– Я больше не интендант, – напомнил Торн. – И навсегда останусь бастардом. Барон Мельхиор так энергично замахал тростью, что перед носом у Офелии засвистел рассекаемый воздух. – Позвольте возразить! Я предлагаю вам новую жизнь! Вернее, новые полномочия, которые поставят вас над монсеньором Фаруком и оградят от его болезненной одержимости Книгой. Вы будете пользоваться надежным покровительством, и вам больше никогда не придется опасаться ни за себя, ни за вашу тетушку. Вы хорошо меня поняли, господин Торн? Я не предлагаю вам быть пешкой. Я предлагаю вам стать моим партнером. – Моя мать точно так же пользовалась этими полномочиями и покровительством. И вам известно, что с ней стало. Я хотел бы знать, – продолжал он чрезвычайно серьезно, – кто делает мне это предложение: вы или Бог, которому вы служите? Барон Мельхиор так затрясся от смеха, что все его павлиньи перья заколыхались. Офелия прикусила губу, чтобы не закричать: при каждом толчке ей казалось, что ее локоть сейчас разлетится на тысячи осколков. – Ах, господин Торн, если бы ваша мать была хоть вполовину так дальновидна, как вы, она не доживала бы свои дни изгнанной и умалишенной, – горячо возразил барон Мельхиор. – Так, значит, слухи верны, и вы унаследовали ее память? Что ж, лучшего кандидата нам не найти. Мы добьемся успеха – то есть вы добьетесь успеха – там, где она потерпела неудачу. Мы с вами избавим Полюс от коррупции, которая разъедает его, как гангрена. И даже больше: мы спасем монсеньора Фарука от дурных влияний. – (Говоря это, он постукивал по плечу Офелии набалдашником трости.) – А сейчас, господин Торн, вот вам вопрос, который задают лишь немногим избранным: вы хотите встретиться с Богом? – Это мое самое сильное желание. Офелия настойчиво смотрела на Торна, пытаясь поймать его взгляд. Он ответил барону так пылко, и в его глазах загорелся такой живой интерес, что она сразу поняла, как он взволнован. – Я устрою вам встречу, – пообещал барон Мельхиор. – Так я хотя бы компенсирую то, что не смог устроить ее госпоже Хильдегард. Ну, а сейчас нам надо заняться нашей юной особой, – вздохнул он, задрав подбородок Офелии набалдашником трости. – Убийство претит мне так же, как и вам, но, боюсь, она слишком много видела и слышала. Торн задумчиво потер указательным пальцем нижнюю губу. В отличие от Офелии, у которой стекла очков заметно посинели от страха, он нисколько не беспокоился. – Я согласен с вами, но предлагаю просто изменить ей память. Я наполовину Летописец и могу сделать так, что она забудет все здесь случившееся. Офелия знала: это ложь. По собственному признанию Торна, он никогда не делал ничего подобного, но сейчас его слова звучали очень убедительно. Барон Мельхиор, казалось, тщательно обдумывал предложенный вариант, поигрывая тростью. Наконец он оставил в покое локоть Офелии, положив конец ее пытке, и даже в приступе галантности поцеловал ей руку. – Польщен знакомством с вами, мадемуазель. С этими словами он театрально распростер руки и освободил ее с таким видом, как будто выпустил в небо птицу из клетки. Офелия даже не испытала облегчения, она была на грани нервного срыва. Шатаясь, девушка направилась к Торну, который невозмутимо ждал ее у лестницы. Чем дальше отходила она от барона Мельхиора, тем больше боялась, что сейчас он передумает и раздавит ее одним ударом трости, как монокль Гаэль. Однако он не двинулся с места. Увидев искаженное лицо Офелии, Торн схватил ее за плечи: – Что вы с ней сделали? – Может быть, в вашей власти стереть ее воспоминания, но вам не удастся изменить ее натуру, – пренебрежительно ответил барон Мельхиор. – Эта девочка слишком любопытна и упряма, что рано или поздно очень осложнит нам жизнь. Не обижайтесь, дорогой партнер, но я предпочитаю свои методы. Офелия его почти не слышала. Ее охватил странный жар, постепенно