— Но монахи задержались, — добавил он, прежде чем войти первым. Я вошла и спросила: — Как тебя зовут? — Зои. А тебя? — ее тон по-прежнему был резким и отрывистым, не как у вежливого хозяина, а как у сомневающегося, доверять ли нам. — Аня. Она склонила голову в быстром кивке, ее взгляд снова остановился на Доммиэле. — Следуйте за мной. Она двинулась вперед, ее ботинки гулко стучали по кафельному полу. Темное место казалось пустым, но снова я вслушивалась в биение множества сердец людей, живущих здесь. Доммиэль был рядом, но я снова и снова замечала его пустое выражение лица, поджатые губы и хмурый взгляд. — Тебе больно ходить по некогда священному месту? — спросила я. Потому что некоторые правила остались нетронутыми с начала войны. Демоны не могли ходить по священной земле даже при Апокалипсисе. Но обереги, которые когда-то защищали это место, со временем испарились. Он глянул в мою сторону, затем пошел следом за Зои. — Не совсем. Оно давит на меня, но не слишком сильно. Необычно. Зои провела нас через комнату с темными деревянными книжными шкафами. Раньше это была очень старая библиотека, очевидно, что теперь это использовалось как что-то вроде штаб-квартиры для этих «Двенадцатых». Голоса приближались, когда она вела нас по коридору, мерцание свечей лилось из открытых дверей. В одной комнате трое детей сидели на матрасе и играли в карты при свете фонаря. В другой комнате женщина чистила оружие, ее глаза сузились, когда мы проходили мимо. Она быстро положила пистолет, вскочила на ноги и встала в коридоре, наблюдая, как мы следуем за Зои. Мы ушли в противоположном направлении. В другой комнате было темно, но внутри спали люди, их сердцебиение было спокойным барабанным боем. Мы завернули за угол и оказались в конце длинного коридора, где, казалось, никого не было. Зои открыла дверь и придержала ее, чтобы мы могли войти. В комнате было пусто. Матрас на полу, такой же, как у детей, голый письменный стол с лампой на нем, потрепанное, но мягкое кресло с откидной спинкой и маленькое окошко, слишком высокое, чтобы смотреть из него стоя. И все же в комнату лился лунный свет. — Оставайтесь в этой комнате, пока я не приду за вами, — не сказав больше ни слова, она закрыла дверь и заперла нас внутри. Сбитая с толку, я посмотрела на Доммиэля. — Мы можем переместиться за пределы этой комнаты. Она, конечно, об этом знает. Кивнув, он положил здоровую руку на бедро и стал осматривать комнату: — Она знает. — Тогда зачем нас запирать? Он устроился в кресле с откидной спинкой, отбросив свою сумку в сторону, и вытащил что-то из-под куртки: — Это проверка. — Но почему? Вынув сигарету из металлического портсигара, он нашел зажигалку и щелкнул ей. Зажав сигарету между губами и с шипением затянувшись, он закурил, и кончик ее засветился ярко-красным. Не человеческая сигарета, а сера. Я видела, как другие курили их раньше. — Она знает, что мы можем просеиваться и покинуть это место. Или атаковать, если таково было наше намерение. Она проверяет нас, чтобы узнать, сделаем ли мы то, о чем она просит. Думаю, если мы это сделаем, то встретимся с Марко. — Он глубоко затянулся сигаретой, откинувшись на спинку кресла, как король, расставив ноги и положив механическую руку на подлокотник кресла, его недобрый взгляд был все еще темно-рубиновым. — Присаживайся и расслабься, ангел. Думаю, мы можем пробыть здесь какое-то время. Мой пульс забился быстрее. Я не была уверена, почему. Неужели я заперта в маленькой комнатке с Доммиэлем? Или то, как он смотрел на меня сейчас? Также, как в Венеции, когда он загнал меня в угол в той нише, его сильное тело прижалось к моему, его губы опустились на мои и украли то чувство самосохранения, которое у меня было. — Что случилось, детка? — он наклонил голову на следующей затяжке, прежде чем медленно выдохнуть струю дыма. — Я заставляю тебя нервничать? Я не ответила, но вместо этого села на матрас, расправив крылья и прижавшись к стене, чтобы хорошо видеть окно и Луну, выглядывающую из-за тонких облаков. — Ты когда-нибудь пробовала Бримстоун? — спросил он. Глядя на небо цвета индиго, я чуть не рассмеялась. — Конечно, нет. Я ангел. — О, Аня. Когда ты уже поймешь, что все эти границы теперь размыты? Разве ты не видела этих ангелов в Венеции? Как они тусовались с демонами и наслаждались плотскими удовольствиями, как низшие существа? Как мы, демоны. Я не пропустила циничный смысл его слов, когда он сделал еще одну глубокую затяжку серы, запах дымно-сладкого, как обугленный мед, заполнил наше маленькое пространство. Случайно взглянув на него, я пожалела об этом. То, как он смотрел на меня сейчас, было