– А я и не шучу. Подумай сам. Курьеры ходят с сумкой или коробкой. И они, и подружки Париса идут прямиком к двери, нигде не задерживаясь. А у этой при себе ничего нет, и она ходит кругами, через каждые несколько минут останавливается, жмется то к одному дереву, то к другому. Что она там делает? Вполне возможно, раскладывает взрывчатку, чтобы подорвать нас, или устанавливает камеры. – Ты же сам только что сказал: она с пустыми руками. – И взрывчатка, и камеры маленькие – она может прятать их под одеждой или в карманах. Мэддокс прикрыл глаза и помассировал шейные позвонки. – Охотники не показывались несколько тысячелетий, – тихо произнес он. – Ну, может, их дети и дети детей их детей искали нас все это время, и вот наконец очередному поколению улыбнулась удача. В животе у Мэддокса шевельнулся ужас. Сначала Аэрона призвали, а теперь еще и незваный гость. Просто совпадение? Мысли Мэддокса перенеслись в те далекие мрачные дни в Греции – дни войны и не знающей пределов жестокости, криков и смерти; дни, когда воины были скорее демонами, чем людьми; дни, когда жажда разрушать определяла все их поступки, а улицы были завалены мертвыми телами. Вскоре люди сплотились против своих мучителей – так появились охотники, боевой отряд, полностью состоящий из смертных, целью которого стало уничтожение злодеев. Кровная вражда между охотниками и воинами длилась многие столетия. Мэддокс вспомнил ожесточенные битвы, когда с лязгом схлестывались мечи и бушевало пламя, распространяя по воздуху запах жженой плоти. Однако самым страшным оружием охотников было коварство. Они обучали женщину-наживку, которая соблазняла воинов и притупляла их бдительность, чтобы те не смогли отбить внезапное нападение. Именно так погиб Баден, одержимый демоном Неверия. Правда, самого демона они убить так и не смогли, он просто выскочил из растерзанного тела, корчащийся, обезумевший из-за того, что лишился хозяина. Мэддокс не имел ни малейшего представления о том, где теперь носится этот дух. – Боги действительно нас ненавидят, – сказал Торин. – Не было лучшего способа навредить нам, чем подослать охотников в тот самый момент, когда наша жизнь более или менее устаканилась. Чувство ужаса внутри Мэддокса нарастало. – Им вряд ли захотелось бы, чтобы демоны, безумные и неуправляемые, а именно такими они будут без нас, вырвались в большой мир. Разве нет? – Кто знает, почему они поступают так или иначе, – произнес Торин утвердительно, без малейшего намека на вопросительную интонацию. Ни один из воинов, даже по прошествии стольких лет, так и не научился понимать богов. – Мэддокс, мы должны что-то сделать. Мэддокс бросил взгляд на стенные часы и напрягся. – Позвони Парису. – Я позвонил. Его мобильный не отвечает. – Позвони… – Ты действительно думаешь, что я дернул бы тебя почти в полночь, будь здесь кто-то еще, кроме нас двоих? – поинтересовался Торин, повернул голову и пристально посмотрел на друга. – Кроме тебя, пойти некому. Мэддокс тряхнул головой: – Совсем скоро я умру. Я не могу выйти из замка. – Я тоже не могу, – произнес в ответ Торин, и в его глазах мелькнуло что-то устрашающее, какая-то горечь, сделавшая их из зеленых ядовито-изумрудными. – Ты, по крайней мере, не уничтожишь весь род человеческий, просто выйдя на улицу. – Торин… – Тебе не победить в этом споре, Мэддокс, поэтому не трать зря времени. Мэддокс запустил руку в темную, длиной по плечи шевелюру, его раздражение все возрастало. «Пусть оно остается в лесу и умрет», – заявил Насилие, под «оно» подразумевая человека. – Что, если это охотник? – сказал Торин, словно прочитав мысли друга. – Что, если это наживка? Мы не можем оставить ее в живых. Ее надо убить. – А если это невинный человек, а мое полуночное проклятие начнет действовать? – возразил Мэддокс, заталкивая демона, насколько это возможно, глубже внутрь себя. Выражение лица Торина на миг исказило чувство вины, словно жизни, которые он некогда забрал, в один голос обратились к его совести, умоляя спасти тех, кому он в силах помочь. – Я не знаю. Действуй по обстоятельствам. Но сидеть сложа руки мы все-таки не можем… Мэддокс стиснул зубы. Он не был жестоким, бессердечным человеком, не был зверем. Он ненавидел волны злобы, которые то и дело накатывали на него, угрожая полностью им овладеть. Он ненавидел то, что делал, то, чем он был, а главное – то, чем стал бы, если хоть на миг перестал бы сопротивляться темным желаниям и мыслям, внушаемым ему демоном. – Где сейчас человек? – спросил Мэддокс. Решение было принято: он пустится в ночь, пусть это и обойдется ему дорого. – Возле Дуная. «Минут через пятнадцать он будет на месте, если побежит, – решил Мэддокс. – У меня как раз хватит времени, чтобы вооружиться, найти человека, проводить его в убежище, если он невинен, или убить при необходимости и вернуться в крепость. Если что-то вдруг меня задержит, я умру прямо в лесу, и тогда все прочие смельчаки, которые имели неосторожность подняться на холм, если такие найдутся, окажутся в опасности, ибо, когда начнутся первые боли, Насилие полностью подчинит мои мысли и чувства. Единственной моей целью тогда будет уничтожение». – Если я не вернусь к полуночи, отправь остальных искать мое тело, а заодно и тела Люсьена и Рейеса. Смерть и Боль приходили к Мэддоксу каждую ночь, независимо от того, где он был. Боль наносил удары, а Смерть сопровождал его душу в ад, где она и пребывала, терзаемая огнем и демонами, почти столь же злобными, как Насилие, до самого утра. К несчастью, Мэддокс не мог поручиться за безопасность друзей, застань их полночь в лесу: он мог ранить их, когда они придут к нему. И если это произойдет, то физические страдания, которые он испытывает каждую ночь, дополнятся муками совести. – Пообещай мне, – настаивал он. Блеснув глазами, Торин кивнул: – Будь осторожен, мой друг. Мэддокс поспешно вышел из комнаты. Когда он уже преодолел половину коридора, Торин крикнул: – Мэддокс! Ты должен взглянуть на это! Быстро шагая назад, Мэддокс ощутил новый укол страха. «Что на этот раз? – спрашивал себя он. – Что может быть хуже того, что я уже увидел?» Вновь оказавшись у мониторов, он приподнял бровь и выжидательно воззрился на Торина, давая понять, что тот должен поторопиться. Торин мотнул подбородком в сторону экрана. – Кажется, там еще четверо. Все мужчины… или амазонки. Раньше их не было. – Вот черт! – Мэддокс внимательно рассматривал четыре новых красных пятна. Они двигались на некотором расстоянии за маленьким пятном. «Да, это действительно хуже того, что я уже видел», – решил он. – Я разберусь с ними, – сказал он. – Со всеми. Мэддокс быстро и решительно зашагал по коридору. Добравшись до своей спальни, он кинулся прямиком в гардеробную, минуя кровать, которая составляла единственный предмет мебели в комнате. Раньше здесь стояли комод, зеркало и кресла, но он разнес их в щепки во время приступов страсти к насилию. Как-то раз он набрался глупости заполнить помещение декоративными водопадами, растениями, крестами и прочими предметами, призванными умиротворить и успокоить. Но ничего из этого не сработало и в считаные мгновения обратилось в пыль и обломки, когда демон взял над Мэддоксом верх. С тех пор он отдавал предпочтение, как это называл Парис, минималистичному дизайну. Единственной причиной, по которой он не избавился от кровати, было то, что Рейес должен был приковывать его к чему-то, когда наступала полночь, и металлическая кровать как нельзя лучше для этого подходила. Воины в огромных количествах закупали сменные матрацы, простыни, цепи и металлические изголовья и хранили их в соседней спальне, чтобы они всегда были под рукой. «Надо торопиться!» – думал Мэддокс. Он быстро натянул черную футболку, обулся и закрепил клинки на запястьях, поясе и голенях. Никаких пистолетов. Он и Насилие были согласны в одном – убивать врагов надо, когда они подходят близко, и делать это следует своими руками. Окажись кто-то из смертных, что бродят сейчас в лесу, охотниками или наживкой, они были обречены. Глава 2 Эшлин Дэрроу дрожала на пробирающем до костей ветру. Пряди светло-русых волос хлестали ее по лицу и глазам, и она трясущимися руками пыталась заправить их за уши, которые мучительно