Следователь посмотрел на него достаточно красноречиво, чтобы не отвечать, однако добавил хриплым голосом: — Зима… Солнца не хватает. Беседа была короткой. Пропавших без вести за последние год-два по городу и области было очень много, а по стране в сотни раз больше, поэтому поиски по всем базам и заявлениям родственников все еще продолжались, и пока что не принесли никаких результатов. Дом свидетелей осматривал Александр, пока МВД отдыхал в машине, так что еще со вчерашнего дня Миронов знал — там интересного мало. Дом как дом, ничего особенного. Только подвал есть. Хотя как может не быть подвала в хорошем загородном доме, особенно у тех, кто любит делать заготовки на зиму! А у этой пары весь подвал сверху донизу был заставлен разного рода консервами; здесь было все, что может пожелать даже самый искушенный вкус ценителя домашних блюд — от брусничного варенья до маринованных патиссонов. В разгар сбора пришел и Романов. — Ты чего тут забыл? — мягко, по-отечески произнес Миронов. Романов в ответ посмотрел на него по-детски широко раскрытыми доверчивыми глазами. — Нет-нет-нет, — продолжил следователь, — даже не думай примазываться к этому расследованию! Помнишь, чем для тебя закончилось предыдущее? — Помню. Но вы мне все равно же не запретите, — пытаясь спрятать хитрую улыбку, ответил Арсений. — Захочу и запрещу. — Я по делу. — Начинается, — закатил глаза Виктор Демьянович, но через мгновение смилостивился: — Ну, рассказывай, коль пришел. — Я тут подумал и решил, что, во-первых, надо провести психиатрическую экспертизу мальчика. Моя хорошая знакомая, вернее, мой педагог по институту — эксперт в этом деле, она поможет. Думаю, таким образом нам удастся что-то выяснить. — Это неплохая идея, — медленно и задумчиво протянул следователь. — А, во-вторых?.. — Во-вторых, я хотел предложить еще один несколько экспериментальный метод… — Романов немного замялся, он знал, что Виктор Демьянович не большой любитель постановки опытов на пострадавших, особенно на несовершеннолетних пострадавших, хотя в последнее время вокруг все менялось с невероятной скоростью, в том числе и внутренние убеждения МВД, и Сеня это чувствовал. — Дело в том, что я полгода проходил курсы по клиническому гипнозу. Несколько сеансов помогут пробиться к памяти мальчика и, возможно, восстановить некоторые обрывки воспоминаний. К тому же достоверно известно, что такой гипноз может помочь в лечении страхов, фобий и способствует восстановлению психики после тяжелых психологических травм. — Эк ты какими терминами заговорил… — произнес Миронов, встал и начал ходить по комнате взад-вперед. Он думал в эту минуту о себе. Ему мало верилось, что такой подход принесет хоть малейшую пользу, и еще полгода назад он бы даже испугался, что всеми этими гипнотическими сеансами можно полностью расстроить психику ребенка, но тогда он был другим — он не видел этих снов, как две капли воды смахивающих на реальность, а порой и предсказывающих ее. Полгода назад он не поверил бы во всю эту чушь, но сейчас все изменилось. Как мало времени нужно, чтобы все перевернулось с ног на голову. Сейчас эта чушь уже вовсе не чушь, а интересное предложение. Вдруг МВД благодаря этим сеансам и про себя что-то узнает… — Думаю, это можно попробовать, — наконец произнес он. — Только очень деликатно и осторожно! Решено! Условились, что Романов договаривается со своим экспертом, и, как только станет что-то известно, Миронов, Сеня и Александр поедут в больницу к мальчику, а Сергей продолжит прорабатывать всевозможные варианты поиска его родителей. Все разыгралось намного быстрее, чем кто-либо ожидал. Педагог Арсения сразу откликнулась и любезно согласилась помочь в этом деле. Решили не откладывать в долгий ящик, так что прошло совсем немного времени, и к четырем часам дня Миронов, Романов и Александр уже были в больнице. МВД оставил своих спутников в ожидании прибытия эксперта-психолога, а сам пошел в кабинет к заведующему отделением и пропал там на полчаса. — Добрый день! Можно к вам заглянуть? — ласково произнес