Из-под моста, разделяющего Нескучный сад и Фрунзенскую набережную, только что начал медленно выплывать ледокол-ресторан «Рэдиссон». Зимой они с Игорем ужинали в таком. Тот словно уловил, почувствовал в ней перемену, и они стали иногда бывать в общественных местах. Дорогие рестораны, но… Дорого для обычных людей. Никто из его окружения там никогда бы не оказался. Просто не по рангу. Никто бы их не застукал и уж точно не признал бы в Игоре известного человека; сняв свои консервативные (видимо, специально подобранные), стоящие целое состояние костюмы, нацепив шапочку и демократичную одежду, он стал похожим на какого-то хипстера. И даже помолодел. Ванга не раз ловила себя на подобном восприятии: чинуши, которые не совсем ряхи, переодевшись в джинсы, становятся моложе и как бы «больше людьми». Однажды на одном мероприятии, где она была с Суховым, Ванга умудрилась не сразу признать столичного мэра. Иногда имиджевые картинки работают сильнее, чем представляется. Особенно когда несоответствия им не так велики. Полное несоответствие – игра в шпионов. Частичное – сбивает с толку. Так же и с Игорем. Даже если бы кто-то, пристально интересующийся его карьерой, и обнаружил их в модных московских заведениях, то, в лучшем случае, сказал бы: «О, чувак, немного похожий на Игоря Рутберга». – Ты мой Гарун-аль-Рашид, – окинув его взглядом в тот первый раз сказала Ванга. – Ага?! Ммм… Тогда ты – мой гарем. Её даже забавляло, а может, и возбуждало, как они вынуждены «прятаться». – Порочная его часть, – она чуть склонилась к нему. Вокруг было много незнакомых людей. – Других не держим, – он опять заговорил тихо. Ванга подумала, что, может, им и не обязательно бывать в общественных местах. – Как там маленький Гарунчик? – она провела по его бедру, на миг сместив и задержав ладонь внутри. Жест вышел почти непристойным, но почти. – Не соскучился по своей портовой шлюшке? – Как ещё! – заверил Игорь. – Но ему на пользу. Вероятно, с Петриком Ванга была не до конца искренней. Влюблённость, не влюблённость, но некоторое время она была очень сильно увлечена своим постельным романом. А на людях всё менялось. Не то, что им говорить было не о чем, но словно вне контекста происходящего в пентхаусе на Фрунзенской интересующих тем было всё меньше. И дольше года Вангу это вполне устраивало. – Я вас любил. Любовь ещё… – вдруг услышала она. Звуки внешнего мира вернулись. Бог мой, это происходит на самом деле? Тестостероновый спортсмен решил прочитать ей Пушкина из школьной программы? …Любовь ещё (возможно, Что просто боль) сверлит мои мозги. Всё разлетелось к чёрту на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно С оружием. И далее виски: В который вдарить? Портила не дрожь, но Задумчивость. Чёрт! Всё не по-людски!.. Ах, вот оно что – Бродский. Ещё хуже! Хоть бы монотонно, хотя бы какая-то шутка, ан нет, с выражением… Ну уж нет – это явный перебор. С уморой. Ванга бросила взгляд на окна пентхауса. И на миг вспомнила, как Сухов тоже однажды пытался читать ей Бродского. Они пили пиво вдвоём и играли на бильярде. Предавались абсолютно мальчуковому развлечению. И болтали не только о работе. Дружки. Неплохо пообщались. И хотя всё закончилось дракой с располневшими мотоциклистами (а может, именно поэтому), от того вечера осталось какое-то очень светлое впечатление. Весёлая вышла тогда вечеринка: Сухов и хрупкая Ванга успели отметелить двоих докопавшихся до них мужиков и сбежать прежде, чем остальная компания очухалась. В дверях Сухов отключил ещё одного, пытавшегося преградить им путь: вероятно, кто-то уже вызвал наряд полиции, а встреча с коллегами и разбор полётов за потасовку им точно были не нужны. Но байкеры появились позже. А тут Сухов, явно переоценив хвалёную сопротивляемость своего организма к «ершу», видимо, решил произвести