– Подбрасывает… – Консул на миг задумался. – Вроде кобры французам через забор? – Какие пустяки, какие глупые мелочи иногда приобретают в жизни значение, вдруг ни с того ни с сего. – Действительно, какие пустяки, ты совершенно прав, не крокодил же! – Хорошего крокодила просто так за здорово живешь через забор не кинешь, пупок развяжется, а плохого – неинтересно. Крокодил должен быть убедительный… – Вася удрученно вздохнул. И зачем-то оглянулся на своих «тонтон-макутов». Те старательно делали вид, что трясут грушу. – Между прочим, я вам не говорил, а вы не слышали, но во вторник планируется засорение канализации в дипломатическом квартале, готовьтесь. На той неделе люди доброй воли выражали свое отношение к империализму, швыряя в него кирпичи. На этой, в честь Дня народного единства, мы всех озадачили громадным ящиком из России. А на следующей – shit happens!.. Нет, вы правда сами не догадались, почему Директор просил доставить груз непременно в ящике? Вася состроил очень хитрое лицо. – Чтобы дипкорпус встал на уши? – Тёмкин нахмурился. – И только? – Моя идея! – гордо сообщил Вася. – Директору очень понравилось. Он так и сказал: отлично, это будет наш Черный Ящик! И пускай американские шпионы рвут на себе волосы, потому что не смогут доложить ничего конкретного! Ломакин закатил глаза, но промолчал. У него с ящиком были связаны неоднозначные воспоминания. Он его, мягко говоря, не любил. – Ну да, только ваши ненаглядные американские шпионы опять скажут, что это я придумал! Как в прошлый раз! – возмутился консул. – Это мы еще посмотрим, когда расшифруют перехват, – вдруг и мне достанется минута славы? – Даже не мечтай. Американцы всегда на меня бочку катят, что бы ни случилось… А потом начинаются звонки из Москвы, и я получаю втык за неуместную активность и вынужден оправдываться, как мальчишка! И мне не верят!.. Директор не хочет пощадить мои нервы хоть самую малость, а? – А мы-то в чем виноваты? Если американцы, расисты драные, считают, что мы – черные дебилы? Эти дураки вбили себе в голову, что всё самое интересное за нас выдумывает русский… – Но я же этого не делаю! – зарычал Тёмкин. – Да уж куда вам до Черного Ящика! – перешел в наступление Вася. – Вас вполне удовлетворяет мелкое бытовое хулиганство. Травите несчастных пиндосов гимном Советского Союза каждый вечер… – Я тебе скажу, чем может кончиться ваше мелкое хулиганство, – глухо произнес Тёмкин, явно сдерживая рвущийся наружу командный голос. – Ведете себя, как дети малые, и всё вам смешно, а о последствиях кто-нибудь подумал?.. Надо же знать, с кем имеете дело! Американцы в принципе не смогут понять, что вы над ними просто издеваетесь. У них есть остроумные парни, которые сами кого хочешь застебут, только они работают «в поле», и уж точно не здесь. А здесь сидит дурак и трус, и отправил он донесение в офис, где тоже не эйнштейны. И над загадкой твоего ящика сейчас размышляют не люди, а программа. Какая-нибудь система поддержки принятия решений, которая переваривает данные и выдает прогноз. У таких программ общая беда: выводы, которые они делают, выглядят чертовски умными, если не вдаваться в детали. А в деталях всё равно никто не разбирается… Еще они здорово умеют играть на повышение, но шуток понимать так и не научились. Теперь смотри: есть огромный массив данных по республике Лимпопо, и к нему добавили твой Черный Ящик, который однозначно будет расценен как оружие. Первое, что скажет программа: сезон дождей на носу, значит, готовьтесь к худшему, господа. Например, к вторжению Лимпопо в Матабелеленд уже завтра. Или в Селеби-Пхикве. Как тебе такой расклад? – Ну… – начал было Вася и умолк. – А господа обязаны как-то реагировать. И тоже по умолчанию – готовиться к худшему. Сезон дождей и правда вот-вот начнется, времени нормально воевать осталось кот наплакал. С матабеле у вас споры несерьезные, зато к Селеби было конкретное предложение Директора, от которого там не могли отказаться, но все-таки пересилили себя и отказались. Ситуация ясна? И пока мы тут выпиваем, господа звонят за реку и говорят: ребята, только без паники, русские прислали этому ненормальному социалисту Буке огромный Черный Ящик, и сейчас батальон гвардейцев везет его к северной границе. Вы, главное, не бойтесь, мы просто обязаны вас предупредить, что Черный Ящик плохо выглядит, но нет никакого повода заворачиваться в простыню и медленно ползти на кладбище… Ну что, ваше сиятельство, пошутил? А если соседи тоже пошутят? А если сразу с двух сторон?.. А если американцы не захотят рисковать своей ЧВК, что сидит на руднике в Селеби? И позвонят не за реку, а индусам в ООН? – Чего сразу в