Это письмо их не успокоит. Задержит немного, но отец все равно выйдет на Дениса Сергеевича. И окажется Илья в окружении. Только бы успеть от Магомеда про место и время завтра узнать. Покрутил в руках телефон. Стрелочка горела. Неужели тут нельзя никак отключить эту чертову геолокацию? Вошел в настройки, стал разбираться. Нашел! Программа «Московские парковки» требовала, чтобы геолокация работала. Лишил эту суку всяких прав. Потом обнаружил, как вообще отрубить функцию. Закрыл. Вздохнул: как от паршивой болезни кремиком исцелился. Посидел в пустоте. Дал Пете отлежаться. Открыл телефон снова – а стрелочка опять вылезла, как шанкр. Неизлечимая. Нельзя больше сидеть, надо, как акуле, всегда двигаться дальше, иначе задохнешься. Усыпил телефон, допил бесцветное холодное, и, озираясь, покатил дальше. * * * Обедал в Макдаке; это же и ужин был. Взял три чизбургера по пятьдесят рублей. Вкусно было – нереально. И сытно: как будто желудок монтажной пеной залил. До свидания весь истомился, начал даже забывать, что это не ему назначено. Пришел заранее, уверенность для охраны репетировал: нет, никто не ждет, я сам дорос у вас столоваться. Впустили как-то, а он еще себе из наглости вытребовал такое место, чтобы было видно вход. Открыл издыхающий телефон – мне воды, тебе заряд. На последние гуляем. Хорошо было посидеть на стуле. Вытянул ноги – исхоженные зря по магазинам и гудящие. В магазинах хотя бы было тепло, а на улице околеть можно было. От дверей глаз не отрывал. К воде даже не притрагивался. Ждал Нину. Какая она будет? Во что одета? Мобильник лежал перед ним, обеззвученный. Открыт уже на чате с ней. Зачем пришел? Не мог не прийти. Завтра, если все выгорит, улетать новокупленному человеку Горенову навсегда. А бывшему Горюнову нужно попрощаться с тем, кто останется в старой жизни. Увидеть девчонку, с которой мог бы всю эту жизнь провести. С которой смог бы. Да просто – увидеть ее! Почему хочется любимую женщину видеть рядом? Вот поэтому! Нина влетела раньше времени на десять минут. Вошла в своем пальто пузырем-парусом, шарф и шапка. Запыхалась. Румяная с улицы, глаза блестят, на плечах снег тает. Только тут Илья понял, что она есть. Что Нина есть: настоящий человек. Она была неожиданно высокая, с Илью ростом, наверное. И очень быстрая. Никакой плавности не было в ее движениях: в кафе ворвалась, пальто сбросила, мокрую от снега челку откинула, дернув головой. Свитер с горлом, брюки с высокой талией: бежево-коричневое, к ее лицу волшебно. Подозвала официантку, сделала заказ. Засмеялась с ней о чем-то. Поискала в окне знакомую машину. Достала зеркальце, подвела губы, взмахнула ресницами. Челка упала на один глаз снова. Было странно видеть девушку впервые – и столько о ней уже знать. Помнить наизусть ее черты-очертания. Быть в нее посвященным. Ее страхов бояться и мечты сомечтать. Телефон слишком сильно прожужжал, чуть не выронил его. – Я на месте, – написала она Пете. – Тебе что-нибудь заказать? Илья выждал. – Задерживаюсь, прости! – замирая, отозвался он. – Ты как? А можно подойти к ней, заговорить о чем-нибудь? Притвориться, что хочет с ней познакомиться. Пусть она фыркнет и пошлет его, делов-то. Зато будет половина минуты настоящего разговора. Вдруг он ей понравится? Может же он ей оказаться хотя бы не омерзителен? Нина, наверное, сразу почувствовала, как Илья ее касается взглядом – к рукам, к щекам. Но не замечала его, сколько могла. Потом все-таки коротко вскинулась – прищурилась – близорукая? – Он попробовал улыбнуться ей, но закоченевшие губы медленно подчинялись – она уже нахмурилась и закрылась обратно. Илья, смущенный, схватил телефон, как будто ему в экране гораздо интереснее. Но телефонная Нина – одна тень была, ксерокопия ксерокопии; с подлинной Ниной – никакого сравнения. К ней нельзя было подсесть, но около пройти ведь можно было? В шаге пройти, поднять ветер и в завихрении почуять ее, дышащую. Ее духи услышать – цветочные? Илья сидел парализованный, глядел на нее исподлобья, мимо букв в женщину, зная, что может спугнуть ее этой своей сумрачной настырностью, и боясь, что она сейчас снова растает, уже в третий раз, как таяла дважды во сне. А потом с головой накрыло. Господи, сказал он себе, зачем я ее сюда вызвал? Только для себя. Только посмотреть, повертеть ее в руках. Она не к тебе приехала, идиот, она приехала к человеку, который уже шестой день мертвый, которого ты убил. Переставил ты ее на эту клетку на московской клетчатой доске, чтобы она подольше верила, будто бы с ним все ладно. Надо сказать ей сейчас, что все срывается, что он не приедет. Нина совсем окунулась в телефон – быстро-быстро длинным пальцем набирала что-то и улыбалась; а по лицу – тени. – Жду тебя! – пришло сообщение со смайлами. – Я чур заказала себе шампанского! Ты за рулем? И правда, принесли фужер. Она пригубила только чуть бледного золота, поморщилась колким искрам. – Какое еще шампанское?! Алло! Нина прочла, надула щеки, отодвинула бокал, блеснула улыбкой, снова посерьезнела. – Я свой глоток сделала, будешь за мной допивать! Ты на сколько сможешь? – Коротко совсем, иначе не успею тут… Она насупилась и стала что-то долгое писать ему, но сообщение пришло прежде, чем Нина его успела отправить. От другого. ДС прислал картинку. Илья – уже под предчувствием – распечатал. И ужалился. Скриншот телефонного экрана: карта города с улицами. Видно Садово-Кудринскую. И стрелочка упирается прямо в Илью заточенным острием. «А ты говорил, тебя в Москве нет, Хазин! Может, хватит бегать?)» Вот так. Не бред, не паранойя. Что, его здесь будут искать?! – Мне нужно срочно всю жизнь спланировать, я меньше, чем в пятнадцать минут, не уложусь! – Нина положила телефон на стол, тут же взяла его снова. – Давай уже сейчас начнем! – предложил Илья, глядя, как за большими хрупкими окнами вскипает темнота. – Мне сегодня позвонил твой отец. Сказал, что приглашает меня на свой юбилей. Прикинь? – Я им все рассказал, – просто сообщил ей Илья. Нина за своим столиком заерзала, потянулась к фужеру, сделала большой глоток. – Ты им что? – три эмодзи с широко распахнутыми глазами. – Сказал, что ты беременна. И сказал, что собираюсь на тебе жениться. Нина отпила еще. Потом еще. Взяла двулистник меню со стола, раскрыла веером, принялась на себя им махать. Щеки разрозовелись у нее. – Whaaat?!! – Ты, кстати, выйдешь за меня?) Улыбался, а нутро жгло. Больно было ей это говорить, сейчас больно и больно вот так. Она вспыхнула, его опалило. Она прыснула, у него глаза набухли. Она приложилась к бокалу, его шатнуло. Прости меня, пожалуйста. Тебе твоя радость отольется еще. Но я не за тем сейчас все это, ей-богу, не за тем, чтобы просто сожрать твое счастье глазами. Я просто не знаю: если я сейчас не сделаю тебе предложение, вдруг потом не успею? Нина потянулась к официанту – попросила повторить шампанское. Я просто не хочу, чтобы ты когда-нибудь сомневалась в том, что он тебя любил. Ты должна в нем быть уверена, Нин – и это вашему сыну говорить всегда: твой отец ждал тебя, мы собирались пожениться. Так, а не «Не у всех бывает, и точка». – Эу, ты что, мне эсэмэской предложение делаешь?!! – возмутилась она. – А цветы там хотя бы?! Но сама сидела – Илья видел это – пунцовая, смеющаяся, с горящими глазами. Он влез в библиотеку эмодзи, нашел ей там все, что подобает для такого случая: цветы, шампанское, кольцо с бриллиантом. – Будешь моей женой? Она прислала ему: невесту в фате и жениха в смокинге. Прихлебнула из второго бокала. – Ты ужасное говно, Петя, но я тебя зверски люблю! Да, я буду твоей женой, блин! Давай уже, ты где?!! Хлопнула дверь, вошли двое: в свитерочках, в черных куртках. Можно было бы их за людей принять, но зенки у них были волчьи, и воздух они нюхали. На охрану они неслышно зашипели, и та съежилась. Один вправо шагнул от кондитерской витринки, другой влево – пошли, лупая, рыскать по залам.