Возможно, из-за пробитого легкого ему грозит смерть здесь, на гаражном полу, и об этом никто не узнает, пока владелец этой конуры не обнаружит тело. Ой-й… И тут раздался сигнал радиопереговорного устройства. Он услышал задыхающийся голос Каламити: – Центральное графство… Седьмой… можете говорить? Давай, ну давай. Логан оторвал голову на дюйм от пола. Гараж выглядел так, словно подвергся погрому: все было усыпано кусками шифера. Вдоль стен стояли штабеля картонных коробок, замотанных упаковочной лентой. Выше! Никак… Голова снова падает на пол. Здесь, между подшивками старых журналов «Нэйшенел Джеографик» и тем фондю, которое нам подарила тетушка Кристина и которым мы никогда не пользовались, покоятся останки Логана Балморала Макрея. Пропавший сын. Верный бойфренд. Донор спермы и отец двух маленьких монстров… Он, Логан Макрей, оставит после себя безутешную герлфренд, пушистого котенка по кличке Ктулху и громадный долг на кредитной карте. Переговорник снова засигналил: – Центральное графство… Седьмой. Серж? Вы в порядке? – Нет. Он с трудом повернулся на бок. Потом встал на колени. Нажал клавишу включения микрофона. – Где ты была? – Мы его взяли, серж. Лампи полным ходом несся к Нижнему берегу и мы появились точно перед ним. – Смех из динамика. – Вы должны были это видеть, он растянулся у нас на капоте: руки, ноги и упаковки эдамского сыра. Потянувшись, Логан сел прямо, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Прислонился к стене. – Приди и вытащи меня. За окном, серое и унылое, лишенное красок бесконечным дождем, проплывало побережье. «Дворники» с шипением и скрипом выписывали дугу по лобовому стеклу, завершая каждый проход сильным и звучным ударом. Воздуходувки работали на полную мощность, но все равно проигрывали сражение против уникального запаха Лампи Патрика. Прогоркшие лук и чеснок, несвежий сыр и еще что-то пронзительно едкое. – Ради бога… – Каламити опустила свое окно на дюйм, впустив в салон дорожный шум и шелест дождя. – Ты что, купался в септик-танке[13], Лампи? Воришка сидел, согнувшись на заднем сиденье, руки в наручниках за спиной; лицо под грязными прядями в зеркале заднего вида не разглядеть. Логан, отвернувшись, уставился в окно сбоку. Синевато-серые волны Северного моря долбили скалы грязно-коричневого цвета. Точнее, это залив. Мори-Ферт. Впрочем, какая разница. Каламити била дрожь. – Серж, а вы уверены, что мы сумеем поставить голубую и двойные[14]? – Делить замкнутое пространство с Лампи Патриком – разве это не чрезвычайная ситуация? Полиция Шотландии должна принять все меры. Ответом ему было обиженное сопение с заднего сиденья. – Я тут ни при чем. Это мои сальные железы. – Скажи еще, что у тебя аллергия на мыло и воду. Дождь усилился. Увеличилось и число скал вдоль берега. После поворота море осталось позади. Сзади снова донеслось сопение. – Я о магазинных кражах. У вас только одно на уме: «браслеты» на запястье, и что? Могу раскрыть кое-какие тонкости. И обещаю в будущем быть хорошим мальчиком. Небескорыстно, конечно. Каламити рассмеялась: – Ты нас разыгрываешь, мальчуган. За один только сегодняшний день успел всем глаза намозолить. Ох, Лампи, шерифу без тебя никак не изловить наркоманов, тырящих бекон и сыры в Банфе и Макдаффе. – А я и не тырил. Я был… Это… Я это нашел. Ну да, нашел. Я это нашел. – Ну разумеется, дружок. Логан вытянул ноги вперед, устраиваясь поудобнее. Внезапно левую лодыжку кольнуло так, словно в нее воткнули острый кусочек льда. Какой смысл строить гараж, если крыша такая хлипкая? – А ты знаешь, Лампи? – Каламити посмотрела сердитым взглядом в зеркало заднего вида. – Я вчера