– Корнуолл на западе… – начала говорить я. Мистер Кеннеди покачал головой: – Это значит, что он решил… встать на другую сторону. – Как когда люди разводятся? – спросила я. – Да. Полагаю, это немного похоже на развод, но намного более смертельно. Журналисту очень быстро стало ужасно плохо. Его увезли в больницу, но он умер. Суть этой истории в том, что было на конце того зонтика? Мы уставились на него, не имея ни малейшего понятия, но затем Роуз вскинула руку, как на уроке. – Яд. – Да, но откуда он взялся? – На это никто не знал ответа. – Яд на кончике зонтика назывался рицином, а его добывают из зерен клещевины. Касторовые бобы не являются редким видом и их не очень сложно вырастить или найти. На самом деле, иногда их можно найти в саду. В этом, например. Мистер Кеннеди указал на красное с зеленым растение в саду моей матери, и за этим последовал коллективный – и довольно драматичный – вдох. – Поэтому я надеюсь, мы все можем согласиться, что садоводство это не скучно, – сказал он, глядя на Лили. – Растения могут быть идеальными подельниками. Знаете, почему? – Мы снова разом покачали головами. – Потому что они никогда не стучат. Понимаете? – Шутки у него были еще хуже, чем у нашего отца. – Не забудьте вытереть ноги и снять обувь, прежде чем вернуться в дом. Вы знаете, как сильно ваша мать не любит грязных следов. Позже, когда мы вернулись внутрь, мистер Кеннеди был на кухне, пытаясь приготовить нам что-нибудь на ужин. Мы ели много рыбных палочек, жареной картошки и бобов, когда его оставили за главного. Пока он копался в морозилке, я услышала, как Роуз и Конор шепчутся о нем. – Мой отец очень расстроен из-за твоего, – сказал Конор. – Мы все расстроены. Доктор сказал Нэнси, что все серьезно. Его машину придется сдать на металлолом, а ему повезло выжить. – Мой отец расстроен не потому, что твой попал в больницу. Он расстроен потому, что Нэнси бросилась дежурить у его кровати. Они разведены. Они разошлись много лет назад. Сейчас она должна быть с моим отцом. – Не думаю, что это так работает, – сказала Роуз. – Когда кого-то любишь, ты не можешь просто это отключить, там нет выключателя. Даже если ненавидишь кого-то, кого когда-то любил, в тебе еще остается немного любви. Любовь как почва, из которой растет ненависть. Думаю, в отношениях редко одно бывает без другого. Роуз в шестнадцать лет была абсурдно зрелой, но я думаю, она такой родилась. Они с Конором и сами были в отношениях. Она словно хотела, чтобы он знал, что она всегда будет любить его, даже если когда-нибудь возненавидит. Совсем как наши родители. Мы с Лили смотрели, как Роуз берет Конора за руку. Я видела, что ей от этого тоже неловко. Когда Нэнси вернулась два дня спустя, наш отец был с ней. Ему нужен был отдых и он хотел восстановиться в Сиглассе. Он мог бы вернуться в свой лондонский дом – квартиру в Ноттинг-хилл – а моя мать могла вернуться в свой, но она решила поухаживать за ним, а он решил ей это позволить. Мы с сестрами были рады его присутствию с нами такое долгое время, даже если у него была забинтована голова и сломана рука. Роуз с Лили даже отложили свою вражду. Однажды вечером они решили приготовить ужин для всей семьи и выбрали один из бабулиных рецептов спагетти болоньезе. Мне вообще нельзя было помогать им по причинам, которых я не понимала, но я наблюдала с порога. Когда Лили в десятый раз крикнула мне уходить, я грустно ушла в сад. Роуз взяла на себя бо́льшую часть готовки: она резала лук, морковь, чеснок и чили, добавляя все приправы в мясо, томаты и бульон. Она терла сыр и – потому что это был рецепт бабушки – подготовила миску декоративной обсыпки. Лили буквально только открыла пачку спагетти и залила их кипятком в кастрюле. Мы расселись по своим местам, когда ужин был готов, но я ничего не съела. Я просто ждала. Прошло несколько минут и тарелки опустели наполовину, когда моя мать взвизгнула. И все уставились на ее вилку, потому что спагетти на ней двигались. Я все таки помогла с