– Именно так! Эти отставные военачальники присматривают за малолетними царскими детьми. Я мельком увидел класс, в котором два десятка девочек и мальчиков занимались письмом. – Неужели у фараона столько отпрысков? – Вовсе не так. Эту школу посещают и дети из благородных семей. А еще некоторые наследники иноземных властителей. Фараон решает, кого принять в Кап. – Сколько у него жен? Мой вопрос смутил ее. По лицу пробежала судорога. Взгляд остановился. – Не знаю точно. Двадцать, тридцать. – Ты с ними не встречаешься? – Вижу их на празднествах. Некоторые очень красивы. Особенно нубийская царевна. У каждой из них своя вооруженная охрана, свои компаньонки, своя упряжка, свои слуги. Я быстро утомляюсь в этой толпе. С тех пор как отошла в лучший мир моя мать, Великая Супруга, я больше там не живу и не люблю туда возвращаться. Фараон сделал мне роскошный подарок, отвел отдельный павильон. – Когда Великая Супруга умерла? – Мне было двенадцать лет. После этого фараон отселил нас, меня и Сузера, каждого в отдельный флигель. Она вздрогнула и умолкла. Я пробудил в ней острые воспоминания, возможно, то время, когда она после смерти матери сделалась любовницей отца. Мы продолжили путь молча и, не сговариваясь, подошли к Дому жен. Гарем представлял собой дворец внутри дворца. Вереница его построек соединялась веселыми двориками, напоенными запахом цветов. По коридорам и проходам сновали представители обоего пола, поскольку прислуга оставалась мужской. Группа прислужников с интендантом во главе пересекла галерею перед нами: в отличие от евнухов, знакомых мне по гарему в Бавеле, эти не были оскоплены. Что до множества жен и фавориток, они беспечно разгуливали, увешанные дорогими украшениями. Я заметил и полногрудую нубийскую царевну, о которой говорила Неферу: гордая посадка головы, грациозное черное тело с золотым отливом. Сравнивая этих красоток с Неферу, я лучше понял то легкое беспокойство, которое испытывал, глядя на нее: дочери фараона не хватало вкуса. Она наряжалась согласно принятым нормам обольщения, тем более что располагала необходимыми средствами, но какие-то штрихи выдавали небрежность: подводка глаз была непомерной, перламутровая пудра удлиняла нос, отягченные жемчугом платья были испорчены лишними складками, объемные парики наподобие лошадиной гривы были несоразмерны ее личику. Несмотря на юный возраст, высокое положение и отвагу, в Неферу проглядывала девочка, которая наспех переоделась в женское платье. Меня трогала безвкусица ее облика. Мы уединились под сенью розария, в тихом уголке, защищавшем нас от безжалостного полуденного зноя. Над гроздьями цветов вились голуби. Я снова стал допытываться у Неферу: – Как ты думаешь, почему фараон до сих пор не подыскал тебе мужа? Она повернулась ко мне и проговорила голосом, каким произносят очевидные вещи: – Потому что он бережет меня для себя. Придет день, когда я стану его женой. Сбитый с толку сложностями в укладе царской семьи, я снова обратился к своему расследованию. Итак, Дерек не скрывался под личиной фараона. Наблюдая за Мери-Узер-Ра, я увидел заурядного человека, повторявшего расхожие суждения, лишенные какой бы то ни было новизны: суть его беседы составляли щедрые россыпи общих мест. В его речах могло прозвучать что-то дельное, подсказанное советниками, посланниками или писцами, имевшими к его мозгам прямой доступ. Не фараон создал систему, позволявшую ему царствовать, а система создала его. Даже если он воображал, что принимает решение, он просто уступал нажиму тех или иных рычагов. Как и его предшественники, он блюл единство двух царств, Нижнего Египта и Верхнего Египта, обеспечивал безопасность торговых путей, время от времени ходил войной на сопредельные страны, дабы приумножить число невольников для грандиозных строительных работ, а