на Вангу впечатление. И прямо за бильярдным столом, дирижируя сам себе кием (и кстати, попадая в ритм стиху) начал читать ей Бродского. Она посмотрела на него с удивлением. Однако у Сухова хватило иронии тут же перейти на «дю-дю-дю»… Так же попадая в размер стиха. А монотонно, пародируя манеру автора, он читал с самого начала: – Дю-дю-дю, дю-дю-дю, дю-дю Дю-дю-дю, дю-дю-дю, дю-дю-дю Дю-дю-дю-дю, дю-дю-дю-дю… Ванга качнула головой, знала это стихотворение. И добавила своё «дю-дю-дю». В ритм и в размер. Дю-дю-дю, дю-дю-дю, дю-дю И они заржали. Ванга нахмурилась. «Мы могли бы поехать ко мне, – только что предложил её спортивный кавалер. – Я живу один. У меня, правда, бардак». – Помочь убрать тебе бардак? – Ванга улыбнулась. И чуть отстранилась от него. – Ну… Я не это имел в виду… «Нет, парень, сегодня явно не твой день», – она снова улыбнулась. И сказала: – В следующий раз. Сказала мягко – парень ведь и вправду ни при чём. – Жаль, – произнёс он удручённо. И затараторил, словно навёрстывая упущенное. – Тебе не говорили, ты такая сексуальная… – Спасибо, – поблагодарила Ванга, вздохнула. – Спасибо за прекрасный вечер, мне пора. – Но… Она быстро приблизилась к нему, поцеловала в щёку, повернулась и пошла по мосту. – Я позвоню, окей? – бросил он вслед. Голос расстроенный. – Или спишемся? Как? – Конечно, – отозвалась Ванга. Ускорить сейчас шаг – совсем стало бы похоже на бегство. Она шла в сторону Фрунзенской набережной. В сталинский дом, где уже в новые времена, в эпоху всеобщего увлечения лофтом, на крыше обустроили роскошные, баснословно дорогие пентхаусы. Этот роман в постели, конечно, пора заканчивать. Но сейчас она шла туда. Ей стало спокойно и даже немножко весело. «Какая же я порочная», – подумала она. Поднимаясь в лифте, она вспомнила про сообщения в Ватсап. В числе прочих два новых было от Сухова. Ванга открыла их. «Нам надо срочно поговорить. Не по телефону. Ответь, как только сможешь», – гласило первое. «Я еду к своему мужику, а ему, видите ли, срочно», – но мысль была абсолютно беззлобной. Лифт остановился. Ванга не торопилась выходить. Было ещё одно сообщение, не хватало только при Игоре переписываться. Сейчас Ванга выйдет и направится в пентхаус. Но было ещё одно сообщение, и на него стоило ответить. «Глупость, прости меня, если сможешь. Конечно, я был не прав. А ещё я был ослом, бараном и этим, не помню как, таким домашним животным с бородой… O» Ванга отвела взгляд от телефона. «Глупость» – он никогда такого прежде не писал. Звал – да, но… Ванга прекрасно понимала, что если Сухов нашёл в себе силы для извинений, то даже если он искренне раскаивается, что-то случилось. Но это написанное слово «Глупость»… В зеркале лифта увидела своё лицо и увидела, что улыбается. Нажала пальцем на письмо Сухова про домашнее животное с бородой, чтобы ответить. Набрала «Козлом» и отправила сообщение. 9. Вечер и ночь …Они меня никогда не найдут – места, куда я ухожу, в их Вселенной не существует, а ты научила меня прятаться. Мы с самого начала были созданы друг для друга: ты моё всё – мой ангел, мой учитель и моя первая женщина. Хотя ты – моя родная сестра. Нас ничто не может разлучить, пока мы вместе – мы всемогущи. И ты рассказала мне о супергероях. И научила, как быть супергероем. Сон накануне, к счастью, не оказался вещим. Её любовником (опять самым лучшим) был не монстр с металлическим лицом, и даже не Сухов, а Игорь Рутберг. Который встречал её в постели, тренькая на невключённой электрической гитаре. И если она и задыхалась, её это вполне устраивало. Ксения Сухова в этот момент жарила на кухне котлеты с черносливом и протёртыми орехами внутри. И думала о встрече на завтрашней лекции с любимым писателем, подарившим миру «Телефониста». Её волнения и, уж тем более, страха ничто не выдавало, лишь кончики