– Сюда, – Конвей кивнула на дверь. – Сделай серьезное лицо. – И толкнула дверь. Кудрявая блондинка обернулась от картотеки, торопливо включая ослепительную улыбку, но Конвей лишь бросила “здрассь”, решительно проходя дальше, прямо к следующей двери. И прикрыла ее за нами. Там было тихо. Толстый ковер. В отделку этой комнаты вложили много времени и денег, чтобы придать ей вид старинного кабинета: антикварный стол, обитый сверху зеленой кожей, книжные шкафы, неживописная живопись в тяжелой раме – портрет какой-то уродливой монахини. Только современное рабочее кресло и стильный лэптоп давали понять, что здесь настоящий офис. Дама, сидевшая за столом, отложила ручку и встала. – Детектив Конвей, – проговорила она. – Мы ждали вас. – Вас не проведешь, – хмыкнула Конвей, постучав пальцем по виску. Она решительно подхватила пару стульев, стоявших у стены, подтащила их к столу и уселась. – До чего же приятно сюда вернуться. – А это?.. – Дама демонстративно не реагировала на вольности. – Детектив Стивен Моран, – представился я. – Ах да. Кажется, это вы беседовали сегодня утром со школьным секретарем? – Да, именно я. – Благодарю, что поставили нас в известность. Я мисс Эйлин Маккенна. Директор школы. – Она не протянула руку, ну и я не стал. – Иногда полезно иметь пару свежих глаз, – подмигнула Конвей. Ее пролетарский выговор стал заметнее. – Взгляд специалиста, ага? Мисс Маккенна скептически приподняла бровь, но поскольку больше уточнений не последовало, она не решилась переспрашивать. Опустилась обратно в кресло – я дождался, пока она сядет, – сложила руки перед собой. – Чем могу быть вам полезна? Крупная она была женщина, эта мисс Эйлин Маккенна. Не толстая, нет, просто крупная, какими становятся дамы за пятьдесят, всю жизнь занимавшие начальственные кресла. Масштабная такая, решительная, вскарабкалась высоко, устроилась прочно, готова переплыть океан чего угодно, не намокнув. Представляю себе ее в коридоре во время перемены: небось девчонки разлетаются в стороны, не отдавая себе отчета, не успев даже сообразить, что директриса на подходе. Могучий подбородок, могучие брови. Стального оттенка седеющие волосы и стальные дужки очков. Я не разбираюсь в женских шмотках, но зато отлично ориентируюсь в качестве, и ее зеленый твидовый костюм был очень дорогим, поверьте, а жемчуг – отнюдь не из “Пенниз”[5]. – Как обстоят дела в школе? – поинтересовалась Конвей. Вольготно откинулась на спинку стула, ноги вытянула, локти растопырила. Старается занять как можно больше пространства. Вот ведь зараза ехидная. Либо они с директрисой крепко поцапались в прошлый раз, либо просто не выносят друг друга. – Прекрасно. Благодарю вас. – Ну да? Серьезно? Я ж помню, вы мне всё твердили, что всё вот-вот пойдет прахом, типа… – Рука резко пикирует вниз, протяжный свист. – Долгие годы традиций, все такое, спущено в унитаз, если мы, плебеи, будем лезть сюда со своими дурацкими служебными обязанностями. Я даже почувствовала себя виноватой. Рада, что в итоге все оказалось зашибись. Мисс Маккенна обратилась ко мне, игнорируя Конвей: – Как, убеждена, вы можете представить, большинство родителей были встревожены и сомневались, следует ли им оставить дочерей в школе, где произошло убийство. Тот факт, что убийство не было раскрыто, не улучшил ситуации. Легкая улыбка в сторону Конвей. Без ответа. – Как ни странно, ничем не помогло и постоянное присутствие полиции, и нескончаемые допросы. Вероятно, это должно было вселить во всех уверенность, что ситуация под контролем, но фактически препятствовало возвращению жизни в нормальное русло. Навязчивые вторжения журналистов, которых полиция не считала нужным приструнить, усугубили проблемы. Двадцать три семьи предпочли забрать своих дочерей из школы. Почти все остальные были близки к такому же решению, но я сумела убедить их, что это вовсе не в интересах их детей. Наверняка сумела. Каков голос-то: прямо ирландская Мэгги Тэтчер, отшвырнула плечом мир на положенное ему место, не допуская возражений. Да я и сам уже готов был вилять хвостом и извиняться, если бы придумал, за что именно. Чтобы возражать такому голосу, родителям надо иметь стальные яйца. – В течение нескольких месяцев ситуация оставалась крайне неопределенной. Но за столетие своего существования школа Святой Килды успешно переживала взлеты и падения. Выстояла