когда удавалось уклониться от боя, он брал в жены местную царевну. Строительное буйство также входило в круг его обязанностей; коль скоро ему предстояло высечь свое имя в камне, Мери-Узер-Ра вкладывал свои богатства в возведение усыпальницы – пирамиды, которая призвана долгие тысячелетия свидетельствовать о величии фараона. Что из распоряжений и запретов фараона исходило действительно от него? Спесь удерживала его от этого вопроса. Он не отдавал себе отчета в том, что опутан множеством условностей, и считал себя исключительным, независимым властителем. Блаженная человеческая природа: самовлюбленное упоение затуманивает реальность. Дабы человек полагал себя сильным, будучи лишь наемником силы, находчивый ум изобрел нарциссизм, затемняющий очевидность, и манию величия, маскирующую подчиненность. Но кто же обладает истинной властью за спиной Мери-Узер-Ра? Мои исследования привели меня к трем именам: прежде всего визирь Ипи, теневой министр фараона, его мозговой центр; затем Имхотеп, первый богач страны и Хранитель Тайн, возглавлявший строительство Дома Вечности; и наконец, находящийся в Фивах наместник Дуамутеф (некоторые видели в нем вечного соперника Мери-Узер-Ра). Я сразу отбросил гипотезу о визире. Однажды мне довелось сопровождать Неферу во время праздника по случаю приема арабских посланников, и я успел разглядеть Ипи. Высокий, сухопарый, холодный и желчный, он не имел ни малейшего сходства с Дереком. Но я весь вечер поглядывал в его сторону, дабы понять, как эта желтолицая жердь взгромоздилась на вершину государства. Говорили, будто он ненавидит показываться на публике, что придавало ему ореол скромности, однако он просто питал к людям отвращение. Его быстрый ум улавливал с нескольких слов мысль собеседника, в глазах появлялась скука, а его рот договаривал их фразы быстрее. Он считал себя умнее всех, и, к несчастью, это было истинной правдой. Но он этому не радовался, а злился. Без зазрения совести он во имя Египта и себя самого эксплуатировал целую армию чиновников, писцов и уполномоченных представителей, неустанно улещивая фараона. Заботясь о своем будущем, он поддерживал тесную дружбу с царевичем Сузером, который рано или поздно унаследует трон, и не забывал осыпать подарками царевну Неферу. Итак, мне надо было сосредоточиться на Имхотепе, Хранителе Тайн. Однако тот никогда не показывался и безвылазно сидел в Доме Вечности, за пределами Мемфиса, в часе пешего хода от столицы. Как его увидеть? Отъезд всего двора предоставил мне такую возможность. Неферу отправилась вместе с отцом, братом, фаворитками, прочими женами, целым роем прислуги, ремесленников, охранников и надсмотрщиков на побережье Великой воды[33], где фараон рыбачил и охотился. Компаньонка Птахмерефитес шепнула мне, что во время таких выездов фараон весьма часто наведывается к дочери, и та не хочет рисковать, беря меня с собой. Неожиданная передышка была мне на руку. Я изрядно устал от переменчивого нрава Неферу, а мое расследование личности Имхотепа топталось на месте. Признаться ли? Мое ремесло любовника по найму пробудило во мне чувственность выше всякого предела. Я постоянно испытывал чувственный голод. Неферу принудила меня к целомудрию; но воздержание было мне не по силам, и я сделался постоянным партнером кругленькой и мягонькой Фефи, восхитительной во власти моих рук и губ. «Этот шалун уж слишком шаловлив!» – ненасытно шептала она, когда я приходил к ней после полудня. Она не знала, что Неферу не требует от меня плотских услуг и понимала мою мужскую силу как доказательство своей прелести, получая оттого еще большее удовольствие. Ее умение быть счастливой определенно добавляло ей очарования. Она всегда была весела, смеялась во весь рот и отдавалась вся без остатка. Двор покидал мемфисский дворец, и я обрадовался, что