу говорить. Тело и ум – все парализовано, как будто я наглоталась каких-то таблеток. – Мы с ней познакомились около года назад, в моем офисе, во время рождественской вечеринки, – нерешительно объясняет Скотт. – Сначала все было как бы в шутку, но… Тесса, мне очень жаль, но у нас действительно все серьезно. Мы любим друг друга. Похоже, мое молчание он воспринимает как поощрение. Думает, что мне нужны его объяснения. А я хочу сейчас только одного – чтобы он замолчал. Чтобы он заткнулся наконец. Я совсем не хочу слушать о нем и Элли. Об их прекрасных отношениях и о том, как сильно они любят друг друга. Делаю большой глоток вина, прекрасно осознавая, какой эффект оно может оказать на мои и без того растрепанные чувства. – Я пришла сюда с надеждой, что мы снова будем вместе. – Мне удалось выдавить из себя эти слова, но голос у меня до того тихий, что мужу приходится наклоняться ко мне, чтобы расслышать. – Я хотела попросить тебя дать нашему браку еще один шанс. Я все еще люблю тебя, Скотт. Ты разве не понимаешь? Но тот трясет головой так, словно хочет стряхнуть с себя мои слова. Слова, которых он не хочет слышать. – Есть еще кое-что, – говорит Скотт. Пытается выдержать мой взгляд, но не может, и его глаза постепенно опускаются на стоящую перед ним пустую бутылку. – Тесса, мне так жаль, – продолжает он, по-прежнему глядя вниз. – Элли беременна. Я откидываюсь на спинку сиденья так резко, как будто меня ударили ножом. – Извини, – повторяет он, теперь уже глядя на меня. – Мне так жаль… Очень, очень жаль. Мы совсем это не планировали. «Ты-то, может, и не планировал», – проносится у меня в голове ядовитая мысль. И он мне все это рассказывает! Нас разделяют всего два фута, но у меня такое чувство, будто с каждой секундой он удаляется от меня все дальше и дальше. Тот мужчина, которого я когда-то знала… – Все нормально, Тесс? – Нет, – говорю я. – Нет, Скотт. Ничего со мной не нормально, ты что, блин, не видишь? У него повисает челюсть. Лицо Скотта, когда-то такое знакомое, теперь совершенно чужое. Его крупный рот, сильный нос, светлые карие глаза, всегда такие добрые прежде. В которых я читала только желание и любовь. Теперь все это он дарит другой женщине. А я вызываю у него лишь… что? Жалость? Обиду? Гнев? Я – помеха, болтающийся конец из прошлого, который необходимо подвязать. Я вижу это по его глазам – до чего ему не терпится уйти отсюда. Поставить наконец точку. Сказать последнее слово. И уйти. С чувством выполненного долга. Мы – то есть Скотт и я – пробовали завести еще одного ребенка. Он этого хотел, а мне это казалось предательством. Попыткой стереть из памяти наших умерших детей. Заменить их другими. Муж говорил тогда, что это поможет нам обоим исцелиться, направить свою любовь в новое русло. Рождение нового ребенка создаст новые воспоминания, которые исцелят прежние раны. Но по разным причинам этого так и не случилось, а потом и сам Скотт ушел из дома, и некому стало настаивать. Не могу дышать. Не могу больше сидеть в этом баре, таком людном и жизнерадостном. Громкий смех и улыбающиеся лица повсюду. И самое ужасное, воздух вокруг меня пронизан неумолимой жалостью Скотта. Встаю на ноги и кручу головой по сторонам в поисках выхода: я вдруг забыла, где здесь дверь, вообще потеряла ориентацию в пространстве. У Скотта будет другой ребенок. Он полюбил другую женщину. Он меня бросает. Теперь я понимаю, что ни на что больше не гожусь. Подумать только, решила, что если подстричься помоднее да напялить юбчонку посексуальнее, то и дело в шляпе – курам на смех! На самом же деле я старая развалина. Никому не нужная, ни на что не годная. И это не жалость к самой себе, это – реальность. Правда. Так разве ж могу я его винить? Громко всхлипываю, поворачиваюсь и бросаюсь бежать. – Тесса, подожди! Нам надо поговорить! Но я не могу даже оставаться рядом со Скоттом, мне надо выбраться отсюда наружу. На бегу хватаюсь за ворот свитера и оттягиваю его. Как в нем душно! И жарко. Все тело зудит. Я представляю его с той женщиной, из телефона. Не знаю, как она выглядит, но наверняка красивая. Элли. Я уже ее ненавижу. За ту жизнь, которая будет у нее. И которая должна была быть у меня. На шатких ногах я вываливаюсь из бара на улицу. Скотт не пойдет за мной, пока не уплатит по счету, такая уж у него натура. Которая так бесит меня сейчас, что я готова визжать от злости. Но нет, я не буду стоять здесь и ждать, когда он явится и снова начнет доставать меня своими «ах, как мне жаль» и «извини». Не доставлю ему удовольствия успокоить за мой счет свою совесть. Я мчусь по улице, высматривая свободное такси. Через пару секунд вижу впереди оранжевый огонек. Выбрасываю вперед руку и делаю умоляющие глаза. Автомобиль подъезжает к тротуару, и я успеваю достаточно собраться с мыслями, чтобы продиктовать шоферу свой