следователь, заходя в светлое и просторное помещение кабинета. — Да, конечно. Простите, Виктор Демьянович, верно? — добродушно, но несколько озабоченно произнес заведующий. — Нам надо что-то решать с мальчиком. Мы его наблюдаем, но что потом… — Да, понимаю. Но, к сожалению, пока мы вынуждены решать проблемы по мере их поступления. В комиссию по делам несовершеннолетних я уже сообщил. Они приедут по сигналу. А пока мы ищем его родителей и стараемся хоть что-то узнать о нем. — Я вас понял. Слава богу, хоть какая-то информация, а то я уж и не знаю, что думать или предпринять… Этот доктор производил впечатление крайне застенчивого и сердобольного человека. Удивительно, как он вообще попал в медицину, где нужна твердая рука и сиюминутное четкое решение задачи. В больнице его ценили, он действительно был великолепным врачом, судя по отзывам коллег и даже Арсения, но в делах организации и в случаях столкновения с органами проявлял крайнюю нерешительность и кротость, несмотря на внешний вид довольно крепко сбитого мужчины. — Я хотел вас спросить о состоянии мальчика, — сменил тему МВД. — Обморожение IV степени. Ампутации не избежать, другой вопрос, насколько все серьезно. Вчера утром мы сделали некрэктомию, сейчас наблюдаем. — Простите? — переспросил Виктор Демьянович. — Иссечение омертвевшей ткани для облегчения состояния. Была небольшая истерика, но сейчас ему лучше. К сожалению, в этом деле нужно уметь ждать, чтобы точно определить, где локализуется некроз, — он остановил себя, видимо, чтобы не уйти в разговор, полный специализированных терминов, и чуть погодя подытожил: — Мальчик сильный. На днях станет ясно, насколько все плохо… или хорошо. Усугубляется все тем, что у ребенка в крови мы обнаружили мощный коктейль из наркотических веществ. Насколько долго его пичкали наркотиками?.. Этого мы не знаем. Пока мы даем ему лекарства, они смягчают его состояние, но скоро начнется синдром отмены, и ему будет в разы хуже. — А что с психологической точки зрения? — Сильный парень, я же говорю, но сейчас он боится. Ему часто снятся кошмары, по ночам он бредит, говорит с кем-то во сне. — Вы позволите нашему психиатру с ним поговорить? — Конечно. Если он сможет помочь вам, а еще лучше — мальчику, то я препятствовать не буду. Однако вряд ли сейчас это вам что-то даст… — Мы должны ухватиться хоть за какие-то сведения, пусть даже и обрывочные, — тихо и задумчиво промолвил Миронов, а затем добавил с хитрецой: — А что вы думаете о клиническом гипнозе? Заведующий отделением несколько напрягся и, пытаясь напустить на себя немного безразличия, произнес: — Я не поклонник данной методики, особенно если практиковать ее на изможденных и ослабленных болезнью пациентах, но если для вас это важно, то делайте. Пока идет улучшение, я полагаю, можно. Главное — это должен делать профессионал. — Это будет делать Арсений Романов, вы же его знаете? — Да. — Поверьте, для нас это необходимо. Память мальчика скрывает важную информацию, которая сможет нам помочь в поимке преступника или преступников. — Виктор Демьянович пытался рассеять все сомнения собеседника. — Мы будем крайне деликатны. — Хорошо. Но я буду присутствовать при этом, и, если что-то пойдет не так, сеанс незамедлительно будет остановлен! — удивительно жестко отчеканил врач, так что даже сам удивился своей решительности. — Конечно. — Миронова несколько задел ультимативный тон собеседника, но он знал, что речь идет о здоровье пациента, а потому понимающе кивнул. Когда они оба покинули кабинет, за дверью их уже ждали коллеги вместе с вышеупомянутой хорошей знакомой Романова. — Виктор Демьянович, познакомьтесь… — начал Арсений, но Миронов не дал ему закончить. — Это лишнее, — произнес он. — Как это?.. — опешил судмедэксперт, и его лицо удивленно вытянулось. Миронов фирменно улыбнулся — это была улыбка для особых случаев, это была редкая улыбка! — а затем сказал: — С Ингой Юрьевной мы прекрасно знакомы. Инга Юрьевна — маленькая седенькая женщина с характерной для ее возраста и поколения кичкой на голове и