сменившийся острой болью, которая, как лезвие ножа, медленно входила под ребра. Девушка выскользнула из рук Торна, упала на колени и сжалась в комок. – Это иллюзия моего собственного изобретения, – спокойно объяснил барон Мельхиор, неторопливо подходя ближе. – Я создаю ее прямо внутри тела. Сердце начинает биться как сумасшедшее, а потом останавливается. Безупречная смерть – без насилия, без спазмов, достойная и приличная. Разумеется, потом, во избежание проблем, мы объясним, что это был несчастный случай. Большой межсемейный трибунал с такими вещами не шутит. Офелия лежала на полу, в холодной испарине, прижимая руки к груди и тщетно стараясь унять сердцебиение. «Это иллюзия, это просто иллюзия, – твердила она себе. – Мне только кажется. Мое сердце в порядке. Это иллюзия, иллюзия, иллюзия…» Но боль была нестерпимо реальной. – Ну-с, а что вы скажете насчет моего предложения? – спросил барон Мельхиор, протягивая Торну руку. – Согласны, дорогой партнер? И вдруг на очки Офелии брызнул фонтан крови. Она увидела, как на паркет, прямо рядом с ней, упали пять отсеченных пальцев, унизанных перстнями. Барон Мельхиор, не веря своим глазам, уставился на изуродованную руку. – Я… в чем дело? – Отмените свою иллюзию. Голос Торна шел откуда-то изнутри, как звериное рычание. Он не шевельнул и пальцем, но Офелия почувствовала, что он весь заряжен электричеством. Изумленный барон Мельхиор выпучил глаза и побледнел при виде собственной крови, льющейся потоком по его сюртуку, брюкам и туфлям. – Вы пустили в ход когти? – выдохнул он. – Вы сошли с ума! Я собирался исполнить ваше самое… Торн схватил его за кружевное жабо и рванул с такой силой, что барон задохнулся. – Я отказался от своего желания в тот самый миг, когда подал в отставку, – прошипел он сквозь зубы. – Отмените свою иллюзию! Бледное лицо барона стал багровым, и он яростно ударил Торна тростью по лицу. – Вы никогда не собирались вступать со мной в союз, никогда! Вы пользовались мной, чтобы спасти эту маленькую замарашку. А ведь я предлагал вам встречу с Богом! Смотрите, как из меня хлещет кровь! – возмутился он, потрясая искалеченной рукой. – Фу, как это грубо! Вы глубоко разочаровали меня, господин Торн. Барон Мельхиор снова замахнулся тростью, но она упала на пол вместе с пальцами другой руки – Торн снова воспользовался своими когтями. Потеряв равновесие от боли и неожиданности, барон зашатался и упал на ограждение лестничной площадки; перила опасно прогнулись под его тяжестью. Офелия смотрела на эту сцену сквозь упавшие на лицо волосы и забрызганные кровью очки. В глазах стремительно темнело, а сердце не выдерживало безумной скачки. – Отмените свою иллюзию! – снова приказал Торн. Барон Мельхиор разразился злобным смехом и приподнялся. – Бросьте, вы же не собираетесь убивать министра элегантных искусств и представителя Бога! Ударом ноги в живот Торн снова отбросил барона на ограждение, и на этот раз оно не выдержало. Услышав звон металла и хруст ломающихся костей, Офелия зажмурилась. Она лежала на полу, не поднимая век, в темноте, чувствуя, как по всему ее телу разливается спокойствие. Бешеная пульсация крови замедлилась, пожар под кожей постепенно угасал. Боль утихала, а вскоре исчезла совсем. Удар за ударом выравнивался сердечный ритм. «Все творения Миражей исчезают после их смерти». Сердце Офелии снова стучало ровно, потому что сердце барона Мельхиора остановилось. Когда она вновь открыла глаза, Торн стоял около нее на коленях. Не говоря ни слова, он откинул с ее лица спутанные волосы, снял с нее очки и пристально посмотрел в глаза. Потом грубоватым, но опытным движением заправского врача повернул ее подбородок сначала в одну сторону, затем в другую, проверяя, может ли она фокусировать взгляд. Офелия надеялась, что Торн не заметит, с каким трудом она сдерживает рыдания. Даже