ООН?! – Черный Ящик и гвардия Директора, – напомнил Тёмкин. – Пугающее сочетание. Хотя войска ООН – согласен, перебор. Никому не нужна тут выжженная пустыня, да еще вопрос, кому индусы потом захотят ее спихнуть. Поэтому американцы пошлют делегацию на Кипр, наймут там толковых ребят и решат проблему тихо… – Ребята с Кипра – и чтобы тихо?.. – Вася криво усмехнулся. – Не так громко, как это делают войска ООН, – объяснил Тёмкин. – Без ковровых бомбардировок… Только не говори мне, что сначала Бука должен развязать войну. Что за архаика, ей-богу. Такие условности нынче ни к чему. Подготовка с вашей стороны – уже, считай, зафиксирована. Планирование ответного удара займет считаные часы. Главное – это готовность легенд для медиапространства. Когда легенды будут одобрены – можно открывать огонь. Даже провокация не понадобится. Вас просто начнут долбать какие-то совершенно незнакомые люди. Современная война, она такая: непонятно, кто, непонятно, против кого, да всем и наплевать, а победителя объявят в новостях. Война Шрёдингера. Неизвестно, то ли она есть, то ли ее нет… Не шути ты с ней, Вася, честное слово. – Про гвардейцев – мне понравилось, – вдруг подал голос Ломакин. – Убедительно. Пострашнее любого ящика. И отсалютовал стаканом. Все дружно выпили до дна, и Леха на нервной почве – тоже. Он еще не видел консула таким серьезным, а Васю – таким задумчивым. – Это тебе, ваше сиятельство, не груши околачивать, – сказал Тёмкин. Как показалось Лехе – с глубокой и выстраданной горечью. Вася бросил через плечо несколько слов на непонятном языке. Двое страхолюдин оставили грушу в покое, церемонно поклонились и ушли. Леха сразу почувствовал себя лучше. Как-то свободнее, что ли. Вася принялся разливать на всех, – прислугу сюда, в тихий уголок, не звали, – а Леха шепотом спросил, наклонившись к пилоту: – А можно подробнее про гвардейцев? Почему они страшные?.. – Поверьте, любезный, это не стоит вашего интереса, – вмешался Вася. – То, что кажется нам серьезным, значительным, очень важным, придет время, будет забыто или будет казаться неважным. – Про личную гвардию Директора Буки тоже в свое время пошутили, – непонятно объяснил Тёмкин. – Давно, лет двадцать назад. До сих пор всем икается. Василий небось жалеет, что не сам придумал. – Отличная шутка, а главное, эффективная, – отозвался Вася. – Вы просто не в состоянии оценить ее масштаб. Русскому человеку в высшей степени свойствен возвышенный образ мыслей, но скажите, почему в жизни он хватает так невысоко? Почему?.. – Зато ты у нас стратегический гений… Между прочим, Василий, ты обратил внимание, что замечательный Черный Ящик до сих пор не оставил никакого следа в интернетах? Его тащат на трейлере с черепашьей скоростью уже шестой час. Он должен быть заснят на все утюги, кипятильники и чайники, какие только есть вдоль трассы. И – тишина. Ни одной картинки. – Так мы не по трассе. Мы, так сказать, огородами. А трудовой народ, слава богу, всем сердцем поддерживает благие начинания Директора Буки. И как увидит, что едет на танковозе благое начинание, – сразу прячется. Никто не хочет остаться без продуктовых карточек из-за дурацкой фотки в сетке. Ну и контрразведка бдит. То, что позволили отснять местной агентуре капиталистов, – готов поспорить, в этой агентуре через одного наши ребята. – И зачем такая секретность? – Вы ругаться будете… Ну, я подсказал, что так будет еще смешнее. – Опять ты?.. Василий, зачем?! Тебе больше всех надо?! Ты и огребешь в итоге больше всех! – Мне ничего не нужно, но меня возмущает несправедливость! – заявил Вася и жахнул залпом полстакана. Некоторое время он сидел молча, зажмурившись, и отдувался. Потом сказал, не открывая глаз: – А время идёт, и всё кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь всё дальше и дальше, в какую-то пропасть… – Ва-си-лий! – позвал консул. – Очнитесь, ваше сиятельство. – Простите, ваше превосходительство. Это не я с ума сошел, это Чехов меня потихоньку доводит. Мы репетируем. У Ирины скоро первый спектакль в учебном театре ГИТИС, Оля с Машей взялись помогать… Я послушал, как мои младшие подают ей реплики, и решил – нет, уж лучше сам. Она тоже, глупышка, пытается играть, но ведь ни черта не понимает, не чувствует! А мне «Три сестры» как ножом по сердцу. Я сам такой был. Родился в деревне, где ничего не происходило, учился в этом городе, где ничего не происходит, и задыхался тут, и сбежал в Москву, и тем спас свою душу, истинно вам говорю… Нашел мужество вернуться, только когда дома началось какое-то движение. И то, если по правде, меня очень попросили – ну, вы знаете… Вы сказали верно, Сергей Георгиевич, я огребу за