и в этот раз. – Ну и чудно, – констатировала Конвей. – А в процессе переживания и выстаивания не случилось чего-нибудь, о чем нам следовало бы знать? – Если бы что-то произошло, мы немедленно поставили бы вас в известность. Кстати, в связи с этим, детектив, я хотела бы задать вам тот же вопрос. – Мне? С чего бы? – Полагаю, ваш визит связан с тем, что сегодня утром Холли Мэкки покинула без разрешения территорию школы для беседы с вами. Это она уже ко мне обращалась. – Мы не можем разглашать детали, – ответил я. – Я и не жду этого. Но, поскольку вы имеете право знать о том, что может оказать влияние на вашу работу, – и поэтому я всегда позволяла вам беседовать с ученицами – я, в свою очередь, имею право, даже обязана знать все, что имеет принципиальное значение для моей. Точно выверенный уровень угрозы в голосе. – Я ценю вашу помощь. Можете быть уверены, если выяснится что-нибудь важное, я вам сообщу. Очки в стальной оправе сверкнули. – При всем уважении, детектив, боюсь, мне судить, что является, а что не является важным. Вы не можете принимать решения относительно школы и ребенка, о которых вам ничего не известно. На этот раз откровенная разведка боем, с обеих сторон. Мисс Маккенна прощупывает, насколько я управляем; Конвей наблюдает за моей реакцией, примерно с той же целью. – Да, понимаю, это не тот ответ, на который вы рассчитывали, – решаюсь я. – Но единственный, который мы можем дать в настоящей ситуации. Мисс Маккенна посверлила меня взглядом еще некоторое время. Пришла к заключению, что нет смысла давить. И улыбнулась: – Что же, придется довольствоваться этим. Конвей поерзала, устраиваясь поудобнее. – Расскажите-ка нам про Тайное Место. Снаружи опять грянул звонок. Затихающие вскрики, еще немножко топота, захлопывающиеся двери классов; тишина. Тревога заклубилась в глазах мисс Маккенны, но выражение лица не изменилось. – Тайное Место – это доска объявлений, – спокойно проговорила она, тщательно подбирая слова. – Мы установили ее в декабре, кажется. Ученицы прикрепляют к ней карточки, используя разного рода картинки и надписи, чтобы сохранить анонимность своего сообщения – некоторые объявления довольно изобретательны. Таким образом, у них есть место для выражения эмоций, которые сложно проявить иным способом. – Место, где можно смешать с дерьмом любого, кто тебе не нравится, не опасаясь, что тебя притянут за травлю. Пустить любую сплетню, истоки которой не проследить. Может, я просто чего-то не понимаю, может, ваши юные леди никогда ничем подобным не занимаются, но мне лично это представляется худшей идеей из всего, о чем я недавно слышала. – Нежная улыбка пираньи в исполнении Конвей. – Без обид. – Мы сочли это меньшим из двух зол, – парировала мисс Маккенна. – Прошлой осенью группа девочек создала веб-сайт, выполнявший приблизительно такую же функцию. Там довольно часто наблюдалось описанное вами поведение. У нас есть воспитанница, отец которой покончил с собой несколько лет назад. Собственно, именно мать девочки обратила наше внимание на тот сайт. Некто опубликовал фото девочки с комментарием “если бы моя дочь была такой уродиной, я бы тоже наложил на себя руки”. Конвей метнула взгляд в мою сторону: Бритвы в волосах. Красиво, говоришь? Она была права. Я оказался потрясен больше, чем можно было ожидать, такое гадкое ощущение, как будто заноза под ноготь попала. Беда пришла не извне, как Крис Харпер. Нет, она выросла внутри, в этих стенах. – И мать, и дочь, – продолжала мисс Маккенна, – были, по вполне понятным причинам, чрезвычайно расстроены. – И что такого? – фыркнула Конвей. – Заблокируйте сайт. – И спустя двадцать четыре часа появится новый, а потом следующий и так далее? Девочкам нужен своего рода предохранительный клапан, чтобы выпустить пар, детектив Конвей. Припоминаете, как примерно через неделю после инцидента (короткий ехидный смешок Конвей: инцидента) несколько девочек заявили, что видели призрак Кристофера Харпера? – В туалете, – уточнила Конвей специально для меня. – А что, убедительно. Первое место, куда направился бы парень, если бы стал невидимым, правильно? Дюжина малолеток визжали во всю мочь, висли друг на друге и тряслись от ужаса. Я готова была припомнить старое доброе средство и надавать им по щекам, чтобы они хоть немного пришли в чувство и объяснили мне, что происходит. Они хотели, чтобы