Очевидец заверял, что оба консула, Камбасерес и Лебран, узнали эти новости, только когда шесть господ, о которых я веду речь, вернулись в гостиную. Было четыре часа утра. Фуше уехал первым. И вот что предпринял с поистине адской и скрытой от посторонних глаз предприимчивостью этот тайный гений – глубокий, неординарный, мало кем понятый, но талантами не уступавший Филиппу II[74], Тиберию и Борджиа. В деле с высадкой англичан на остров Валхерн он показал себя искусным военачальником, тонким политиком и предусмотрительным администратором. Он был у Наполеона единственным толковым министром, и всем вам известно, как он в то время напугал императора. Фуше, Массена и князь – величайшие деятели своего времени, самые светлые умы в том, что касается дипломатии, военного дела и управления страной из всех, что я знаю. Если бы Наполеон чистосердечно приобщил их к своим замыслам, сейчас бы не существовало Европы – была бы одна обширная Французская империя. Фуше отошел от Наполеона, лишь когда увидел, как отстраняют от дел Сийеса и Талейрана. За три дня Фуше, умудрившись скрыть ото всех руку, разворошившую золу в этом очаге, организовал всеобщее смятение, довлевшее над Францией и пробудившее республиканские настроения 1793 года. Поскольку необходимо прояснить этот запутанный момент нашей истории, расскажу вам, что эта агитация была им же и создана (благо все нити монтаньярского движения Фуше до сих пор держал в своих руках); она же породила республиканские заговоры, едва не стоившие первому консулу жизни, когда он вернулся после победы при Маренго. Сознание того, что это он – причина этих бед, дало ему силу указать Бонапарту (вопреки противоположному мнению, которого тот придерживался) на тот факт, что в этих заговорах замешаны скорее республиканцы, нежели роялисты. Фуше прекрасно знал людскую натуру. Он рассчитывал на Сийеса по причине его обманутых амбиций; на г-на де Талейрана – потому что тот был истинным аристократом; на Карно – из-за его исключительной честности. Однако Фуше опасался нашего сегодняшнего гостя, и вот как он его обезоружил. В те времена Мален был всего лишь Маленом, состоявшим в переписке с Людовиком XVIII. Министр полиции заставил его сочинить прокламации революционного правительства, его акты, постановления, указ об объявлении вне закона участников переворота 18 брюмера. Более того, этому соучастнику поневоле пришлось самому обращаться в типографию и печатать необходимое количество экземпляров, а потом держать все эти тюки наготове у себя дома. Владельца типографии арестовали как заговорщика, поскольку для этих целей был предусмотрительно избран бывший революционер; полиция отпустила его только через пару месяцев. Этот человек умер в 1816 году в полной уверенности, что участвовал в заговоре монтаньяров. Одним из наиболее замечательных эпизодов, разыгранных полицией Фуше, является, безусловно, тот, в котором богатейший банкир того времени узнаёт с первой почтой, что битва при Маренго проиграна. Удача улыбнулась Наполеону, если вы помните, только к семи вечера. В полдень посланник этого короля финансов, побывав на поле битвы, решил, что французская армия разгромлена, о чем и сообщил в своей депеше. Министр полиции рассылает всюду расклейщиков афиш и уличных крикунов, а один из его приближенных привозит целую телегу печатных прокламаций, и вдруг вечерняя почта в страшной спешке сообщает о триумфе – вся Франция буквально сходит с ума от радости. Разумеется, многие биржевые игроки понесли потери, и немалые. Пришлось снова созвать расклейщиков афиш и глашатаев, собравшихся было объявить Бонапарта вне закона и сообщить о его политической смерти, и попридержать их до тех пор, пока не выйдут из печати прокламации и плакаты, превозносящие победу первого консула. Мален, на которого могла пасть ответственность за заговор, так испугался, что погрузил свои тюки на повозки и ночью вывез их в Гондревилль, где и упрятал эти страшные бумаги в подвале шато, купленного им при посредстве некоего господина… он еще назначил его председателем имперского суда… как же его звали? Ах да! Марьон! Управившись с этим, Мален возвратился в Париж – как раз вовремя, чтобы поздравить первого консула. Наполеон, как вы знаете, после сражения при Маренго с поразительной быстротой приехал из Италии во Францию. И ни для кого из тех, кто доподлинно знает подноготную тех событий, не секрет, что его вызвал Люсьен. Министр внутренних дел опасался какой-то выходки со стороны монтаньяров и, не зная точно, откуда дует ветер, грозу все же предугадал. Заподозрить трех министров ему и в голову не пришло; общественные волнения он приписал