Едва паника, охватившая Патча, начала отступать, мальчик услышал нечто такое, от чего она тотчас вернулась. – Эй! – позвал кто-то. Патч отскочил от окна. – Кто это? – спросил он, озираясь. – Я тут, внизу! – казалось, этот мужской голос доносится отовсюду. «Неужели всего, что случилось, мало! – с горечью подумал Патч. – Так ещё предстоит делить камеру с призраком Невинного Джека?» – Кто ты? – спросил он. – Пожалуйста, оставь меня в покое! – Слушай, дружище, – ответил голос, – нам предстоит провести вместе поистине уйму времени, так что давай поладим, а? Меня зовут Мутный Генри. – Ты… ты призрак? Мутный Генри тяжело вздохнул. – Я твой сосед. Посмотри у основания стены. Видишь щель? Патч посмотрел на стену справа от него. Внизу, возле самого пола, темнела щель, она была значительно уже окошка. Патч подошёл ближе, чтобы удостовериться, что то, что слышит и видит, это и вправду так. – Вижу! – сказал он. – Так посмотри в неё и скажи: «Привет». Патч посмотрел в щель. Она буквально пронзала насквозь каменную толщу и открывалась с другой стороны стены. Оттуда на мальчика уже кто-то смотрел. – Привет, – сказал Патч. – Твоя камера в этом коридоре последняя, так что я – твой единственный сосед, – сказал Генри. – А эта щель – часть коммуникаций, через неё удобно говорить друг с другом, причём так, что другие могут и не услышать нас. Значит ты – Патч Брайтвотер? – Откуда ты знаешь, кто я? – Тут внизу слухи разносятся быстро! Рад познакомиться, Патч. Правда, мы ещё не успели придумать тебе прозвище. Не то что предыдущему обитателю твоей камеры, Джеку. – Невинному Джеку! – печально воскликнул Патч. – Именно! Разумеется, сперва он был Убийцей Джеком, пока не оказалось, что мертвец живёхонек, а Джек невиновен. Видишь ли, обычно прозвища здесь отражают суть приговора. – Тогда почему тебя зовут Мутный Генри? Генри замолчал. Пауза вышла довольно длинной и неловкой. – Не знаю, – сказал тот наконец. Патч немного подождал, но продолжения не последовало. Вероятно, это и был ответ. – Ну… Ладно. – Так какое же прозвище тебе дать? – как ни в чём не бывало проговорил Генри. – Патч Обречённый? Юный Бедняга Патч? Ладно, придумаем ещё. У нас тут уйма времени. – Ага, – согласился Патч, хотя услышанное об «уйме времени» наполнило его ужасом. Мальчик отстранился от щели и лёг на спину, глядя в потолок. – Пара полезных советов, – продолжил Генри. – Во-первых, когда приходит время кормёжки, стража кричит: «Трубы!» – Фарнел говорил, – кивнул Патч. – Но почему «трубы»? – Так им не приходится открывать двери, парень, – ответил Генри. – Готовься ловить еду, но особенно воду! Когда идёт дождь, можно заметить, как вода стекает в эти проёмы и бежит по желобкам в полу. Видишь их? Видишь, куда ведут? Патч посмотрел на пол. Желобки не шире фаланги пальца бежали прямо к отверстию в полу, которую показывал ему Фарнел, – в отхожее место. – Вижу. – Во-во. Нам достаётся немного, кхм, лишней воды сверху, а мы всё же на пятом уровне снизу. Так что не пей дождевую воду, как бы тебе ни хотелось, какой бы чистой она ни казалась! И ради всего святого, следи, чтобы ничего в той дырке не застряло! – Обязательно, – прошептал Патч. – Генри, это правда, что по ночам здесь слышно крики Гамельнского Крысолова? – О, слышно, ещё как! – ответил Генри. – А вам не страшно? Он же так близко! – Бояться Гамельнского Крысолова? Он уже ни на что не годен. Да и рассудок у него совсем помутился. Но я всё равно не боюсь ни его, ни любого другого Флейтиста, что здесь заключён. Даже если кто-то из них и может насвистеть Песнь – никакого результата не будет. И даже если у него с собой будет настоящая Флейта, всё равно бесполезно. Тут свои меры предосторожности. – Меры предосторожности? – Видел, какие толстые стены? Если приглядишься получше, заметишь, что каждый выход из камеры украшен специальными бороздками. Патч присмотрелся к щели, ведущей в камеру Генри. Несмотря на темноту, он всё же разглядел вырезанный в камне узор из мелких завитков. – Искажатели звука? – догадался Патч. Он слышал о них, когда учился: эти