тревожно. Как будто он знал все мои секреты. Как будто он знал, что я наслаждалась его губами на моей коже, его телом, прижатым к моему, и хотела, чтобы он сделал это снова. Делая больше. — Видела, — призналась я. — Это не значит, что я одна из них. — Нет. Ты никогда не станешь одной из этих ангелов, — сказал он решительно. — Ты особенная, Аня. Мое имя на его губах сделало что-то внутри меня, что-то нежеланное и желанное одновременно. Я не могла не смотреть, как медленно поднимаются его пальцы, крепко зажимающие сигарету, прижимая ее к губам — губам, которые были намного мягче, чем казались — скользили по моей коже, посылая самое незабываемое удовольствие, пробегающее по моему телу. — Как так? Его проницательное, задумчивое наблюдение ускорило мой пульс, взволновало мои нервы. Это было так не похоже на его прежние кавалерские манеры. Я не могла отвести от него глаз. — Ты воин, но сражаешься не за армию. Ты заботишься о людях, проявляешь сострадание, даже когда это безнадежно. Ты действуешь как личность, а не следуешь за бессмысленной Ордой небесных воинств в бой. Так непохожа на ангелов. Ты другая. Независимая, но все еще «замужем» за кодексом добра и всем эти дерьмом. — Это не чушь. Есть добро, и есть зло. Он хмыкнул. — И никакого серого между нами? Вместо того чтобы ответить на вопрос, который бросал вызов всему, во что я когда-либо верила, из страха, что мне не понравиться, куда приведет нас этот разговор, я направила его в другое русло. — И что это тебе дает? — Что? Это? — он стряхнул немного серы. — Это обостряет мои чувства, возвращает меня в гармонию с моим демоном, — он поднял ее, предлагая. — Хочешь попробовать? — Нет, — я боялась того, чего не понимала. О том, как он смотрел на меня. О себе. А что, если сера обострит чувства укусившего меня демона? Упаду ли я еще ниже? Стану ли я более злой или доброй? А что, если он усилит темноту, которая уже была там, ожидая, чтобы ее осветили изнутри? — Тебе нужно немного поспать, — сказал он это как приказ, а не как предложение. — Нет. Я в порядке. — Этот мир изматывает тебя. Я вижу это по твоим глазам. Доверься мне. Тебе нужно поспать. И я не думаю, что они придут за нами в ближайшее время. — Он был прав. В Элизиуме я никогда не спала. Меня подпитывал воздух вокруг. Но здесь тяжесть этого мира давила все сильнее и тяжелее с каждым днем. Без дальнейших комментариев я улеглась на матрас, позволив своим крыльям свободно упасть позади меня. Доммиэль пристально наблюдал за происходящим. Выражение его лица сменилось чем-то ностальгическим. Я разглядывала его широкие плечи, представляя, как бы он выглядел в образе ангела. До падения. — Какого цвета были твои крылья раньше? Его глаза вернулись к темно-коричневому, почти темному оттенку, убрав рубиново-красный цвет. — А как ты думаешь? — Черный, — ответила я, повинуясь внезапному импульсу. Едва заметная улыбка тронула уголки его рта. Прежде чем я успела подумать, я добавила: — Самый темный ониксовый черный. Такой богатый, что, когда они сияли, умоляли коснуться их пальцами. Он замер, его рука с сигаретой лежала на бедре, шлейф золотисто-серого дыма подминался, как будто кобра из клетки. Он не произнес ни слова, просто уставился на меня. — Как у твоего фамильяра, ворона. Его рот расплылся в широкой улыбке, заставив мой пульс снова забиться сильнее. — Ты заметила Пака? — он сделал еще одну затяжку и выпустил еще одну струю дыма. И снова меня потянуло к его губам. Опасная штука. — Конечно ты его заметила. Ты ничего не пропускаешь. — И ты тоже. — Ты все правильно поняла, детка. — Он выдержал мой взгляд, поймав меня в свой тлеющий взгляд, который послал мурашки по моей коже. — Ты назвал своего ворона в честь шекспировского персонажа? — такой странный демон, который имеет интерес к Елизаветинскому барду. Также как и я. — Рифмуется с моим любимым словом, — ухмыльнувшись, сказал он. — И ему нравится попадать в неприятности. — Как и его хозяину. Он долго тянул сигарету, огненно-красный кончик которой освещал комнату, прежде чем выдохнуть струю пьянящего дыма, бросил окурок и наступил на него каблуком ботинка. — Иди спать, Аня, — приказал он еще раз, более мягко. И я хотела повиноваться ему. Странное принуждение, ведь я всегда подчиняюсь только приказам своих ангелов-начальников. И все же я была здесь, попав под какое-то странное заклинание бывшего верховного демона Нового Орлеана, теперь изгнанника с мотивами, чтобы помочь нашей стороне, которые я еще не разгадала. Хотя он и присоединился ко мне в этом походе только ради дракулсов, я знала, что он не взялся бы за эту работу, если бы не было другой причины.