Он почувствовал на своем плече ее теплую руку. – Когда они меня отключат? Логан взял ложку и прижал пакетик к стенке кружки, добавляя густоты. – Это тебе повредит? – Мне? Ты что, перепугался и хочешь свалить все на меня? Надо добавить молока. – Не заставляй меня… – Логан. – Пауза. Затем ее рука сжала его плечо. – Логан, посмотри на меня. Он шумно выдохнул. Поставил бутылку с пастеризованным молоком обратно на стол. Повернулся к ней. Ее волосы казались пурпурными в свете люминесцентных ламп. Рукава футболки, украшенной черепом с перекрещенными костями, не закрывали татуировок: черепа и сердца на заостренных зубцах, между ними водовороты. Но чернила были не яркими – скорее выцветшими, как многократная копия сделанного однажды рисунка. В ноздре – золотое кольцо, вдоль ушной раковины – мелкие полудрагоценные камни. Она улыбнулась ему, и маленький шарик из нержавеющей стали на нижней губе опустился в ямку на подбородке. – Я не собираюсь ничего чувствовать, ты понял? – Саманта, обхватив руками его плечи, приникла к нему. – Я умерла пять лет назад. А сейчас я вроде как во вспомогательной команде. – Так вот почему я не… Я ведь и вправду ничего не чувствую? – Хмм… Смотря что ты имеешь в виду. Нынешнее утро, это тело в лесу… Раньше тебя такое трогало. Ты жалел их, сопереживал. Что произошло? Дождь снаружи, за венецианскими окнами, и не думал прекращаться. Барабанил по крышам припаркованных автомобилей, подгонял старика под зонтиком, бежавшего через дорогу. Логан нахмурился. Пожал плечами: – Я ведь просто делал свою работу. Ты слышала, что сказала Каламити: закрытое лицо дегуманизирует тело. Лишает его свойств личности. Это не значит, что мне все равно. Старик не удержал зонтик в руках, и тот, делая пируэты и кружась, понесся по улице. Да тут еще маленький красный хетчбэк окатил бедолагу стеной воды. Старик застыл на месте; он даже не ругался, а просто смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. – Логан? – Саманта повернула его лицо к своему. – Я волнуюсь за тебя. – Он должен догнать водителя и засунуть свой зонт ему в задницу. А после этого открыть. – Логан, я ведь не шучу. Закрыв глаза он приник своим лбом к ее лбу. – Я ведь делаю все, что от меня зависит. – Я это знаю. Но, если ты поручишь кому-то другому выключить меня в пятницу, клянусь святым божественным банджо, я восстану из могилы и вышибу из тебя дух… – Серж? Логан заморгал. Прочистил горло. – Да, Каламити. – Этот Лампи Патрик никак не угомонится. Говорит, что адвокат ему не нужен, это первое. В любом случае мы не можем бросить его, и у нас не получится добраться в Банф до половины третьего. – Она посмотрела налево, затем направо, проверяя, не подслушивает ли их кто-либо. – Если вы на мели в смысле денег, мы могли бы немного раскрутиться за счет сверхурочных. Шумный долгий выдох. – Хорошо. Да. Нет. Давай-ка домой. – Вы в порядке, серж? На его лице появилась натянутая улыбка: – В автомате закончился шоколад. Каламити нахмурилась: – Вы уверены, что с вами все хорошо? Это адское падение… Может, нам позвать дежурного врача? – Все нормально. Лучше я никогда себя не чувствовал. Теперь не… – Его телефон включился. «Имперский марш» из «Звездных войн», мрачный, предупреждающий о неприятностях. Он вздохнул и нажал на паузу. Кивнул Каламити. – Помести Лампи во вторую допросную, только не забудь открыть окно. Я приду туда через минуту. – Как только она вышла, он ответил: – Что? Голос Стил зашелестел из трубки, как сыплющийся из мешка гравий. – Ты не считаешь нужным поговорить со старшим инспектором? Ты, мелкий, нахальный пидор. – Она фыркнула. – И о чем ты, черт побери, думаешь? Случайно натолкнулся на тело непонятно где, в грязи и под дождем. Башмаки небосъуже превратились в хлюпающие лапти? – Для этого звонка есть причина, или вы звоните потому, что вам захотелось постонать? Моя смена заканчивается в десять, а у меня есть клиент, которого надо допросить. Так что… – Как всегда? И что твой клиент говорит? Ты получил сведения о жертве, которыми не хочешь делиться со мной? – Ну все, я вешаю трубку. – Ой, да не будь ты такой девочкой-недотрогой, Лаз. – Из трубки донесся неприятный звук, затем вздох. – Звоню, чтобы сделать тебе приятное. Наш любимый директор Нэпиер, он же Избранный Ниндзя, он же Носатый Вампир[17], он же Угрозы Финансового Кризиса, он же Батарейка Дюраселл, проводит рекогносцировку будущего объекта грабежа. Так что будь осторожен. Смотри в оба. Саманта подняла брови. Показала на телефон. Сделала рукой универсальный жест, обозначающий онанизм. – Продолжим? Я хочу надлежащих проводов. Черный гроб, красная шелковая обивка внутри, все мои мелочи и вещицы… Разве это плохо? Такое законченное батальное полотно. И да, кожаный корсет. Я не собираюсь встречаться с червями одетой так, как наряжают чью-то маму. – Что-либо еще, ваша светлость? – Да. Ради бога, закажи чего-нибудь, чтобы взбодриться. У тебя лицо, как только что выпоротая задница… И снова голос Стил в трубке: – Клянусь, я повешу этого идиота Ренни еще до конца дня, – произнесла она довольно громко, потом фыркнула. – Так, на чем мы остановились? А, Нэпиер. Этот липкий мерзавец через двамесяцауходит в отставку и онхочетуйти, хлопнув дверью. Это значит – вывести на чистую воду парочку бедолаг. А как тебе известно, его пенис всегда был в состоянии эрекции против тебя и меня. Так давай не позволим ему этого. Как ты? – Мне плевать. Пусть копает, я ничем не запятнан. Да, это похоже на… Саманта: – Если ты не берешь в расчет полное фиаско с продажей квартиры, чем твой Нэпиер, наиболее вероятно, воспользуется, если узнает об этом. Логан провел ладонью по лицу. Он не узнает. Никогда. У него нет никакой возможности, чтобы узнать. – Лаз, ты еще на телефоне? Логан прочистил горло. – Все будет в порядке. Или все произойдет до ужаса плохо. – Ну все, мне давно надо было идти: клиент ждет. Передай Жасмин и Наоми мои приветы, о’кей? Он отключился до того, как она успела ответить. Затем выключил свой телефон. Так, на всякий случай. 4 Несмотря на открытое окно, во второй допросной воняло. Задержанный, тревожно ерзая, сидел на низкой скамье у маленького белого стола. Руки Лампи Патрика, торчавшие из рукавов футболки, походили на щетки для чистки труб. Обтянутые кожей кости, жилы, как натянутые струны, готовые зазвучать при прикосновении. Кожа усыпана черными крапинками шрамов, отмечавших точки, в которые втыкались иглы. И цвет – коричнево-серый цвет, смесь грязного и… еще более грязного. Впалые щеки и глаза цвета табаско, окаймленные желтой бахромой ресниц. Когда он открывал рот, казалось, допросную заполняли вонью тысячи туалетов с забитыми стоками. – Мое пожелание такое. Я не хочу, чтобы вы допрашивали меня по поводу воровства из магазинов. Логан, насколько это было возможно, отклонился назад. Дышал, набирая воздух в щелку между уголками губ. – А почему мы вообще будем обсуждать какие-то глупые вещи? – Да потому, что это всего лишь бекон и сыр, верно? А не что-то важное.