ужином, подсыпав в лапшу червей. Лили обвинила Роуз, а Роуз обвинила Лили. Думаю, только бабушка догадалась, что это была я. Не считая случайных стычек между сестрами, мы были счастливее, чем когда-либо. Но не всех обрадовало воссоединение семьи Даркер. Это стало началом конца отношений Нэнси и мистера Кеннеди. Его привело в ярость, что теперь мои родители жили вместе, и он не очень умело это скрывал. Он сторонился Сигласса все время, пока там был мой отец. Дни превратились в недели, а недели растянулись в месяцы. Сад Нэнси был заброшен, цветы завяли, усохли и умерли. Но она едва это заметила. За время, пока отец восстанавливался, мы снова были словно настоящая семья. Мы вместе играли в настольные игры – Cluedo была самой любимой – гуляли вдоль берега и смотрели старые фильмы. Отец – который не мог играть на своем обожаемом пианино – складывал кучи пазлов одной рукой. А бабушка готовила очень много своего «особенного куриного супа». Она готовила его каждый раз, когда кто-то из нас болел. Секретным ингредиентом был толченый банан, и суп всегда подавался с домашним хрустящим хлебом, перемазанным «Нутеллой». Какое-то время мы были действительно счастливой семьей, и мне казалось, так будет всегда. Рождество 1987-го было семейным празднеством и все были немного более благодарны за все, что у нас было. Не то чтобы это продлилось… благодарность в нашем доме портится быстрее молока. Тридцать три 31-е октября 03:30 – меньше трех часов до отлива – Нам нужно занести Нэнси в дом, – говорит Конор. – Мы не можем оставить ее под дождем. Я осознаю, что снова унеслась в прошлое. Жизнь сейчас кажется немного похожей на фильм. Может, когда настоящее слишком болезненное, естественно погружаться в воспоминания о более счастливых временах. Это напоминает мне слова бабушки: если много фокусируешься на прошлом, ты никогда не изменишь будущее. – Почему кто-то это с нами делает? – снова спрашивает Лили. Отвечает ей только Роуз. – Нам нужно продержаться всего несколько часов до отлива. С тобой и Трикси все будет хорошо. Слышишь меня? – Лили кажется более отвлеченной, чем обычно. – Лили, ты меня слышишь? Когда ты в последний раз делала укол? – Она не отвечает. – Сделай мне одолжение, вернись в дом. Найди свой набор и проверь уровень сахара в крови. Нам всем нужно быть в нормальном состоянии, чтобы уехать, когда наступит отлив. – Ладно, – говорит Лили. Она похожа на человека, у которого выдернули провод и теперь он выживает на одной лишь садящейся батарейке. – Можете подождать пару минут, прежде чем заносить Нэнси? Я не хочу, чтобы Трикси видела ее такой – сегодня она пережила уже предостаточно – я уведу ее в гостиную, пока вы сделаете все, что собираетесь. Роуз кивает и Лили уходит к двери, где ее ждет Трикси. Роуз смотрит на маленький букет, привязанный к руке Нэнси. – Иногда мне кажется, что наша мать назвала нас в честь цветов, потому что хотела, чтобы мы ими были. Цветы намного проще сорвать, скомпоновать и подогнать по размеру, чем дочерей. Я вижу, что не одной мне эти слова кажутся странными при таких обстоятельствах. Конор выглядит таким же озадаченным. – Нам нужно внести ее в дом, – снова говорит он. – Ты уверен? – спрашивает Роуз, шокируя Конора. – Разве мы не должны попытаться сохранить улики для полиции? Разве не это должен говорить репортер, обозревающий преступления? Ты, наверное, получаешь от этого какой-то странный кайф. Могу поспорить, ты дождаться не можешь, чтобы позвонить на работу. Может, это поможет твоей карьере? – Я знаю, ты расстроена, но все это не моя вина, – говорит он. – Да ну? – спрашивает Роуз. Она долго смотрит на него, а затем пожимает плечами. – Ладно, давай ее перенесем. Она мертва. Хуже мы уже не сделаем. Куда ты хочешь ее передвинуть? Они смотрят друг на друга и мне кажется, что я вмешиваюсь во что-то, чего не понимаю. – Полагаю, мы можем положить ее с остальными, – предлагает Конор. Роуз отвечает не сразу. Сомнение это мать всех ошибок, и оно пытается