ненависти, которую породил переворот 18 брюмера, и той стойкой уверенности, с которой бывшие деятели 1793 года ожидали провала итальянской кампании Наполеона. Крики «Смерть тирану!» в Сен-Клу до сих пор звучали у Люсьена в ушах. Битва при Маренго удерживала Наполеона на полях Ломбардии до 25 июня; во Францию он прибыл 2 июля. Только представьте, с какими лицами наши пять заговорщиков поздравляли первого консула с победой в его резиденции в Тюильри! В той же самой гостиной Фуше сказал трибуну – Мален, которого вы видели сегодня вечером, непродолжительное время был и трибуном – подождать еще немного, поскольку еще не все кончено. По мнению господ де Талейрана и Фуше, Бонапарт был недостаточно «привержен делу Революции» в сравнении с ними, и они решили эту связь упрочить, ради собственной безопасности, посредством дела герцога Энгиенского. Все нити заговора, целью которого была смерть герцога, ведут к дому министра иностранных дел, и случилось это во время итальянского похода. Конечно, в наши дни любому, кто общается с людьми хорошо осведомленными, ясно, что Бонапарта обвели вокруг пальца, как дитя, всё те же г-н де Талейран и Фуше, желая рассорить его с домом Бурбонов, чьи посланцы в тот период пытались сблизиться с первым консулом. – Талейран однажды играл в вист в салоне г-жи де Люин, – вставил кто-то из присутствующих. – И вот в три утра он вынимает из кармашка часы, прерывает роббер и спрашивает внезапно, без всякого перехода, у трех своих партнеров, есть ли у принца Конде дети помимо г-на герцога Энгиенского. Столь несуразный вопрос, особенно из уст г-на де Талейрана, вызвал огромное изумление. «Почему вы спрашиваете о том, что и так вам прекрасно известно?» – поинтересовались у него. «Чтобы сообщить вам, что в этот момент дому Конде приходит конец». Хотя г-н де Талейран находился в особняке де Люинов с начала вечера, он знал наверняка, что Бонапарт не сможет помиловать герцога. – Но я так и не понял, – сказал Растиньяк, обращаясь к де Марсе, – при чем тут г-жа де Сен-Синь? – Ах, друг мой, я забыл, что вы тогда еще были очень юны, и не закончил свой рассказ. Но вы наверняка наслышаны о похищении графа де Гондревилля, которое повлекло за собой гибель близнецов де Симёз и старшего дʼОтсера, тогда как младший, женившись на мадемуазель де Сен-Синь, стал сначала графом, а потом и маркизом де Сен-Синь. И де Марсе по просьбе многих, кто не был знаком с подробностями этого дела, рассказал, как все было, уточнив, что роль похитителей исполнили головорезы из имперской полиции, которым поручено было уничтожить тюки – те самые, привезенные сенатором, уверовавшим в будущность Империи, в Гондревилль, чтобы их там сжечь. – Подозреваю, что заодно Фуше приказал поискать доказательства тайных сношений Малена с Людовиком XVIII, которые не прекращались даже в эпоху Террора. Но есть в этом жутком деле немаловажная деталь – личный интерес одного из главных действующих лиц. Этот человек жив и поныне. Он из разряда тех подчиненных, которые становятся незаменимыми и обращают на себя внимание вышестоящих благодаря своей изобретательности и коварству. Похоже, мадемуазель де Сен-Синь дурно обошлась с ним, когда он явился, чтобы арестовать де Симёзов. Что ж, мадам, теперь вы знаете разгадку этой тайны. Вы сможете все объяснить маркизе де Сен-Синь, и она наконец поймет, почему Людовик XVIII ни словом не обмолвился об этом деле. Париж, январь 1841 г. * * * notes Примечания 1 «Вот солнце Аустерлица!» – воскликнул Наполеон, обращаясь к своим офицерам 26 августа 1812 года перед Бородинским сражением. Этой фразой он хотел напомнить о победе, одержанной им под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.) 2 Рон-пуэн (фр. rond-point) – лужайка или клумба, обычно круглой либо овальной формы, разбитая на месте пересечения аллей. 3 Лафатер Иоганн Каспар (1741–1801) – швейцарский поэт и богослов, автор «Физиогномических фрагментов», в которых выдвинут ряд ненаучных положений о соответствии черт лица характеру человека. (Примеч. ред.) 4 Галль Франц Иосиф (1758–1828) – австрийский анатом, пытавшийся на основании формы черепа делать заключения о душевных свойствах и мыслительных способностях человека. (Примеч. ред.) 5 Шато (фр. chateau) – принятое во Франции название роскошного загородного дома, принадлежащего аристократическому семейству, часто с парком и винодельческим хозяйством. 6 Мансар Франсуа (1598–1666) – архитектор, зачинатель классицизма во Франции. (Примеч. ред.) 7 Старинная французская единица измерения площади, составлявшая порядка 3 424,6 м². 8 Фьеф (фр. fief) – ленное поместье. 9 Т.е. сторонник Бургундского дома. 10