свои дурачества больше других. Но я не могу без этого, мне душно здесь! Город наш существует уже двести лет, в нем пятьсот тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника, ни в прошлом, ни в настоящем… – А как же твой приятель Бука? – …ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему! – гнул свое Вася. – Только едят, пьют, спят, потом умирают, родятся другие, и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством… – Было! – рявкнул Тёмкин, но вовсе не гневно, а даже с некоторым восторгом. – Было, негодяй! Поймал меня! Я же тебе поверил! Ну как не стыдно, а?! Клоун! – …и неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери! Что не так, Сергей Георгиевич? Чему тут можно не поверить? Оглянитесь – всё правда! Самая прогрессивная Африка двадцать первого века – это самая задрипанная Россия девятнадцатого! – Для некоторых и девятнадцатый – недостижимый идеал, – Тёмкин махнул рукой куда-то на северо-восток. – А некоторые любят погорячее, – сказал Вася. – Через двести-триста, наконец, тысячу лет, настанет новая, счастливая жизнь. Участвовать в этой жизни мы не будем, конечно, но мы для нее живем теперь, мы творим ее – и в этом одном цель нашего бытия и, если хотите, наше счастье… Понимаете, мне неудобно остаться в памяти народа пошлым оружейным бароном под рукой великого царя Буки. И ушлым посредником при гениальном реформаторе Буке – неинтересно. Даже мудрым советником – ну скучно же. Так все могут. Такое, кстати, легко забывается. Нет, в своих мечтах я вижу, как мои потомки гордятся хулиганом, по мановению пальца которого лезли на стенку наглые американцы, высокомерные французы, надменные англичане, самодовольные китайцы… Неплохо, а? И век от века в устной традиции – строго в устной традиции, я настаиваю, это принцип, это уважение! – будет обрастать новыми дикими подробностями история ужасного Черного Ящика, сотворенного мной на коленке из дерьма и палок… Э-э, джентльмены, вы почему так смотрите? Я что-то не то сказал?.. Ломакин опустил глаза и поднял стакан. Леха закусил губу. Будь он знаком с Негром Васей получше – шепнул бы ему сейчас пару ласковых слов. Чисто по-дружески. Нашелся, блин, изобретатель, Черный Ящик выдумал, кулибин хренов. Ну форменный детский сад. А в далекой холодной России куча народу убивала ради этого время и ресурсы самым идиотским образом. И шеф взбеленился. И Ломакин весь извелся. И Леху ящик просто измучил. И всё ради того, чтобы неграм в Африке было весело? – Сдается мне, я чего-то важного не знаю про Черный Ящик, – сказал Тёмкин, внимательно глядя на гостей. – Сдается мне, я тоже, – буркнул Вася озабоченно. – Вы как-то очень напряглись, мои дорогие. С упаковкой были сложности? Или она вам просто не нравится? В чем дело? Ломакин мотнул головой и снова припал к стакану. А Леха не выдержал. – Не сочтите за оскорбление, Василий, но вам-то шуточки, а у нас вон Олег Иванович, заслуженный человек, руководил сборкой этого нелепого ящика, которым вы гордитесь. Бригада квалифицированных механиков строила его целый день! И известное вам слово появилось на ящике не просто так! Это люди выразили свое отношение!.. – Минуточку! – прервал Леху консул. – Какое слово?! Глава 3 …How I Learned to Stop Worrying and Love the Bomb октябрь 2049 года, Россия – 4 ноября 2049 года, Лимпопо никаких праздников, всем работать температура: высокий градус идиотизма Двадцатитонный прототип БШМ-К с ласковым прозвищем «Избушка» весьма условно поддавался упаковке в тару типа «ящик». Он туда попросту не влезал. Не то чтобы само изделие сопротивлялось; в основном противился здравый смысл. БШМ-К – это «боевая шагающая машина». Что значит «К», хотя должно быть, по идее, «О» – опытная, – давно забыли, да никому и не интересно. Полный рост изделия – шесть метров. С откинутой за башню антенной радара и в положении «сидя», то есть согнув ноги в коленях, всё равно около трех. Прототип обозвали «Избушкой» еще первые его испытатели. Представлял он собой двуногое самоходное шасси, на которое нахлобучили башню от «Тунгуски». Дизайн получился уморительный: чистая избушка на курьих ножках, и даже трудно поверить, что машина предназначена для войны. Несмотря на свои четыре ствола, башня старой русской зенитки с задорным гребешком радара и круглой блямбой антенны выглядела как угодно, только не пугающе. Машина-защитница, симпатяга. «Избушка» в целом производила впечатление несколько карикатурное и даже несуразное, но, в первую очередь, добродушное. Испытатели ее любили. В серию пошли совсем другие БШМ – изящные, с характерной красотой опасного зверя. Хищные. Агрессивные. А «Избушка» – ну она же пусечка.