без очков она видела кровавую рану через все его лицо, пересекающую старый шрам, – след, который оставила трость барона Мельхиора. Глядя на Торна, на его насупленные брови и плотно сжатый рот, Офелия подумала, что лучше бы он дал волю своему гневу, а не сдерживал его. Торн коротко спросил: – Как сердце? – Все хорошо, – пролепетала она. – Иллюзия кончилась. Я чувствую… Офелия не успела договорить. Торн обнял ее и прижал к себе с такой силой, что у нее прервалось дыхание. Широко раскрыв глаза, но ничего не видя в темноте, она слушала учащенные удары его сердца и не понимала: почему он не обвиняет ее, не трясет яростно за плечи? – Когда я сказал, что вы притягиваете беды, я не предлагал это доказывать. Офелия больше не могла сдерживать слезы. Руки Торна дрогнули, когда она уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала так, как не рыдала никогда в жизни; вопль рождался в самой глубине ее существа и рвался вверх, как торнадо. Торн терпеливо ждал; наконец девушка перестала всхлипывать, икать и вздрагивать – она выплакала все слезы. Потом они долго молчали, сидя на полу в красном свете лампочек. – Я только хотела вам помочь, – наконец хрипло выговорила Офелия. – Но сама же все испортила. – Вы о чем-то жалеете? Я – нет. Теперь, когда в голосе Торна не было холода, его акцент звучал совсем по-другому. – Вы восстановили против себя наши семьи и только что убили человека, – тихо сказала Офелия. – И все из-за меня. Она почувствовала, что пальцы Торна касаются ее волос, шеи, спины так несмело, словно впервые. Похоже, ему не часто случалось кого-то утешать. – Я не имел права вовлекать вас в свои дела. Я знал, что это опасно, но был убежден, что владел ситуацией, и эта ошибка чуть не стоила вам жизни. – Торн сделал длинную паузу, и по тому, как он задержал дыхание, Офелия решила, что он хочет в чем-то признаться, но не решается. – Я несколько раз пытался сказать вам одну вещь. Я не очень-то в ладах с формальностями, поэтому давайте закончим с ними и больше не будем об этом говорить. – Он прочистил горло, словно избавлялся от застрявших в нем слов, и пробурчал: – Я прошу у вас прощения. Офелия сидела в уютной темноте под защитой рук Торна. И ей вдруг стало ясно, где ее истинное место в жизни. Оно было не на Полюсе и не на Аниме. Оно было рядом с Торном. Девушка спросила, сама удивившись тому, как изменился ее голос: – Кто такой Бог? Торн промолчал, но Офелия ощутила, как напряглись его мускулы. – Все дело в памяти вашей матери, – ответила она за него. – Передав вам свои воспоминания, она сделала вас очевидцем прошлого, да? И это прошлое вы тайно расследуете? Вы узнали, что существует кто-то могущественнее Духов Семей? Об этом сказано в Книге монсеньора Фарука? – О том, что вы услышали сегодня, – прервал ее Торн, – не говорите никому и сами постарайтесь скорее забыть. Мельхиор был всего лишь звеном в длинной, очень длинной цепочке. Я уверен, что такие звенья есть на каждом ковчеге, в каждой Семье. Пораженная Офелия вдруг вспомнила о «странном иноземце», про которого однажды говорила Докладчица, – человеке, способном влиять на решения Настоятельниц. Значит, интуиция ее не обманула: у событий, происходивших на Полюсе и на Аниме, были общие причины. – Вы обещали мне… – начала Офелия. – Обещали не скрывать ничего, что касается меня напрямую. Вы должны сказать правду. – Я беру свои слова назад, – объявил Торн без малейших колебаний. – Это гораздо серьезнее, чем какая-нибудь дворцовая интрига, – прибавил он веско. – Очень сложный механизм, в котором малейший сбой может привести к тотальной катастрофе, – поверьте, я знаю, о чем говорю. Вы еще можете отступить. Офелию не интересовала такая возможность. Однако ей пришлось прекратить расспросы, когда она услышала, как ее шарф, привязанный к ножке экрана, нетерпеливо бьется о пол.