узоры путали звуки каждой Песни и ослабляли её магическое действие. Правда, только в длинных и узких помещениях. Для полноценной защиты завитки подходили мало и играли роль скорее забавного нюанса в Искусстве игры на флейте. Но замок был как раз тем единственным местом, где искажатели работали идеально. – Именно, – подтвердил Генри. – Тут сидят люди, практически не восприимчивые к музыке, даже к свисту, но искажатели добавляют надёжности. Поэтому стены и двери такие толстые, а для того, чтобы передать нам пищу, тюремщики используют трубы. Находясь в своей камере, ты не сможешь ни на кого повлиять. Так что не бойся Гамельнского Крысолова. Теперь он совершенно безвреден. Особенно после того, что с ним сделали! – Железная Маска! – сказал Патч самому себе. И вспомнил, как в детстве не раз уговаривал бабушку рассказать ему историю о Крысолове из Гамельна. Она же сама больше любила истории о Восьмерых: как они отыскали и поймали преступника, и совсем не хотела рассказывать о злодеяниях того Крысолова. «Не хочу пугать тебя, малыш», – повторяла она. «Но мне ни чуточки не страшно, бабушка!» – уговаривал мальчик. Старушка сдавалась, и Патч слушал очередную историю. Конечно, ему было страшно. Патч точно знал, что, стоит бабушке выйти из комнаты и закрыть за собой дверь, а свече погаснуть, как его храбрость улетучится. Он будет лежать в постели, трясясь от ужаса и представляя, как длинные костлявые пальцы Гамельнского Крысолова смыкаются на дверной ручке, дверь отворяется, и… Эту историю бабушка всегда начинала с одной и той же фразы, от которой мальчишка замирал в благоговейном восторге и леденящем кровь ужасе: «Слышал ли ты о Гамельне, Патч? Однажды этот город заполонили крысы…» * * * Слышал ли ты о Гамельне, Патч? Однажды этот город заполонили крысы. Конечно, в каждом городе есть крысы, но однажды летом их стало так много, что Мэр Гамельна созвал крысоловов со всей округи. Раньше они всегда справлялись с задачей. Но не в этот раз. Сперва крысоловы были рады. Ведь чем больше крыс они ловили, тем больше денег получали! Отличный заработок! Затем ловцы крыс начали волноваться. «Это ненормально, – говорили они друг другу. – В день мы ловим тысячу крыс, но их становится только больше!» Крысоловы решили, что город проклят, и один за другим покинули Гамельн. Жители разозлились на Мэра за то, что тот позволил крысоловам уйти, – но разве он мог остановить их? Оставалось только вызвать Флейтиста! Правда, Флейтисту нужно заплатить больше, чем всем крысоловам вместе взятым, но тот уж точно избавил бы город от нашествия крыс. Отчаявшиеся горожане собрали тысячу золотых монет и заперли их в городской сокровищнице. В тот же день Мэр, пригласив в городскую ратушу самых влиятельных людей города, написал письмо, чтобы вызвать Флейтиста. «Одна тысяча золотых монет, – говорилось в этом письме, – достанется тому Флейтисту, кто избавит наш город от крыс». Но едва Мэр запечатал конверт, как дверь распахнулась. На пороге стоял Флейтист, очень высокий, худой и весь какой-то угловатый. – Слышал, в ваш город пришла беда, – с порога начал гость. – Правда? – настороженно спросил Мэр и посмотрел на письмо, которое держал в руке. – От кого же ты об этом узнал? – От двадцати крысоловов, что встретились мне на пути, – ответил Флейтист. – Но теперь я здесь, а крысы скоро покинут это место! За пятьсот золотых монет. Мэр кивнул, стараясь сдержать улыбку. «Пятьсот, – думал он, – Всего лишь пятьсот!» Он осторожно спрятал письмо в карман, после чего подошёл к Флейтисту. – Слишком высокая цена, – сказал он, глядя на него снизу вверх. – Что ж, если вы найдёте другого Флейтиста… – Мы согласны! – перебил его Мэр. Он протянул руку, и Флейтист пожал её. А затем улыбнулся. Те, кто в этот момент присутствовал в зале, улыбнулись ему в ответ, хотя на мгновение им показалось, будто зубы у Флейтиста уж больно острые, а улыбка – довольно жестокая. Флейтист прокашлялся. Из сюртука он достал длинную тонкую Флейту и заиграл. Музыкант медленно вышел на улицу и так же медленно пошёл, не переставая играть.