адрес. – Уэйбридж-роуд, четырнадцать, Эн одиннадцать. Таксист кивает, и я забираюсь на заднее сиденье. – Тесса! – доносится сзади оклик Скотта. Но я не оборачиваюсь. – Поезжайте! Прямо сейчас, пожалуйста, – прошу водителя. – Он идет. Я не хочу, чтобы он… Шофер жмет на газ, и мы уезжаем. Надеюсь, ему не приспичит со мной разговаривать. – Все хорошо, милочка? – тут же раздается вопрос с переднего сиденья. Я ловлю его взгляд в зеркальце заднего вида, киваю и отвожу глаза. К счастью, он ни о чем больше не спрашивает. Скотт и Элли. Элли и Скотт. Скотт и Элли Маркхэм. Они ведь теперь поженятся – или нет? Конечно, поженятся. Со мной он разведется. Придется мне снова брать девичью фамилию. И все опять будет так, словно нас четверых никогда не было на земле. Он сотрет нас из своей жизни. Они поженятся, заведут премилую маленькую семейку, и все будут говорить: «Как хорошо все кончилось для Скотта! Он столько вынес, и, надо же, ему повезло, пусть со второй попытки, но он все же нашел свое счастье». А потом будут шепотом добавлять: «Жалко его бывшую – как там ее звали? Тесса, да, вот как. Жалко ее. Так и живет одна, бедняжка… Не оправилась после всего, что с ней случилось, да и как тут оправишься, правда?» Нельзя терять лицо. Только не в такси, не перед этим незнакомцем. Прижимаю кулак к губам. Надо удержать все в себе до тех пор, пока я не доберусь до дома. «Смотри в окно, – говорю себе. – Смотри на витрины магазинов, на бары и рестораны, на всех этих счастливых людей на улице. Не думай. Не думай о Скотте. О Скотте, Элли и их ребенке, таком хорошеньком, таком новом…» Поездка в такси длится двадцать минут. Вообще-то для меня это слишком дорого, особенно после того, как я выкинула столько денег на стрижку и новую одежду, но толкаться сейчас в автобусе с другими людьми или целый час добираться домой пешком – нет, я бы этого не вынесла. Пытаюсь заставить себя ни о чем не думать. Задавить чувство всесокрушающего разочарования. Чувство, что меня предали и унизили. Мысли мчатся в голове одна за другой. Прогнать их выше моих сил. Рациональная часть личности твердит мне, что мы со Скоттом фактически расстались еще год назад. Он больше не обязан обо мне заботиться. Но зачем же было так долго скрывать от меня эту Элли? Сколько раз я ему звонила, разговаривала с ним обо всем, думая, что мы все еще вместе, а он все это время отдалялся от меня, отвечал мне только из жалости… Бедная, глупая, надоедливая Тесса! – Почти приехали, милочка, – говорит шофер. – Уэйбридж-роуд, так? – Да, пожалуйста, – отвечаю я, не узнавая собственного голоса. Водитель сворачивает с магистрали на мою узкую улицу, и я чувствую, как сердце во мне начинает ныть еще сильнее, если такое вообще возможно. Мне хочется выскочить из машины и бежать куда глаза глядят, лишь бы не быть здесь, не оставаться наедине со своими мыслями… – Что это тут у вас? – говорит вдруг таксист и притормаживает, не доехав немного до моего дома. – Нам дальше. – Знаю, милочка. Посмотрите-ка на эту толпу. У вас в доме что, концерт «Уан дайрекшн»? Или Ее Величество пожаловала с визитом? Я наклоняюсь вперед и через лобовое стекло вижу впереди толпу: люди запрудили весь тротуар перед моим домом и даже проезжую часть. – Что там такое? – спрашиваю. – Понятия не имею. Мы ползем по улице со скоростью черепахи, постепенно подбираясь к толпе все ближе. Человек, наверное, тридцать, никак не меньше. Чем ближе мы подъезжаем, тем страшнее мне становится. Люди, видимо, услышав звук мотора, оборачиваются. Вспыхивают прожекторы. Я вижу фотоаппараты. Микрофоны. – Журналисты, – говорит шофер. – Вы, часом, никого не прикончили? – Черт, – бормочу я. – Это вас они ждут, милочка? Мы стоим уже прямо напротив моего дома, и наша машина как будто притягивает к себе журналистов, которые окружают ее моментально, как железная стружка – магнит. Какие-то физиономии таращатся на меня сквозь окна, затворы фотоаппаратов щелкают, точно выстрелы, и я невольно прикрываю сумочкой свое заплаканное лицо. – Может, поедем куда-нибудь еще? – спрашивает шофер. – Не советую сейчас выходить. Я начинаю разбирать голоса через стекло. – Тесса! Расскажите нам о мальчике! – Вы его похитили? – Тесса, вы не хотите рассказать нам свою часть истории? Видимо, они говорят о Гарри. Но как они узнали? И зачем они здесь? Идти мне больше некуда. К Скотту нельзя по понятным причинам. На работе сейчас уже все заперто, да и вообще я не хочу взваливать на Бена свои проблемы. Мои родители давно умерли, братьев и сестер у меня нет, близких подруг тоже не осталось – я всех оттолкнула от себя после потери Сэма. Не могу же я заявиться к кому-то из них сейчас и потребовать помощи и защиты… – Сколько я вам должна? – спрашиваю таксиста. – Двадцать семь фунтов, милочка. Стараясь контролировать свое лицо, я протягиваю ему двадцатку и еще десять.