предупредить нас, прежде чем мы их совершим, но мы не всегда слушаем наших матерей. – Наверное, это логично, – в конце концов говорит Роуз, звуча, словно она не совсем в это верит. Теперь она плачет. – Мы можем держать их вместе, но вне поля зрения, пока не прибудет полиция. Я возьму с этого конца, а ты бери с другого, – говорит она Конору, и мы склоняем головы, направляясь обратно в дом. Роуз и Конор движутся медленнее, чем можно ожидать, неся мою мать, и они отстают. Я слышу, как они снова шепчутся, но звук ветра и волн уносит их слова от моих ушей. Что-то изменилось, когда я вхожу в кухню, и у меня уходит несколько мгновений, чтобы определить, что именно. Кто-то вытер грязные следы. Это странный поступок для Лили; она самый неряшливый человек из всех, кого я знаю, и я не думаю, что она может определить, каким концом швабры пользоваться. Может, она пыталась оградить Трикси от всего случившегося любыми способами. Я слышу их приглушенные голоса в гостиной. Роуз появляется на пороге позади меня. Она держит мать за ноги, а Конор обхватывает Нэнси под мышками. Они промокли насквозь и мне кажется, что я недостаточно помогаю. Я отхожу в сторону, когда они проходят мимо, направляясь к чулану под лестницей. Мы пытаемся не смотреть на тела бабушки и отца, пока они осторожно опускают Нэнси рядом с ними. Когда рука Конора случайно задевает Роуз, она отшатывается, словно он ее обжег. – Роуз, я… я просто хочу сказать, что мне очень жаль. – За что? – За все, – говорит Конор, а она хмурится. – Я просто имею в виду, что я знаю, каково потерять родителя, и совершенно нормально… расстраиваться. – Это не то же самое, что случилось с твоей семьей, – отвечает она, и Конор выглядит, будто ему залепили пощечину. Мы так и не узнали, начал ли отец Конора снова пить из-за того, что по его мнению мои родители опять сошлись. Дерево, упавшее на машину моего отца во время урагана в 1987-м, причинило больше вреда, чем все понимали. Отец оставался в Сиглассе несколько месяцев, что значило, мистер Кеннеди держался в стороне. Нэнси общалась с ним по телефону, но в следующий раз, когда мы его увидели, он сильно отличался от знакомого нам человека. Однажды он появился в Сиглассе без приглашения или предупреждения, требуя увидеть Конора. Мы все слышали, что он сказал. – Это не твоя семья. Я твоя семья, и я не хочу, чтобы ты сюда больше приходил. Я была слишком маленькой, чтобы понять, что он был пьян. Позже мы узнали, что он потерял работу в Национальном фонде. Вскоре Конор снова стал регулярно сбегать из дома и появляться в Сиглассе в разное время дня и ночи. Но к тому времени ему уже исполнилось семнадцать и он мог лучше себя защитить. Нэнси разорвала отношения с мистером Кеннеди, и я думаю, что все, случившееся после, разбило остатки ее сердца. Несколько месяцев спустя Конор навсегда оставил свой дом и никто из нас больше не видел его отца. – Это твои ботинки? – спрашивает Роуз, глядя на входную дверь. Мы с Конором оборачиваемся и видим пару больших грязных мужских ботинок в коридоре. Я уверена, что раньше их там не было. – Нет, – качает он головой. Мы подходим на шаг ближе и видим, что ботинки полны грязи, а грязь движется. В ней полно червей. Тридцать четыре 31-е октября 03:45 – меньше трех часов до отлива – Кто-то явно оставил их здесь намеренно, – говорит Конор. – Они не мои. – Зачем наполнять старые ботинки грязью и червями? И кто-то вытер пол, – говорит Роуз. – Что? – хмурится Конор. – По всей кухне были грязные следы до того как мы нашли Нэнси в саду. Теперь пол чистый, – отвечает Роуз. – Может, это сделала Лили? – говорю я. – Лили могла бы войти в дом, отправить Трикси в гостиную смотреть телевизор, а сама убраться, пока мы еще были снаружи, – соглашается Роуз. – Но… зачем ей это делать? – говорит Конор. – Ты видела, чтобы Лили когда-либо что-нибудь убирала? – Роуз качает головой, а Конор делает шаг ближе и понижает голос: – Может, ты права. Может, здесь есть кто-то еще. Но что, если нет?