большими, но стильными очками. Она не была похожа на старуху, она всем своим видом — прической, слегка подведенными помадой губами, одеждой в стиле винтаж — говорила: «Да, я немолода, я знаю, но я женщина, будьте любезны, примите это к сведению!» — Хорошо, что сегодня я провожу беседу не с вами, следователь Миронов, а с мальчиком, а то, боюсь, поставила бы вам шизоидное расстройство личности без малейшего зазрения совести, — произнесла она. Повисла томительная пауза. Женщина жгла взглядом МВД, а он принял этот вызов, после чего она смягчила свой взор и громко добродушно рассмеялась. Миронов вслед за ней тоже. Свидетели этой сцены облегченно выдохнули, хотя и не поняли, что происходит. — Черт возьми, вы научились острить, Инга Юрьевна! — поддел Миронов старую знакомую. — Что уж скрывать, я умела это делать всегда! Она повернулась к Арсению и как ни в чем не бывало пояснила: — Хочу несколько снять напряжение, образовавшееся энное количество лет назад. Запомните Арсений: никогда не говорите с женщиной о ее возрасте, никогда! Женщины прекрасны всегда, — она стрекотала со скоростью крыльев колибри, перескакивая с темы на тему. — Так вот, некоторое количество лет назад, когда я была так же молода и прекрасна, как и сейчас, я работала со Следственным комитетом и уголовным розыском — проводила психиатрическое освидетельствование сотрудников. И этот самодовольный осел, — она показала на МВД большим пальцем руки, — был моим любимчиком. — А я-то как вас любил, — язвительно сощурив глаза, передразнил Миронов. — Что значит «любил»? — вскинув брови, воскликнула женщина. — И все еще люблю, дорогая вы моя! — Казалось, они оба получали колоссальное удовольствие от этой игры в «кто-кого перевыподколет». — Ты мой сладкий! — подытожила она и мгновенно изменилась в лице. — Итак, ведите меня к мальчику. Витя, объясни, что ты от меня хочешь. Миронов, ни в чем ей не уступая, также моментально переключился на работу. — Арсений вам основу всю рассказал. У нас мальчик. Около двенадцати лет. Жертва жестокого обращения, насилия. Его пытались убить и скинули в канализацию. Он выжил. Но ничего не помнит. Сейчас наступило улучшение, но состояние нестабильное. Обморожение, ночные кошмары, истерики. Нам надо понять, что с ним произошло и чего он так боится. Но очень аккуратно. — Поняла, — произнесла женщина с видом спецагента на задании. — Но ты же понимаешь, что для полной картины нам нужно провести не одну беседу и желательно после выздоровления мальчика. Связь между типом характера и психическими расстройствами сложна и нелинейна. Она все время во что-то играла, в какую-то свою игру и тянула за собой всех остальных, это было неявно и не раздражало, и даже не особенно бросалось в глаза. Но внимательному наблюдателю было бы очевидно, что внутренний ребенок этой пожилой женщины примеряет на себя все новые и новые маски и бесконечно меняет правила игры. — Нам нужно хоть что-то, от чего мы сможем оттолкнуться, — строго произнес МВД. Они вошли в палату, и, хотя такие беседы должны проводиться с глазу на глаз, в данном случае каждый участник был важен, и все должны были услышать то, что скажет ребенок — запомнить каждое его слово, каждый его звук, взгляд или жест. Мальчик лежал тихо и, повернув голову к окну, безучастно смотрел на двор, теряющийся в темноте зимнего вечера. Сегодня он был очень спокоен и встретил входящих вовсе не испугом, а всего лишь немым вопросом. — Здравствуй, дорогой, — произнесла единственная в палате женщина. — Меня зовут Инга Юрьевна. Я врач, клинический психолог. Мы все здесь, чтобы помочь тебе и, что самое главное, защитить тебя. Мальчик молчал и медленно переводил взгляд с одного посетителя на другого, пока не остановился на лице Инги Юрьевны. — А как тебя зовут? — наконец произнесла она. — Я не помню. — Но как-то же я должна тебя называть? Ребенок задумался. Он не ожидал, что ему предложат выбрать себе имя. — Пусть будет Павел, — чуть погодя предложил он. — Хорошо. Расскажи мне, Паша… можно же я буду называть тебя Пашей? Мальчик кивнул.