И, в-третьих, Леха подозревал, что его своеобразный английский – смесь разговорного, военно-технического и профессионального, – просто не потянет такую задачу. Особенно когда собеседник – эскобарская гончая. И перед глазами всё плывет… Спящая Сара отчетливо шаталась, да и башня в целом погуливала туда-сюда. Вероятно, сбилась калибровка стабилизаторов. Если придется стрелять на ходу, это плохо. Даже очень плохо… Он не умеет чинить стабилизаторы. Он вообще ничего тут не умеет чинить. Надо было как следует изучить материальную часть. Стыдно! Боже, как стыдно перед машиной, которая уже столько раз спасла ему жизнь. Как стыдно перед Рамоной, которая от рождения до смерти на боевом посту, – в точности словно машина. И как стыдно перед мамой: она такая замечательная, а сын такой балбес! Леха всхлипнул, шмыгнул носом и снова утерся рукавом. – Мы куда-то едем? – он помотал головой, надеясь хоть немного привести себя в чувство. Не помогло. – Нет, милый, ты же не давал команды. Я только что на всякий случай накрыла башню маскировкой. – Стоим, значит? Хм… Ну и черт с ним… – Прости, не поняла. – Неважно. Давай про кота. Это история про кота. Любишь кошек? – Домашние кошки играют серьезную роль в компенсации психики их владельцев, – без особого энтузиазма сообщила Рамона. – В этом контексте они безусловно полезны. – Ясно… Кушать любишь, а так – нет? Ха-ха-ха… – Конечно, я ела кошек во время курса выживания, но мне не понравилось. – Но ты же собака, – с пьяной непосредственностью ляпнул Леха, широко и глупо улыбаясь. – Ты эскобарская гончая, тебе положено есть кошек! Сначала Рамона уставилась на него во все глаза. А потом он впервые увидел и услышал, как девушка смеется. Заливисто, от всей души. Это было настолько прекрасно, что Леха полез к ней целоваться и почти сумел из положения сидя рухнуть на пол, если бы его вовремя не поймали. Он очнулся лежа. Рамона держала его голову у себя на коленях и протирала ему лоб мокрой салфеткой. Так деликатно, заботливо и ласково, как с ним не обращалась еще ни одна женщина. Разве что мама. Но это было очень давно. Вспомнив маму, Леха снова шмыгнул носом. В углу громко, с присвистом, храпела Сара. – Кажется, я заснул. Извини. – Это от усталости. Ты забылся на пару минут. Тебе надо поспать как следует. – Потом. Я всё помню. Дай мне выпить, пожалуйста. – Уверен, что это необходимо сейчас? – Днем ты сама меня уговаривала… Да, выпить надо. Я буду рассказывать про долбаного кота. Понимаешь, дорогая, это квантовая механика, я в ней ничего не понимаю, и трезвому мне как-то стыдно притворяться умным. – Ты умный, – заверила Рамона. – Просто не веришь в себя. Это от отсутствия тренировки. Со временем привыкнешь. И сунула руку под кресло. – В гробу я видал такую привычку, – буркнул Леха. – И особенно – такие тренировки. В бутылке осталось на донышке, и он ее прикончил. Теплая водка. Теплая вода из канистры. Теплый от дизеля пол. Теплые колени Рамоны. Захотелось на холод. Увы, башня накрыта маскировочной тканью – надо же, он и правда всё помнит! – и наверху не разгуляешься. Можно подкрутить климат-контроль, но кислорода в башне не прибавится. Ладно, полежим в духоте. Пофилософствуем. И к черту квантовую механику. Незачем выпендриваться, главное – донести до Рамоны смысл нелепого положения, в котором они сейчас оказались. Вот как Сара доходчиво сообщила, что мертва, – ты ведь сразу врубился, о чем речь. – Ну, слушай. Давно, лет сто назад, а может, сто пятьдесят, я не помню точно, был такой ученый, Шрёдингер. Он как-то пошутил, что если кота закрыть в коробке, и там будет капсула с ядом, которая откроется или не откроется сама случайным образом, то всё время, пока кот сидит в коробке, он официально и жив, и мертв одновременно. Ну, то есть, пока в коробку не заглянешь, точно не узнаешь. Только когда внешний наблюдатель, ученый, откроет коробку, кот будет либо жив, либо мертв, одно из двух. Вот, собственно, и всё… Рамона медленно огляделась по сторонам. Ай да умница… Ну какая умница, а? И красавица. Леха снизу подсматривал, как пропотевшая майка облепила ее идеальной формы грудь, и думал, что мужчины бывают двух типов. Одни с ума сходят по «большим сиськам», презрительно фыркают на «мелкосисечных» женщин, и вряд ли много этих самых сисек видят в своей жизни вообще. А другие просто знают, что маленькая грудь – метафора чистоты и юности, воспоминание о первой любви. Он понимал, что пьян, и в голову лезет чушь, но Рамону надо вытащить из Африки. Если у нее нет документов – Негр Вася сделает. А Тёмкин зарегистрирует брак. И бежать отсюда. В Москву, в Москву, в Москву! Еще Леха понимал, что бессовестно врет себе. Конечно, он на ней женится, чтобы помочь, а там видно будет. Но если честно – потому что Рамона – это та самая первая любовь, которая всегда с тобой. Осталась ерунда – выжить… Стоп. Какой Вася? Какой Тёмкин? Отставить. У тебя больше нет свободы маневра. Тебе приказано стоять и ждать. Проклятье… Рамона перевела взгляд на Леху. – Да-да, прямо как мы сейчас, – подсказал он. – Мы сейчас здесь, внутри этой железной коробки, как тот кот? – Точно. Живые и мертвые. Хотя, если подумать, наша ситуация похуже: тут куча народу была бы счастлива вскрыть нас, как консервную банку, но живыми мы им точно не нужны. – А если устранить Сару? – деловито спросила девушка. – Наши шансы вырастут? У Лехи отвисла челюсть. – Нет, я неправа, – сказала Рамона раньше, чем он успел вообще обдумать ее идею. – Сара не влияет на результат. Она же объяснила, что ее тут нет, и она мертва по умолчанию. Теперь я догадалась, почему она так говорила. Леха хотел заметить, что Сара очень даже влияет, ведь мы, как порядочные люди, постараемся ее спасти, и хорошо бы нам из-за этого не огрести лишних проблем на свою голову, – но вовремя осекся. Привыкай быть котом, Филимонов. Успокойся. Ты вне игры. С момента, когда позвонил шеф и отдал приказ стоять, Сарой можно пренебречь. В контексте морали шеф обнулил ее шансы на возвращение к прежней жизни. В контексте эксперимента – всего лишь воткнул на место, которое она сама задала себе изначально. Ее тут нет. Она покойница, хоть ты тресни. Ой, как всё хреново… – Слушай, я верно поняла – чтобы выяснить, что происходит с котом на самом деле, обязательно нужна какая-то внешняя сила? – Верно, – Леха хмуро кивнул. – И открыв коробку, она этим самым либо спасет кота, либо убьет его? – Точно. Факт наблюдения решает судьбу кота. – А кот – он может сам решить, что жив? Выбраться из коробки? Леха вновь опешил. Кот со свободой воли? Шрёдингеру такая мысль точно в голову не приходила. Он представил, как коробка с треском раскрывается, оттуда выпрыгивает кот, облаченный в боевой экзоскелет «Рапан», и начинает гонять по институту перепуганную толпу физиков во главе со Шрёдингером. Смешно. Одна загвоздка: свобода воли тут ни при чем. Коту просто не хватает информации. Как нам сейчас. – Видишь ли, дорогая, кот не знает, что способен принять такое решение. Ему никто не сказал, что так можно. А сам он не додумался. И молча сидел в коробке, ожидая спасения. Про смерть ему тоже, само собой, не сказали. – Ты сейчас ждешь спасения, – задумчиво протянула Рамона. – Ага. Я котик. Погладь кота. Рамона не глядя погладила его по волосам. Смотрела она прямо перед собой. – Тебе приказали ждать спасения, – произнесла она с нажимом. – Молча. Сидя на месте. Да? – Ну да. Только у меня, в отличие от кота, нет иллюзий насчет будущего. Я знаю, что когда спасатели заглянут в этот железный ящик, мы будем живы или мертвы с вероятностью пятьдесят на пятьдесят… – Подожди. Тебя будут спасать, раз обещали. И спасут. Или нет? – Верно. Или спасут, или нет. Они сами не знают. – Почему? – Потому что меня назначили котом. С котами Шрёдингера всегда так. От них ничего не зависит. Они просто живут или умирают… – Леха зевнул. «Интересно было бы спросить кота в том эксперименте, что он думает о происходящем. А еще интереснее, как бы кончился эксперимент, имей кот телефон, боевой шагоход и эскобарскую гончую в помощниках, – пронеслось в голове. – А у меня это есть? Уже нет. Вернее, оно теперь тоже в суперпозиции. Один звонок из Москвы – и заквантовали нас с тобой, милая Рамона, к чертовой матери…» – А зачем всё так сложно и нерационально? Разве не проще нас сразу убить? – спросила Рамона, будто очнувшись. – Ну ты что, дорогая, государство так не работает. Российское, во всяком случае. Это же кому-то надо взять на себя ответственность! Если бы у нас правая рука знала, что творит левая, мы бы давно правили миром… – Леха даже руками помахал для большей наглядности. – Нет-нет, приказ о спасательной операции должен быть отдан предельно невнятно и оставлять столько толкований, чтобы начальство при любом исходе могло свалить вину на исполнителей и доказать, что его неверно поняли! Эту науку знает любой менеджер среднего звена. А уж на самом верху она доведена до совершенства… – Тогда я просто не знаю, что делать, если кот остается в коробке, – Рамона так по-девчоночьи вздохнула, будто и правда жалела пушистого котика, а не потного, грязного и пьяного мужчину. – Ему надо выходить самостоятельно. И чем скорее, тем лучше. – Да куда ему! Он сидит в темноте и ничего не понимает, – напомнил Леха, сдерживая зевоту. – Совсем один… Бедненький… – А он может хотя бы задуматься над тем, что с ним творится? – Хм… Наверное. Если у него хватит воображения. Меня учили, что первый шаг к решению проблемы – это понять, а в чем, собственно, разрыв.