я пошла туда и пристрелила привидение из своего пистолета. Сколько ушло времени, чтобы угомонить их? Несколько часов? – После этого случая, – невозмутимо продолжала мисс Маккенна, вновь обращаясь исключительно ко мне, – мы могли бы, конечно, просто запретить девочкам упоминать имя Кристофера Харпера. И тогда “призрак” являлся бы каждые несколько дней, и это растянулось бы на месяцы. Взамен мы организовали несколько сеансов групповой психотерапии, сконцентрировавшись на методиках переживания горя и утраты. А у входа в актовый зал на маленьком столике поставили фотографию Кристофера Харпера, рядом с которой ученицы могли положить цветы или открытку или просто помолиться о нем. То есть мы создали возможность выразить горе приемлемым, контролируемым образом. – Большинство из них никогда его даже не видели, – заметила Конвей, повернув ко мне голову. – Они не испытывали никакого горя, чтобы его выражать. Просто придуривались, и всё. По заднице им нужно было надавать, а не гладить по головке, типа “ах ты бедняжка”. – Возможно, – сдержанно произнесла мисс Маккенна. – Но с тех пор “призрак” больше не появлялся. И улыбнулась, довольная собой. Все встало на свои места, все опять мило и аккуратно. А ведь она не дура. После рассказов Конвей я ожидал встретить тупую чванливую крашеную блондинку неопределенного возраста, анорексичку с приклеенной манерной улыбочкой, получившую должность благодаря связям мужа. Но эта дама определенно неглупа. – И в случае с доской объявлений, – продолжала она, – мы использовали тот же подход. Мы направили импульсивные порывы в контролируемое безопасное русло. И вновь результат оказался более чем удовлетворительным. Она так и не шелохнулась за все время беседы. Прямая спина, изящно сложенные руки. Во всех отношениях внушительная особа. – Контролируемое, значит. – Конвей ухватила со стола авторучку – “Монблан”, черная с золотом – и принялась небрежно поигрывать ею. – Каким же образом? – Информация на доске, разумеется, отслеживается. Мы проверяем ее регулярно на предмет появления неуместных высказываний – перед первым уроком, затем на перемене, во время обеда и, наконец, по окончании занятий. – И как, находили что-нибудь неуместное? – Разумеется. Не часто, но время от времени. – Например? – Как правило, различные вариации на тему “я ненавижу того-то”. “Тем-то” является либо учитель, либо кто-то из школьниц. Запрещено указывать имена либо иным способом идентифицировать личность, но, конечно, данное правило регулярно нарушается. По большей части вполне безобидно – пишут о мальчике, который понравился, или клянутся в вечной дружбе, – но порой с более серьезными последствиями. И по крайней мере в одном случае – с целью помочь, а не причинить боль. Несколько месяцев назад мы обнаружили там фотографию с синяками, подписанную “мне кажется, отец такой-то бьет ее”. Разумеется, мы немедленно удалили записку с фотографией, но начали расследование обстоятельств дела. Не афишируя, безусловно. – Безусловно, – повторила Конвей. Подбросила ручку в воздух, ловко поймала. – Не афишируя. – Но почему банальная старомодная доска? – поинтересовался я. – Почему не создать собственный сайт, который мог бы модерировать кто-то из учителей? И то, что может задеть чьи-либо чувства, никогда не появилось бы в публичном пространстве. Это ведь безопаснее. Мисс Маккенна пристально изучила меня, фиксируя детали – неплохое пальто, но прослужило лишних два года; прическа вполне, но следовало освежить еще пару недель назад – и явно оценивая, насколько я компетентен. Разомкнула и вновь сомкнула ладони. Не опасается меня, нет, это было бы чересчур, просто старается быть осторожной. – Да, мы рассматривали такую возможность. Некоторые из учителей высказывались в ее пользу, именно по указанной вами причине. Я была против. Отчасти потому, что это исключило бы из числа участников наших пансионерок, которым закрыт самостоятельный доступ в интернет, но в первую очередь потому, детектив, что девочки-подростки значительную часть времени существуют в собственных воображаемых мирах. И очень легко теряют связь с реальностью. Не думаю, что следует поощрять использование интернета свыше необходимого, не говоря о том, что не следует доверять ему свои самые важные тайны. Я убеждена, что девочкам необходимо как можно прочнее укорениться в реальном мире.