Пройдя метров двести, Марк свернул в узкий проход между рядами покосившихся сараев и вышел к свежеокрашенному зеленой краской металлическому эллингу. Пара ржавых рельсов выходила из-под ворот и терялась в песке в нескольких метрах от воды. Марк подошел к двери и громко постучал. Пришлось ждать минут пять, прежде чем внутри послышался невнятный шум и в воротах на уровне головы Марка распахнулось маленькое окошко, размером с ладонь. В темном проеме блеснули белки двух беспокойных глаз. – Кто? – раздался хриплый возглас. – Не узнал? – ухмыльнулся Марк. – А… Маркус! – прохрипел голос. – Вспомнил, наконец, обо мне! За воротами заскрежетало, дверь дернулась и открылась. Внутри эллинг казался просторней, чем выглядел снаружи. Длинное, как стрелковый тир, помещение занимали металлические стеллажи. На них в беспорядке валялась всякая всячина: ручные и электрические швейные машинки, эмалированная посуда, разобранные телефонные аппараты, радиоприемники, детали авто и речных катеров, завернутые в промасленную бумагу. Воняло канифолью и машинным маслом. Хозяин – лысеющий бородатый толстяк в заношенном цветастом халате – стиснул Марка в объятиях: – Маркус, только вчера о тебе вспоминал, – прохрипел он, – а ты тут как тут! – Толстяк улыбнулся, показав два ряда белоснежных зубов. – Интернатские совсем меня забыли. – Время неспокойное, Флавий, – Марк привязал поводок к металлической стойке. – У всех дела. Не так уж и просто к тебе выбраться. Марк приходил в сюда раз в год, чтобы пополнить запас телефонных артефактов. С Флавием они учились в одном классе, но после выпуска их пути разошлись. Марк переселился к Грегору, а Флавий подался на северные окраины Левобережья. Пересидел там войну, а когда наступило перемирие, привез в прибрежный район несколько грузовиков разнообразного скарба и развернул бизнес. Новая техника была в дефиците, запчасти взлетели в цене. Со временем Флавий разжился не только деньгами, но и связями. – У тебя пополнение в семье? – Флавий кивнул на Гектора. – Надо же что-то менять в жизни, – пожал плечами Марк. – Кроме собаки никого себе не завел? – усмехнулся Флавий. – У меня другой путь, – покачал головой Марк. – Все так говорят. – Флавий зашаркал вдоль стеллажей и махнул рукой, приглашая идти за ним. – А потом, глядишь, фрак и фата, коляски с детьми. Какие твои годы! Найдешь свою кралю. Они прошли до конца помещения. Флавий открыл еще одну дверь, и Марк шагнул в просторную комнату, увешанную коврами разных расцветок и орнаментов. С потолка свисала хрустальная люстра, озаряя помещение радужными бликами. В дальнем углу стоял широкий диван, рядом с ним примостился небольшой столик с кальянной колбой посредине. Из боковой двери появилась старшая дочь Флавия – худенькая бледная девочка лет тринадцати в белом платьице и чепце на голове. Она несла круглый жестяной поднос полный мисок с сушеными финиками и кешью. Флавий любил вкусно поесть и охотно принимал гостей. Юная официантка поставила поднос рядом с кальяном и бесшумно выскользнула из комнаты. Марк снял плащ и бросил его на диван. – Ух ты! – Брови Флавия поползли вверх. – Интересная у тебя вещица! – Он кивнул на фиолетовый браслет на запястье Марка. – Это? – Марк покрутил кистью. – Подарила одна девушка. – Вот! – Флавий прищурился и затряс у лица пальцем. – Значит, ты не безнадежен. Они уселись на диван. Флавий раскурил кальян. Комната наполнилась сладким ароматным дымом. Подобный ритуал Марк проходил каждый раз, когда бывал в этом доме. Открылась дверь, и снова появилась дочка Флавия. Теперь в руках у нее был поднос с посудой и огромным, литра на три, заварочником. Девочка расставила по столу пиалы, подняла чайник и принялась разливать в них бордовый травяной напиток. Марк взял пиалу двумя руками и отпил. Крепкий чай слегка вязал язык. – Много наших видел? – Флавий положил кальянную трубку на стол. – Интернатских? – переспросил Марк. – Почти никого, – помотал он головой. – А я вот продолжаю вести списки. Флавий потянулся, залез рукой под диванные подушки и вытащил пухлую тетрадь. Углы ее истрепались, на картонной обложке отчетливо проступали жирные пятна и круглые следы от чашек. Марк уже видел этот «гроссбух». В нем Флавий со школьных лет вел летопись жизни в интернате. Флавий раскрыл тетрадь и положил ее на стол. Со своего места Марк разглядел пожелтевшие страницы, плотно исписанные убористым почерком. – За полгода пятеро наших погибли. – Флавий ткнул пальцем в тетрадь. – Из выпуска нас осталось всего десять человек. Марк потер щеку. В интернате одновременно училось около тысячи детей, по два класса в каждой параллели – плюс-минус восемьдесят. У большинства судьба сложилась схоже. Не знавшие реальной жизни и привыкшие к постоянной борьбе за выживание, подростки рано или поздно имели проблемы с законом, а некоторые и вовсе увязли в криминале. В первый же год после выпуска пятеро попали в тюрьму, двое погибли в бандитских разборках. Потом началась война, и интернатских сразу призвали. Их жизни ценились меньше остальных. Флавий единственный, кому удалось избежать мобилизации. За три года боев погибла половина выпуска. В послевоенное время ничего не изменилось. Каждый год Флавий вносил новые фамилии в список погибших. – Давай помянем наших. – Он наклонился и вытащил из-под стола полулитровую бутылку коньяка и пару стопок из толстого стекла. – Нет настроения, – скривился Марк. – Как знаешь. – Флавий налил в обе стопки и по очереди опрокинул их в себя. – Ух! – затряс он толстым подбородком и потянулся к кешью. Лицо его сразу побагровело. – Я к тебе вот по какому делу, – нахмурился Марк. – Можешь узнать у местных, как выйти на банду Саула? Деньги у меня есть. – Он вытащил Ликин рулончик. – Что тебе от него нужно? – всплеснул руками Флавий. – Поверь, с ним лучше не связываться. – Так сложилось, придется с ним встретиться, – скривился Марк. – У него мой друг. Флавий откинулся на подушки и уставился на Марка. В минуту лицо его преобразилось. Вместо добродушного увальня теперь на Марка смотрел собравшийся прыгнуть хищник. – Ладно. – Флавий снова подсел к столу. – Что ты знаешь о золотой змейке? – Что? – Вот этой, – кивнул Флавий на правую кисть Марка. – А… – Марк поднял руку к глазам. – Ты про браслет? – Ага, – Флавий поманил его пальцем: – Дайка его сюда. Марк снял Ликин подарок и отдал Флавию. – Да, – Тот вгляделся в орнамент. – Юркая золотая змейка на фиолетовом фоне. Ни о чем тебе не говорит? – Что-то похожее было на шевронах разведроты, – усмехнулся Марк. – А еще это символ воров, – кивнул Флавий. – Змейка изгибается пять раз по числу районов, которые крышует Саул, – осклабился он, снова показав белоснежные зубы. – Этот браслет я видел дважды: на руке Саула и у его дочери. Глава 6 С натужным хрипом взревел экскаватор. Из торчащей над кабиной трубы ударила струя черного вонючего дыма. Стальной шар описал широкую дугу и врезался в каменную кладку. Стена треснула, накренилась и с грохотом рухнула, подняв облако белой пыли. Трос дернулся, и гиря пошла на новый круг. Пыль щекотала ноздри. Маркус зажмурился, запрокинул голову и чихнул. Андрей, щурясь, похлопал его по плечу. Они уже минут двадцать наблюдали за сносом старого двухэтажного дома. Еще немного – и у экскаваторщика закончится смена. Тогда будет часа полтора, чтобы поискать в развалинах сокровища. Для девятилеток жизнь в интернате не сахар. Цветные журналы, детские игрушки, столовые приборы и прочая бытовая мелочевка – все это могло поднять статус или пойти на обмен. Новость о сносе дома принес пухляш Флавий. – В трех кварталах от нас… – шептал он на ухо Маркусу. – Там уже забор поставили. Непостижимым образом Флавий был в курсе всего, что происходит в здании интерната и в его окрестностях. Он даже вел дневник, фиксируя самые яркие события. Три тетради исписал – по одной за каждый год. Восемь чистых у него лежали в запасе. За все время, проведенное в интернате, Флавий ни разу не попал в спецблок, не то что в карцер. Он ладил почти со всеми обитателями учреждения, торгуя информацией со всеми заинтересованными сторонами. Старший воспитатель Броль поручал пухляшу заполнять классные журналы и вести инвентарные списки, из-за чего на пальцах Флавия всегда виднелись чернильные пятна. Но при этом ему полагалась дополнительная пайка, что поднимало его статус и увеличивало пропорции тела. Маркус с Андреем пожертвовали перламутровым с золотым ободом колпачком от импортного одеколона, чтобы Флавий хотя бы сутки молчал о сносе дома. Игра в крышечки могла подождать. В свободные два часа перед ужином друзья вдвоем пролезли под забором интерната и пошли на разведку, благо стояли теплые летние дни. Дом действительно уже расселили и подогнали технику. Во дворе трое строителей в оранжевых касках цепляли к стреле экскаватора стальную шар-бабу. – Супер! – обрадовался Андрей и принялся расшатывать в заборе доску. Маркус смотрел по сторонам: «Не идет ли кто?» Друзья едва дождались, пока рабочие разойдутся, и пролезли в дыру. Андрей, как водится, первым, а Маркус – за ним. Они осторожно, стараясь не шуметь, подкрались к развалинам дома. Его словно раскромсали гигантским ножом – одна сторона превратилась в груду битых камней. Остальная часть еще держалась, выставив на обозрение нутро разрезанных пополам квартир. Деревянные ошметки полов, арматура, смятые водопроводные и газовые трубы торчали наружу, будто кожа и жилы из рваной раны. Маркус, следуя за Андреем, забрался по остаткам бетонной лестницы на второй этаж. – Разделимся! – скомандовал Андрей. Он свернул в чернеющий дверной проем, а Маркус перепрыгнул через провал и оказался на сохранившемся куске жилой комнаты. Судя по яркой расцветке обоев, тут была детская. В углу сгрудились остатки кроватки, на рваном линолеуме валялась сломанная лошадка-качалка. Маркус носком ботинка пнул деревянное седло – оно, крутясь, полетело вниз и с глухим хлопком ударилось о камни. Три года назад такая же лошадка стояла у Маркуса в детской, теперь он почти забыл ту жизнь и боялся о ней вспоминать. В дверь заглянул Андрей. – Пошли! – он махнул рукой. – Я нашел кухню. Они пробрались по сумрачному коридору, ведущему в глубь дома. Андрей распахнул приоткрытую дверь, и Маркус шагнул в просторное помещение с пожелтевшим кафелем на стенах. В углу стояла грязная газовая плита с вмятиной в боку, у окна – кухонный стол и почерневший буфет на изогнутых ножках. Несмотря на сквозняк, в нос бил запах пряных специй – расколотая стеклянная банка с темно-красной пудрой валялась тут же на полу среди рассыпанных круп и макарон.