пальцев были слегка холодными. А Сухов положил в морозильник бутылку водки «Белуга». В одиночестве он пил только качественную водку, чтобы не отравлять мозг всяким вздором. Через пару часов, когда они отужинают с дочерью на этой самой кухне (очень весело, потому что она – его маленькое золотце), он напьётся, заглянет в детскую, чтобы убедиться, что дочь спит и всё в порядке, вернётся на кухню и закурит. Ксения давно просила его бросить – типа не модно. Он высказался в том духе, что старого пса не обучить новым фокусам. И потом Сухов выпьет ещё. В одно лицо. И глядя, как шумно ночной город справляется с тьмой, будет думать о Ванге. И о том, что утаил от неё одну очень важную деталь. Из своей биографии. 10. Две свечи Мунк, «Крик», пришпиленный к пробковой панели… Испарина на лбу уже давно высохла. К видео, полученному Суховым, была сделана приписка: «Ты опять не успел». И смайлик – грустный. «А ведь мог бы, а?» И смайлик – улыбочка. «Как он всё это делает? – вялая мысль посреди всеобщего шума и готовности выехать на место преступления. – Даже организационно… Как?» Вялая мысль, и какая-то ватная усталая пустота в районе желудка. Гильотина, самая настоящая, а не пластмасса для резки сигар, стояла над деревянным столом. К нему была прикована девушка, тоже самая настоящая, живая (пока на видео дела обстояли так), а не кукла из секс-шопа. Хотя поза, разведённые по сторонам руки и ноги, копировали, повторяли инсталляцию, показанную им в квартире алкаша-бухарика, задержанного накануне. Кстати, его допрос, как и опрос соседей, работа со следами, просмотр камер наблюдения, как и все другие принятые в таких случаях процедуры, не принесли результатов. В этой пятиэтажке своих камер наблюдения не было, и установленная в магазине напротив порадовала их, фрагментарно, зрелищем другого подъезда. Ещё они обогатились знанием, что алкаш-бухарик сдавал по дешёвке, порой за водку, свою зловонную берлогу страждущим парочкам на районе. По часовому принципу. Но даже эта, сногсшибательная по важности, информация ничего не дала: в тот день, когда им представили обезглавленную резиновую женщину, никакие парочки в этот импровизированный бордель не просились. А хозяин отсутствовал, потому что «у Колька была днюха». Сам Колёк, когда протрезвел, ничего толком вспомнить не мог. «Лёха, какая-то херня! – Кирилл взялся ладонями за лоб и потряс головой. – У него должна быть стопроцентная уверенность, что в квартире никого не будет, когда он делал это. Значит, кто-то видел его. Должен был видеть. Не может быть, чтоб безо всяких следов провернуть такое. Тупо пронести все эти предметы… Или этот Колёк со своей днюхой: может, кто-то купил им ещё водки, чтоб уж упились наверняка и точно отсутствовали». Никто не видел. Всё по-прежнему. Имитация безупречная. Как и выбор места. Должен был видеть, но… С этой резиновой женщиной из секс-шопа (или секс-шопов, что вернее), по которой отправили запросы, чтобы проследить происхождение. Только… бирок на ней не было и упаковок со штрих-кодами тоже. Количество таких магазинов в одной лишь Москве переваливает за сотню. «Взрослый мир», «Ты + я», «Мадам Ирэн», «Интим-хауз», «Казанова»… Сети. Сногсшибательные названия – Сухов поморщился… А есть ещё не Москва. И интернет-торговля, где заказ можно сделать с любого телефона и расплатиться наличными. Люди не стремятся афишировать такие свои покупки, продавцы относятся к этому более чем с пониманием. Ассортимент товаров обескуражил Сухова: двадцать три тысячи наименований – да они просто закопаются в этом! Конечно, рано или поздно они отследят происхождение резиновой бабы, хотя, скорее всего, она куплена фрагментами в разных местах и в разное время. Он так делал всегда. Но время – это, как раз-таки, то, что у них в дефиците и что является его преимуществом.