займусь своим расследованием; но Фефи не скрывала грусти, и мне пришлось соврать, объяснив свою отлучку тем, что мне велено сопровождать Неферу. Я разомкнул свои объятия; глаза Фефи были на мокром месте, и она вздохнула: – Когда он увидит меня снова, я буду совсем другой. Мог ли я представить, насколько она была права? * * * Дом Вечности оказался целым городом. Он располагался к западу от Мемфиса на плоской возвышенности и потому не подвергался разливам Нила; на его территории был источник, необходимый для бесчисленных омовений в процессе обработки останков. Он состоял из множества построек, включавших десяток мастерских, два храма, жилища для работников, жрецов и прислуги, а также таверны, бордель и рынок, куда дважды в неделю крестьяне из ближних деревень доставляли свой товар. Я подошел к Дому Вечности после долгого изнурительного перехода под палящим солнцем, и поначалу мне сделалось не по себе от тяжелого гнилостного запаха, отдававшего мочой. При посредничестве Пакена я добился встречи с важнейшей персоной Дома. Разумеется, речь шла не об Имхотепе, недоступном простым смертным Хранителе Тайн, и не о его правой руке, неведомом хранителе Божественной печати, неукоснительно исполнявшем его распоряжения, но о Мастере Найма. Этот тип с мертвенно-бледным лицом, обмякшими мускулами и отвисшим до ляжек животом принялся разглядывать меня с головы до ног. – С какой стати? Как я ни старался прикинуться заурядным парнем, я отличался от работяг, которые горбатились в этих стенах. – С какой стати ты решил здесь работать? Хоть наш труд безраздельно посвящен вечности и богам, никто не хочет вкалывать дни напролет в окружении трупов. От чего ты бежишь? – Ни от чего… – От чего ты скрываешься? Какое тяжкое преступление заставило тебя искать убежища среди нас? Ты не из числа известных воров и убийц. Если хочешь, чтоб я тебя взял, изволь признаться, что тебя заставило прийти сюда. – Обет. Я умоляю Осириса принять моего отца в загробный мир. Отец не всегда поступал безупречно, и теперь, когда он при смерти, меня страшит суд. Я посоветовался со жрицами Исиды, и одна из них подсказала мне, как можно повлиять на решение Осириса в момент взвешивания сердца: либо совершить паломничество, либо посвятить себя его культу. И я решил уделить немного своего времени и сил Дому Вечности. Таким образом я обрету божью милость, и мой отец попадет в Дуат. Поможешь ли ты мне исполнить мой обет? Мое объяснение показалось ему правдоподобным. Однако враждебность его не уменьшилась. – Я не смогу обучить тебя ремеслу за несколько дней. Каков срок твоего испытания? – Двенадцать лун… Он был приятно удивлен и смягчился. – А что умеешь делать? – Писать, читать, считать, резать, разделывать, иссекать, сортировать травы, растирать их, смешивать, делать отвары, мази, помады… – Довольно, – проворчал он. – Хватит бахвалиться! Твое намерение похвально, но ври, да не завирайся. Какой я идиот! Зачем было открывать ему все свои умения, в том числе и навыки целителя? К счастью, Мастер Найма мне не поверил. – Ты у меня будешь принимать родственников, – решил он. – Выглядишь ты пристойно и внушаешь доверие. – Спасибо. – Ты получишь все необходимое: жилье, пищу и воду для мытья. Согласен? Я кивнул. Мне было не важно, на какие работы меня поставят: я попал в штат Дома Вечности, значит рано или поздно увижу Хранителя Тайн. Мое обучение началось немедленно. Мастер Найма представил меня Кведу, парню лет двадцати пяти, обходительному типу с правильными чертами лица, из тех, кого приятно встретить в своем кругу, с кем беседа катится ровно, без досадных сбоев. Он проявлял особую уравновешенность, излучал утешительную обыденность. Ни капли горечи или резкости. Его приветливая улыбка обнадеживала. Удивляло лишь одно: его запах. Теплый древесный аромат ладана, с