кололо от холода. Но видела она все равно мало. Ночь была темной, туманной и снежной. Лишь изредка отдельные серебряные лучики лунного света пробивались сквозь снежные кроны вековых деревьев. «Как природа, столь красивая, столь величественная, может так жестоко мучить человеческое тело?» – спросила себя девушка и вздохнула, отчего перед ее лицом образовалось облачко пара. «А ведь прямо сейчас, – подумала она, – я могла бы лететь в теплом самолете назад в Штаты». Но накануне Эшлин узнала нечто слишком удивительное, чтобы удержаться от искушения. Ее переполнила надежда, и несколько часов назад, воспользовавшись первой же возможностью выяснить, правда ли это, она, ни минуты не колеблясь, отправилась в путь. «Где-то среди этого необъятного леса, – думала девушка, – живут люди со странными способностями, которые никто не может объяснить». Что это за способности, Эшлин толком не знала. Ей было известно лишь, что она отчаянно нуждается в помощи и готова пойти на любой риск, лишь бы поговорить с этими могущественными людьми. Эшлин преследовали голоса, которые делали ее жизнь невыносимой. Где бы ни оказалась, она слышала все, что когда-либо произносилось в этом месте, независимо от того, когда это было – несколько минут или столетий назад. Язык, на котором изъяснялись собеседники, тоже не имел значения – она понимала любой. Некоторые называли это даром, а она – настоящим проклятием. Еще один ледяной порыв ветра налетел на Эшлин, и она прижалась к дереву, укрывшись за ним, как за щитом. Вчера, прибыв в Будапешт с несколькими коллегами из Всемирного института парапсихологии, она прогуливалась по центру города и услышала кое-что очень интересное. Голоса, звучавшие в ее голове, не удивляли девушку, пока до нее не начал доходить смысл слов невидимых незнакомцев: «Они могут поработить тебя одним лишь взглядом», «У одного из них есть крылья, и он летает на них в полнолуние», «Тот, что со шрамами, исчезает, когда захочет». Эти отрывочные, тихим шепотом сказанные фразы словно открыли какую-то дверь в ее разуме, и на девушку обрушился шквал разговоров разной степени давности. Голосов, которые хаотично накладывались друг на друга, было так много, что Эшлин согнулась пополам под гнетом этого груза, силясь отделить второстепенное от важного, когда слышала: «Они не стареют», «Они, наверное, ангелы», «У них даже жилище жуткое, словно из фильма ужасов, спрятано на вершине холма, в чаще наводненного тенями леса, в который, черт возьми, даже птицы не залетают», «Может, убьем их?», «Они чудотворцы и смогли облегчить мои страдания». «Столько людей из настоящего и прошлого верили и продолжают верить, что обитатели крепости на холме обладают сверхъестественными способностями, – думала Эшлин. – Может, эти «чудотворцы» сумеют облегчить и мои страдания?» Многие годы в самых разных уголках света она собирала слухи о вампирах, оборотнях, гоблинах и ведьмах, чудовищах и феях. Ей даже доводилось приводить исследователей из института к крыльцу многих из этих созданий, чтобы те убедились, что они на самом деле существуют. Собственно, именно в том и состояла цель существования института – находить сверхъестественных существ, наблюдать за ними и изучать их, выяснять, каким образом человечество может выиграть от такого соседства. И вот впервые в жизни дар Эшлин вывел ее на след необыкновенных людей, встреча с которыми может принести пользу ей самой. Обычно она сама наводила институт на новое место, но на этот раз вышло иначе. Будапешт не упоминался ни в одной из бесед, которые ей в последнее время довелось подслушать. И тем не менее ее послали сюда с заданием слушать все, что касается демонов. Эшлин не стала никого ни о чем спрашивать, ибо прекрасно знала, что ей ответят. Каким бы ни был вопрос, ответ всегда бывал один: «Информация засекречена». Выполняя задание, девушка узнала, что некоторые местные полагали, будто на холме живут демоны. Злые, жестокие. Большинство, однако, почитали этих существ ангелами. Они держались обособленно, подальше от людей. Впрочем, есть среди них и один, который любит бывать в городе