– Ничего страшного. – Я улыбнулся еще радостнее. – Расскажи мне, как все было. Одна из вас взяла у мисс Арнольд ключи от двери в коридоре… – Это я. Прямо перед началом вечерних занятий. А потом мы пошли наверх. Я, и Джоанна, и Джемма, и Элисон. – А потом? – Мы просто работали над своим проектом. Есть общая тема – искусство и что-то еще. У нас, например, искусство и компьютерные технологии. Вон, – ткнула она пальцем в угол. Пяти футов в высоту, портрет женщины – кто-то из прерафаэлитов, я видел эту картину раньше, но сейчас не узнал. Готова наполовину, изображение слеплено из квадратиков глянцевой цветной бумаги; вторая половина – расчерченная сетка, в каждой клеточке мелкими цифрами код, какой цвет следует налепить. В итоге красотка с загадочным взглядом превратилась в косоглазую истеричку – жуткое зрелище. – Ну, это, типа, должно демонстрировать, – пояснила Орла, – что из-за интернета и всякого такого люди воспринимают себя иначе. Ну, как-то так, точно не знаю, это была не моя идея. Мы на компьютере разделили картину на клеточки, а теперь вырезаем квадратики из журнальных страниц, чтобы наклеить, как мозаику. Времени уйма уходит, поэтому приходится доделывать по вечерам. А потом, когда наше время вышло, мы вернулись к себе, в пансион, а ключи отдали мисс Арнольд. – А кто-нибудь выходил из мастерской, пока вы тут работали? Орла попыталась вспомнить, от напряжения приоткрыв рот. – Я в туалет выходила, – наконец произнесла она. – И Джоанна. А Джемма выходила в коридор, потому что звонила кому-то и хотела поговорить без свидетелей. – Сдавленное хихиканье. Понятно, парень. – И Элисон выходила звонить, только маме. То есть каждая. – Именно в таком порядке? Тупой взгляд. – Чего? Господи Иисусе. – Ты помнишь, кто выходил первым? Мучительные размышления, работа мысли, открытый рот. – Кажется, Джемма? А потом я, а потом Элисон, и после Джоанна – наверное, не помню точно. Конвей заерзала. Я тут же умолк, но она ничего не сказала, просто вытащила фото записки из кармана и протянула мне. Уселась на стол, ноги поставила на стул и опять раскрыла блокнот. Я вертел в пальцах фотографию. – По пути сюда ты прошла мимо Тайного Места. И когда ходила в туалет, тоже проходила там. И еще раз, когда вы уже направлялись обратно в пансион. Верно? – Да. – Орла кивнула. На фото не глядела. Не видела никакой связи с вопросом. – Ты останавливалась посмотреть, что там? – Ну да. Когда шла обратно из туалета. Проверить, не появилось ли чего новенького. Но я ничего не трогала. – И как? Появилось новенькое? – He-а. Ничего. Лабрадор и пластика груди, если верить учительнице физкультуры. Если Орла их не заметила, точно так же она могла не заметить и еще одной записки. – А ты сама когда-нибудь прикрепляла записки на этой доске? Орла жеманно состроила глазки: – Может быть. Я понимающе улыбнулся. – Знаю, это личное дело. И не спрашиваю о подробностях. Просто скажи: когда в последний раз? – Примерно месяц назад. – То есть это не твоя? И сунул фото прямо ей в руки, прежде чем она сообразила, что это такое. Только бы не она. Мне необходимо, чтобы Конвей увидела, на что я способен. Пять минут беседы и простой ответ не дадут ничего – разве что меня подвезут обратно в Нераскрытые, а не заставят тащиться на автобусе. Мне нужен поединок. Да, надо признать, где-то там, в глухом темном углу сознания, детективы по-прежнему охотники-дикари. Убиваешь хищника – получаешь его душу, кровь его проливается в тебя. Заколол копьем леопарда – стал храбрее и быстрее. Весь этот блеск и роскошь Килды хлынут прямо на тебя сквозь старинные дубовые двери, станут твоими без всяких усилий. Да, я жаждал этого. И слизывал бы, слизывал со своих разбитых кулаков вместе с кровью врага. Но эта дурочка, с ее запахом дезодоранта и мерзких сплетен… Нет, я не это имел в виду. Все равно что выкручивать лапки жирному хомячку, детскому