ноткой ванили, был уместен, однако Квед был им пропитан столь щедро, что, когда я к нему подошел, у меня перехватило дыхание. Квед поприветствовал меня и подтвердил мнение мастера: – Да, он и правда внушает доверие. Эти дважды повторенные слова должны были меня насторожить, что уберегло бы меня от ошибок и неудач; но в ту минуту я не обратил на них внимания. Квед обитал в просторном зале главного здания, сюда через бронзовые ворота входили посетители. По высоким стенам зала тянулись яркие фрески, повествовавшие об этапах путешествия в загробный мир. У меня сложилось впечатление, что Квед продает туры в компании бога Ра на солнечной барке, прекрасное путешествие, которое начинается глухой ночью и победно завершается в золотом сиянии дня. Чтобы освоить азы профессии, я наблюдал за Кведом три дня. Когда рыдающие родственники входили к нему, Квед любезно встречал их и угощал легкой закуской. Он слушал, что вдова, дети, отец, мать и все близкие говорили об умершем. Выражая глубокое сочувствие, он кивал, изумленно округлял глаза, скорбно сжимал губы. Когда первый шквал эмоций утихал, Квед напоминал, что усопший начинает свой путь в Дуат, что он, без всякого сомнения, будет вкушать вечное счастье на полях Иалу, обретет там и мир, и покой, найдет себе привычные занятия, однако он должен причалить к тем берегам, сохранив организм в целости, а гарантией того является лишь безупречная мумификация. Для покойного нет большей опасности, чем исчезновение его тела. – Здесь мы ручаемся, что ни одна часть не пропадет. Когда тело разлагается, ноги и руки порой могут отделяться. Мы их восстанавливаем, мумифицируем, соединяем со скелетом. Никакого жульничества, ведь некоторые нагло заменяют их подделкой из льна или тростника и прикрывают повязкой! Разумеется, эти хлопоты и различные процессы консервации требуют, чтобы трудились опытные мастера, жрецы читали специальные молитвы, применялось множество ценных продуктов – едкий натр, масла, смолы, помады и мази. Увы, их использование сопряжено с большими расходами, поскольку получают их из редкого сырья. Затем Квед перебирал возможности: – Есть мумифицирование с маслом красного можжевельника, самое дешевое. Вы ведь об этом знаете? Никто осведомленности не проявил, и Квед пустился в подробности: – Масло красного можжевельника вводят в анус, затыкают его пробкой, и масло разрушает внутренности. Очень едкое и агрессивное. Через несколько дней пробку достают, нажимают на живот, и все выходит наружу, я имею в виду масло и волокна внутренностей. Посетители содрогнулись от омерзения, и Квед продолжил: – В этой технологии применяется минимум средств и процедур: едкий натр, просушка, пропитка маслом, обертывание бинтами и т. д. Но не будем заблуждаться: запах сохраняется. – Запах? – Масло красного можжевельника… сильно воняет! И будет вонять веками… Я не простил бы себе, если бы утаил это от вас. И еще важная деталь: покойный лишится большей части своих органов. Дабы избежать этой неприятности, рекомендую вам другой метод: мумификацию путем извлечения внутренностей. При этом ни один орган не разрушается. Посредством точного надреза наши мастера деликатно извлекают внутренности. Они изымают кишки и желудок, затем печень и легкие. Однако весьма непросто вынуть легкие, не выдернув вместе с ними и сердца. Ах, вы не знаете? Так имейте это в виду; но, уверяю вас, нам посчастливилось сотрудничать с выдающимся специалистом, который тем и знаменит, что оставляет сердце невредимым. Вспомните, сердце непременно должно остаться на своем месте. Мы гордимся тем, что можем предложить вам услуги эксперта. Квед оставлял семью в размышлениях, давая ей свыкнуться с мыслью о колоссальных инвестициях. Едва почуяв, что семья созрела, он качал головой, будто вспомнив незначительную подробность: