Какого черта? Чего ты боишься? Или опять начинается приступ вины? Нет, не вины. Тэд почти пожалел, что нет. На самом деле его кое-что напугало. Как будто ему было мало страхов на сегодняшний день. Сначала пришли полицейские с их непонятными обвинениями и еще более непонятной уверенностью. Потом этот странный призрачный щебет. Тэд так и не понял, что это было, хотя звук показался ему знакомым. После ужина это случилось опять. Тэд поднялся к себе в кабинет, чтобы поработать над «Золотым псом», его новой книгой. Но когда склонился над стопкой листов с текстом и начал вносить в записи небольшие исправления, его голова вновь наполнилась тем самым звуком. Тысячи птиц, и все чирикают и щебечут, и на этот раз вместе со звуком пришел образ. Воробьи. Огромная стая, тысячи и тысячи воробьев, рассевшихся на проводах и на крышах и дерущихся друг с другом за место, как это бывает ранней весной, когда последний мартовский снег еще лежит на земле грязными, зернистыми кучами. Сейчас еще голова разболится, подумал он в страхе, и голос, озвучивший эту мысль, голос испуганного мальчишки, переключил смутное ощущение чего-то знакомого на настоящее воспоминание. Ужас встал комом в горле и как будто сдавил виски обжигающе ледяными руками. Это опухоль? Она снова растет? А если она теперь недоброкачественная? Фантомный звук — голоса птиц — внезапно сделался громче, стал почти оглушительным. К нему прибавился сумрачный шелест трепещущих крыльев. Теперь Тэд увидел, как воробьи срываются с места, все разом; тысячи птиц, затемняющих белое весеннее небо. — Обратно на север, дружище, — услышал он собственный голос, низкий, гортанный. Совсем не его голос. А потом звук и картинка внезапно пропали. Год был 1988-й, а не 1960-й, и Тэд сидел у себя в кабинете. Взрослый мужчина с женой и двумя детьми — и с пишущей машинкой «Ремингтон». Он сделал глубокий вдох. Голова не болела. Ни тогда, ни теперь. Он хорошо себя чувствовал. И только… Только снова взглянув на стопку листов, он увидел, что кое-что там написал. Поперек линий аккуратного печатного текста, большими печатными буквами. «ВОРОБЬИ СНОВА ЛЕТАЮТ» — вот что он написал. И не ручкой «Скрипто», а одним из бероловских карандашей «Черный красавец». Хотя Тэд не помнил, чтобы менял ручку на карандаш. Он вообще больше не пользовался этими карандашами. Карандаши принадлежали другой эпохе… мертвой… темной эпохе. Он быстро вернул карандаш в банку, открыл ящик стола и убрал ее туда. Руки при этом слегка дрожали. Потом Лиз позвала его укладывать близнецов, и он пошел помогать. Он хотел рассказать ей о том, что случилось, но вдруг обнаружил, что пронзительный ужас — ужас, что детская опухоль снова растет и на этот раз может быть недоброкачественной, — запечатал ему рот. Наверное, он все равно рассказал бы… но потом позвонили в дверь, Лиз пошла открывать и произнесла совершенно неправильные слова совершенно неправильным тоном. Он вернулся! — крикнула Лиз с вполне понятным раздражением и страхом, и ужас выстудил все внутри, как порыв ледяного ветра. Ужас и одно слово: Старк. На один жуткий миг, пока реальность вновь не вступила в свои права, Тэд поверил, что она говорила о нем. О Джордже Старке. Воробьи снова летают, и Старк вернулся. Он был мертв, его похоронили во всеуслышание, его вообще никогда не существовало по-настоящему, но это было уже не важно. Настоящий или ненастоящий, он все равно вернулся. Прекрати, сказал он себе. Ты вообще-то не из боязливых, и даже если вокруг происходит что-то ненормальное, это еще не повод паниковать. Звук, который ты слышал — щебетание птиц, — это обычный психологический феномен под названием «инерция памяти». Обычно бывает при стрессе. Так что возьми себя в руки и не психуй. Но страх все равно не прошел до конца. Щебет птиц вызвал не только deja vu — ощущение, что ты уже переживал это раньше, — но и presque vu тоже. Presque vu: ощущение, будто ты переживаешь что-то такое, что еще не случилось, а случится в будущем. Не предчувствие, не предвидение, а смещенное, неуместное воспоминание. Неуместное дерьмо, ты хочешь сказать. Он держал руки перед собой и смотрел на них не отрываясь. Дрожь стала слабее, потом прекратилась совсем. Когда Тэд убедился, что не прижмет молнией розовую после купания кожицу Уэнди, он застегнул на ней комбинезон, отнес ее в гостиную, усадил в манеж к брату и вышел в прихожую, к Лиз и Алану Пэнгборну. Несмотря на то что Пэнгборн пришел один, сегодняшнее утро вполне могло повториться опять. Вполне подходящее время и место для очередного deja vu, подумал он, но это было совсем не смешно. Его все еще не отпустило то, другое ощущение… и чириканье воробьев. — Чем могу быть полезен, шериф? — спросил он без улыбки. Ага! А вот и еще одно маленькое отличие. Пэнгборн держал в руке упаковку пива из шести бутылок. Теперь он приподнял ее и сказал: — Я тут подумал, может, выпьем пивка и все обсудим. 