питомцу. Сначала Орла тупо пялилась на фото. А потом взвизгнула. Тоненький противный писк, такой издают старые резиновые игрушки. – Орла, – резко оборвал я, пока она не довела себя до истерики, – это ты повесила в Тайном Месте? – Нет! Ой, господи, нет, честное слово! Я ничего не знаю про то, что случилось с Крисом. Богом клянусь! Я поверил. Она держала фотографию на вытянутых руках, отодвинув подальше, как будто та могла ее укусить; вытаращенные глаза метались от меня к Конвей, потом к Хулихен в поисках помощи и поддержки. Нет, это не наш клиент. Божества криминалистов подбросили мне для начала легкий вариант, чтобы запустить процесс как следует. – Значит, это одна из твоих подружек, – сказал я. – Кто? – Я не знаю! Я ничего об этом не знаю. Клянусь! – А кто-нибудь из них высказывал предположения, кто мог это сделать? – Никогда. Ну, мы все думаем, что это сделал садовник – он вечно пялился на нас и лыбился, гадкий такой, и ваши же его арестовали за наркотики, правда? Но всерьез мы ничего не знаем. Во всяком случае, я. А если остальные знают, то они мне никогда ничего не говорили про это. Их и спросите. – Спросим, – сказал я. Добро и мягко. С улыбкой. – Не волнуйся. Тебя ни в чем не подозревают. Орла постепенно успокаивалась. Теперь она с интересом таращилась на фото – ей уже нравилось держать в руках такую серьезную улику. Хотелось уже прогнать ее к чертовой матери. Но я позволил ей получить еще немного удовольствия. Напомнил себе: те, кто тебе не нравится, очень полезны. Им не удастся надуть тебя так легко, как это сделают те, кто тебе симпатичен. Над головой Орлы словно зажглась лампочка: ее осенила догадка. – А может, это вообще не мы. Сразу после нас тут занимались Джулия Харт со своими. Может, это они. – Думаешь, они знают, что случилось с Крисом? – Да нет. Ну, то есть, может, но вряд ли. Хотя они могли просто всё выдумать. – Зачем им это? – Да просто так. Потому что они, ой, ну, такие, придурочные. – Да ну? – Я наклонился вперед, сцепив ладони, весь внимание и готовность выслушать горячие сплетни. – Серьезно? – Ну, раньше они были нормальные, очень давно. А сейчас мы, типа, такие “да вообще”, понимаете, да? – И Орла выразительно развела руками. – А в каком смысле придурочные? Слишком сложный вопрос. Мечущийся взгляд, как будто я попросил произвести сложные вычисления в уме. – Ну, просто чокнутые. Я ждал. – Типа, они думают, что они такие особенные. – Первый проблеск осмысленности, даже в лице появилось нечто человеческое. Злоба. – Думают, что могут делать что захотят. Я изобразил крайнюю заинтересованность. Подождал. – Вот давайте для примера, да? Вы бы их видели на дискотеке в День святого Валентина. Ненормальные, честно. Ребекка приперлась в джинсах, а Селена – я вообще не знаю, что это было, она нарядилась как на карнавал! — Опять этот визгливый смех, уши режет. – И все такие, типа, аллё, на что вы вообще похожи? Там же были парни, вот я о чем. Весь Коля собрался. И все мальчики на них смотрели. А Джулия и все они вели себя, как будто это неважно. – Изумленно отвисшая челюсть. – Вот тогда мы и поняли, что они, типа, чокнутые. Я еще раз понимающе усмехнулся: – И это случилось в феврале? – В прошлом феврале. В прошлом году. Еще до Криса, значит. – И клянусь, они с тех пор все хуже и хуже. В этом году Ребекка вообще не пошла на дискотеку. Они не красятся – ну, в смысле, нам в школе не разрешают пользоваться косметикой, – добродетельный взгляд в сторону Хулихен, – но они и в “Корт” не красятся, в торговый центр. И еще однажды, как раз несколько недель назад, мы там тусили всей толпой. И тут Джулия говорит, что она идет обратно в школу. И один из парней такой: “С чего вдруг?” И Джулия ему говорит, что живот дико болит, потому что… Орла выразительно посмотрела на меня, прикусив нижнюю губу, и вся сжалась, будто прячась в собственных плечах.