и, по слухам, тащит в койку все живое женского пола; «инструктор по оргазму» – так величала его троица хихикающих девиц, которые провели с ним «единственную, не сравнимую ни с одной другой» ночь. Благодаря им уровень преступности в городе был низок, экономика – на высоте, а бездомные – сыты. Сама Эшлин полагала, что люди, за которыми числится столько добрых дел, не могут быть одержимы силами тьмы. Демоны злобные и не считаются с теми, кто их окружает. Но вне зависимости от того, были ли обитатели замка на холме ангелами, спустившимися на землю, или обычными людьми, наделенными сверхъестественными способностями, она молилась, чтобы они сумели помочь ей, так как никто другой не мог. Девушка надеялась, что они научат ее заглушать голоса или даже помогут ей совсем отделаться от своего дара. Одна мысль об этом опьяняла, и губы Эшлин медленно раздвинулись в улыбку, которая, впрочем, тут же спала с ее лица, поскольку еще один порыв ледяного ветра проник сквозь куртку и свитер и вгрызся в кожу. Она провела в лесу больше часа и промерзла до костей. Доковыляв до прогалины, девушка устремила взгляд к вершине холма. Прорвавшийся сквозь брешь в тучах свет озарил огромный угольного цвета замок. У его подножия клубился густой туман, маня девушку своими призрачными пальцами. «Место выглядит точь-в-точь как описывал голос, – про себя отметила Эшлин, – острые башенки и полный теней лес вокруг, словно оживший фильм ужасов». Однако это наблюдение не отпугнуло ее. «Я почти дошла», – подумала она счастливо и, нетвердо ступая, снова двинулась вверх по холму. Идти было трудно, ноги ломило от маневров между стелющимися по земле громадными ветвями и прыжков через вздымающиеся корни, но девушка старалась не обращать на это внимания. Через десять минут Эшлин все же (наверное, уже в тысячный раз) пришлось остановиться, так как ее ноги превратились в куски льда и отказались ей повиноваться. «Нет, – мысленно простонала девушка, – только не сейчас!» Растирая ноги, она посмотрела в просвет между кронами, туда, где возвышался замок, чтобы еще раз оценить расстояние. Ее глаза расширились, когда она поняла, что замок не приблизился ни на дюйм. На самом деле он даже, пожалуй, слегка отдалился. Эшлин в отчаянии тряхнула головой. «Черт возьми! – подумала она. – Что я должна сделать, чтобы добраться наверх? Отрастить крылья и полететь? Даже если у меня ничего не выйдет, я не жалею, что пришла сюда, – решила Эшлин. – Стоило, пожалуй, захватить с собой еду и воду, да и вообще, лучше было все спланировать, но я должна была попробовать». Как бы глупо это ни было, она просто не могла не попытаться. Эшлин пустилась бы в путь голой и босой, если бы понадобилось. Шанс на нормальную жизнь стоил любых жертв. Ей нравилось, что ее так называемый дар приносит людям пользу, но пытка, в которой ей приходилось жить, была слишком сурова. Несомненно, она способна и как-то иначе послужить людям. Если бы голоса хоть ненадолго замолчали, она смогла бы поразмыслить над этим и обязательно что-нибудь придумала бы. Дыхательные упражнения и медитации – единственное, что помогало ей хоть отчасти обрести душевный мир. Девушка еще раз энергично растерла ноги, благодаря чему кровообращение восстановилось и она вновь смогла идти. «Ök itt. Tudom ök, – услышала Эшлин, проходя мимо кривого, раскорячившегося дерева. – Они здесь, – тут же перевело ее сознание. – Я знаю это». Затем кто-то другой сказал: «А ты симпатичная штучка, да?» – Да, ты совершенно прав, спасибо, – вслух произнесла Эшлин, надеясь, что звук ее собственной речи перекроет все остальные. Не тут-то было. Девушка глубоко вдохнула и выдохнула. Она продолжала брести, а тем временем разговоры, которые велись в разное время, проносились у нее в голове, нагромождаясь один на другой. Большинство незнакомцев говорили по-венгерски, некоторые – по-английски, отчего ощущение хаоса становилось окончательным. «Да. Да! Трогай меня. Вот так, да, вот так». «Ba?rhol as e?n kardom? En nem tudom holvan». «Еще одно прикосновение его губ, и я забуду его. Все, что мне нужно, – еще одно прикосновение».