3 Лиз и Пэнгборн пили пиво, а Тэд взял себе из холодильника пепси. За разговором они наблюдали, как близнецы играют друг с другом в манеже в их обычной, на удивление серьезной манере. — Вообще-то мне не следует тут находиться, — признался Алан. — Сидеть и пить пиво с человеком, которого теперь подозревают уже не в одном, а в двух убийствах. — В двух! — воскликнула Лиз. — Я сейчас расскажу. На самом деле я все расскажу. Не вижу смысла скрывать. Я уверен, что у вашего мужа есть железное алиби и на это второе убийство. Полицейские штата тоже в этом уверены. И они в полной растерянности. — Кто убит? — спросил Тэд. — Молодой человек по имени Фредерик Клоусон, в Вашингтоне. Пэнгборн заметил, как Лиз вздрогнула и даже пролила немного пива себе на руку. — Вижу, вам это имя знакомо, миссис Бомонт, — добавил он, не скрывая иронии. — Что происходит? — прошептала она. — Я совершенно не представляю себе, что происходит. У меня ум за разум заходит, когда я пытаюсь во всем разобраться. Я пришел не для того, чтобы вас арестовывать, мистер Бомонт, и не для того, чтобы вас обвинять, хотя будь я проклят, если понимаю, как кто-то еще, кроме вас, мог совершить эти два преступления. Я пришел, чтобы просить вас о помощи. — Называйте меня просто Тэд. Алан неловко заерзал в кресле. — Думаю, «мистер Бомонт» мне пока будет удобнее. Тэд кивнул: — Как вам угодно. Стало быть, Клоусон мертв. — Он задумчиво опустил взгляд, потом вновь посмотрел на Алана. — И мои отпечатки пальцев опять были повсюду на месте убийства? — Да… и не только отпечатки. В журнале «Пипл» недавно опубликовали статью о вас, верно, мистер Бомонт? — Две недели назад, — подтвердил Тэд. — Статью нашли в квартире Клоусона. Одна из страниц, по всей видимости, была использована как символ в убийстве, очень похожем на ритуальное. — Господи, — проговорила Лиз голосом одновременно испуганным и усталым. — Вы не хотите мне рассказать, кем он вам приходился? — спросил Алан. Тэд кивнул. — Не вижу причин, чтобы не рассказать. Вы сами читали статью, шериф? — Жена приносит журнал домой из супермаркета, но я, честно сказать, только просматриваю картинки. Но теперь я, конечно, прочту статью, как только будет возможность. — Вы не много потеряли… но эта статья появилась как раз из-за Фредерика Клоусона. Видите ли… Алан поднял руку. — До него мы еще дойдем. Для начала давайте вернемся к Гомеру Гамишу. Мы перепроверили данные по БДВС. Отпечатки пальцев в пикапе Гомера — и в квартире Клоусона, хотя таких четких, как на засохшей жвачке и на зеркале заднего вида, там не было, — полностью совпадают с вашими отпечатками. Это значит, что если вы этого не совершали, мы имеем двух разных людей с одинаковыми отпечатками пальцев. Есть все шансы попасть в «Книгу рекордов Гиннесса». Он посмотрел на Уильяма и Уэнди, пытавшихся играть в «ладушки» у себя в манеже. Игра получалась опасной для зрения, но малышам все равно было весело. — Они идентичные близнецы? — спросил Алан. — Нет, — ответила Лиз. — Они очень похожи, но это брат и сестра, а брат и сестра никогда не бывают идентичными близнецами, таких в народе еще называют двойняшками. Алан кивнул. — Но даже у близнецов отпечатки пальцев не совпадают. — Он мгновение помедлил, а потом добавил небрежным тоном, показавшимся Тэду насквозь фальшивым: — А у вас, мистер Бомонт, случайно, нет брата-близнеца? Тэд медленно покачал головой. — Нет, — ответил он. — У меня нет никаких братьев или сестер. Я был единственным ребенком. Родителей уже нет в живых. Уильям и Уэнди — мои единственные кровные родственники. — Он улыбнулся малышам и повернулся обратно к Пэнгборну. — У Лиз был выкидыш в тысяча девятьсот семьдесят четвертом. Они… эти первые дети… тоже, как я понимаю, были двойняшками, хотя тогда вряд ли было понятно… выкидыш произошел на втором месяце, на таком сроке это определить невозможно. Но даже если бы было возможно, кому и зачем захотелось бы это знать? Алан пожал плечами, немного смущенный. — Она была в торговом центре. В Бостоне. Кто-то ее толкнул. Она ехала на эскалаторе, упала вниз и очень сильно порезала руку… хорошо, полицейский из службы охраны быстро наложил жгут, иначе все могло бы закончиться очень плачевно… и она потеряла детей. — Об этом написано в той статье в «Пипл»? — спросил Алан. Лиз невесело улыбнулась и покачала головой.