пыталась раздобыть копченый бекон с прослойками жира, но не нашла ни в «Теско», ни в «Корей». Ни одной упаковки! Ты и твои дружки-наркоманы здорово поживись, пользуясь пятипальцевой скидкой[15]. Еще больше осколков льда впилось в лодыжку, когда Логан повертел ею слева направо. Возможно, нужно было перетянуть ее ремнем и приложить пачку замороженного гороха. К тому времени, когда они доберутся до участка во Фрейзерборо, наверное, распухнет до размера дыни… – Как ты думаешь, серж? Четыре месяца? И выпустят через два за хорошее поведение? – снова подал голос Лампи. А им – писанина, необходимая для компенсации убытков владельцу гаража. – Ты сядешь прочно, малыш. – Каламити довольно улыбнулась. – Но ведь у этой медали есть и другая сторона: по крайней мере, сможешь регулярно принимать душ в тюрьме. Это перенесет тебя в мир добра: от тебя не будет вонять, как от дохлого барана. Машина въехала в Нью-Абердур, и Каламити сбавила скорость. Как только городишко остался позади, снова нажала на газ и еще немного опустила окно. – Не верится, что мы обречены на эти мучения в течение всего пути до Фрейзерборо. Чайник громыхал все время, пока не закипел. Противный запах цветной капусты, заполнивший столовую, был каким-то больничным. Само помещение – раза в четыре больше, чем в участке в Банфе, и здесь стояли два торговых автомата, а не один. Если б не запах, вполне уютно: венецианские окна, удобные диванчики, большой телевизор с плоским экраном, ряд пластиковых ведер для мусора… Достаточно места для устройства вечеринки с разумным числом приглашенных, если сдвинуть к стенам четыре столика. Торговый автомат номер два – тот, что выплевывал шоколад, – издавал слабое гудение, соперничая с бессмысленным бубнением, доносившимся из телевизора: «…сделка за наличные. Не проворонь. Скупой платит дважды. На блошином рынке…» Логан разыскал пульт и выключил ящик, убив этого крикливого идиота на полуслове. С чувством выполненного долга положил пульт на место. Тихо… Голос за его спиной спросил: – А что у вас с лицом? Не оборачиваясь, Логан ответил: – Просто задумался. Чайник наконец выключился. Логан положил пакетик в розовую, как небо на восходе, кружку с надписью «Самый главный в мире сержант». Налил кипятка. – Хочешь чаю? – Не могу. Обостренный апаллический синдром[16], если помните. – Да-а… помню. – Поболтал пакетиком, и вода в кружке стала коричневой. – А как ты думаешь, ты почувствуешь что-нибудь? Ну, когда тебя… Он почувствовал на своем плече ее теплую руку. – Когда они меня отключат? Логан взял ложку и прижал пакетик к стенке кружки, добавляя густоты. – Это тебе повредит? – Мне? Ты что, перепугался и хочешь свалить все на меня? Надо добавить молока. – Не заставляй меня… – Логан. – Пауза. Затем ее рука сжала его плечо. – Логан, посмотри на меня. Он шумно выдохнул. Поставил бутылку с пастеризованным молоком обратно на стол. Повернулся к ней. Ее волосы казались пурпурными в свете люминесцентных ламп. Рукава футболки, украшенной черепом с перекрещенными костями, не закрывали татуировок: черепа и сердца на заостренных зубцах, между ними водовороты. Но чернила были не яркими – скорее выцветшими, как многократная копия сделанного однажды рисунка. В ноздре – золотое кольцо, вдоль ушной раковины – мелкие полудрагоценные камни. Она улыбнулась ему, и маленький шарик из нержавеющей стали на нижней губе опустился в ямку на подбородке. – Я не собираюсь ничего чувствовать, ты понял? – Саманта, обхватив руками его плечи, приникла к нему. – Я умерла пять лет назад. А сейчас я вроде как во вспомогательной команде. – Так вот почему я не… Я ведь и вправду ничего не чувствую?