Я надеялась, что будет больше. Тогда зачем ты пришел сюда? Чтобы занять трон дьявола. И тебе нужно использовать меня, чтобы сделать это. Я молилась, чтобы он не использовал меня. Чем тише становилось, тем больше я анализировала его слова. Чем больше я анализировала его слова, тем больше волновалась. Мы проехали мимо большого грузовика с желтыми мигалками. Из днища торчала вращающаяся щетка, сметающая мусор с обочины. Я смотрела в окно, впитывая все это. Чендлер повернул налево, потом направо, не заботясь о том, красный или зеленый свет. Любопытство обвилось вокруг меня, как колючая лоза. Тишины было слишком много: — Что это было? Чендлер не отрывал глаз от дороги. — У тебя кровотечение. Мне нужно привести тебя в порядок, прежде чем отвезти домой. — Нет. Я имею ввиду это. — Я указала пальцем в ту сторону, откуда мы приехали. Между нами теперь были километры зданий и дорог. — Все это. Он остановился за зданием и поставил машину на стоянку, игнорируя меня и вылезая наружу. Я открыла свою дверь и чуть не столкнулась с ним, когда выскочила. — Что это было? — Тебя там не должно было быть. — О, а ты должен был? Его взгляд прошелся по моему лицу, по телу, по окровавленной белой мантии и нижнему белью, затем снова поднялся к моим глазам, изучая меня, дразня меня, пробуждая меня. Он облизнул губы: — Иногда лучше оставить дерьмо в покое. Я сглотнула: — Если ты был там не для того, чтобы спасти тех девушек, тогда зачем ты там был? Почему там был Грей? Какое отношение все это имеет к Братству? — Я выпрямилась. Возможно, Братство тут вообще ни при чем. Может быть, я ошиблась. —Что. Это. Было? Я последовала за ним туда. Я просидела в чертовой темнице больше часа, в ужасе за свою и его жизнь. Я отдала себя ему. Я заслуживала знать, почему. — Слушай, мой брат тоже увлекается подобными вещами. — Я совершила ошибку, последовав за Лиамом в лес за Айелсвиком однажды в ночь, которую они назвали «Конец лета». Одного раза было достаточно. И не потому, что увиденное меня не взволновало, а потому, что взволновало. Внутри Чендлера клубилась тьма, которая меня притягивала. Теперь, когда я почувствовала вкус его удовольствия, мне больше ничего не хотелось. Он пробудил во мне запретные желания, о существовании которых я до сих пор и не подозревала. Например, возбуждаться перед лицом опасности. — У каждого своя фишка. Я не осуждаю тебя. Просто… — Что? — Чендлер прижал меня спиной к кирпичной стене, затем схватил мои запястья и поднял мои руки над головой. Он вдавился в меня, сильно прижимая меня к кирпичной стене, пока двигал бедром между моих ног. На нем по-прежнему было только нижнее белье, и тонкая хлопчатобумажная ткань никак не сдерживала его твердый член. Его глаза сузились, и чистая, сырая потребность зародилась во мне. — Это просто что? — Его бедро уперлось в мое ядро. Боже. Мое сердце словно пыталось вырваться из груди. — Если бы я не последовала за тобой туда, ты бы в итоге просто трахнул следующую девушку в очереди? — Я закрыла глаза, смущенная своей неуверенностью. Его губы двинулись вдоль моей челюсти, затем вниз к шее, остановившись в миллиметре от моей кожи. — Ревность тебе не идет, детка. По моему телу пробежали мурашки. — Я не ревную. — Мои глаза распахнулись. — Мне любопытно. Он переместил оба моих запястья в одну руку, позволяя другой скользить по моему телу. — Вот все, что тебе нужно знать, это не то, что ты думаешь, даже близко нет. Я трахнул тебя, потому что хотел трахнуть. А потом я вытащил тебя оттуда и привел сюда, потому что, как бы я ни жаждал твоей покорности, мне невыносима мысль, что кто-то еще увидит тебя такой, — он приблизил свое лицо на дюйм к моему. Я задохнулась, когда его палец провел по моим трусикам, вдоль моей киски. — Я знаю, что ты не хочешь оставить это насовсем, но мне нужно, чтобы ты оставила это на время. — Он сдвинул мои трусики в сторону и ввел в меня палец. Я застыла, прижатая к земле свирепостью его голоса и воспоминаниями о том, как он трахал меня. — Потому что у каждого мужчины есть свой переломный момент, и я на грани со своим уже около двух часов. Я почувствовала его теплое дыхание на своих губах. Мои бедра качались на его руках, желая большего, нуждаясь в большем. Он усмехнулся, низко и глубоко, высунув палец, затем поднес его ко рту и провел по нему языком. — Я все еще внутри тебя, Маленькая Бунтарка, — он провел тем же пальцем по моим губам. — Я же сказал тебе. Теперь ты моя. ГЛАВА 37 Мне удалось поднять Эннистон наверх, прежде чем трахнуть ее у задней двери своего клуба. Как только я оказался внутри нее, я понял, что одного раза будет недостаточно. Ничего никогда не будет достаточно. Она просачивалась в мои вены, как героин, поглощая меня, овладевая мной, сводя меня с ума. Я чертовски не хотел, чтобы кто-нибудь смотрел на нее. Они могли видеть меня в нижнем белье весь гребаный день, и это не имело значения. Меня уже раздевали и мучили больше раз, чем я мог сосчитать. Никто не мог отнять у меня ничего, что не было бы украдено давным-давно. Но она? Все эти вещи, которые я принимал — ее страх, ее покорность, ее хриплые, блядь, стоны — они были для меня. Ни для кого другого. Ни швейцару в моем доме. Ни Лео. И уж точно не для этих больных ублюдков, которые называют себя Братством. Я протянул ей одну из своих футболок и пару джоггеров, затем взял пару для себя. — Ты всегда держишь запасную одежду в своем офисе? — Спросила она, изучая окружающую обстановку так же, как она смотрела на клуб, когда я вел ее по лестнице. Я стянул с себя мокрые трусы и бросил их на пол. — Иногда моя работа становится грязной. — Ты имеешь в виду кровавой. Она облизала губы, когда ее взгляд упал на мой член. Затем она сбросила белую мантию на пол, позволяя мне впервые увидеть, действительно увидеть, ущерб, который я нанес ее телу. Засохшие отпечатки пальцев, оставленные кровью, рисовали на ее груди и горле жестокую картину. Завтра под всем этим наверняка будут синяки. Я пометил ее. Почему, черт возьми, эта мысль заставила мое сердце биться быстрее? Потому что я хотел поставить ей синяки, укусить ее и пометить ее везде. — В тот день у тебя на рубашке была кровь, — ее дыхание участилось. — На кухне. В тот день я трахнул ее рот, чтобы расплатиться за грехи ее матери. Я скользнул в джоггеры, раздумывая о том, чтобы снова трахнуть ее у стены, потом еще раз взглянул на ее тело и решил, что это может подождать. Она двинулась, чтобы стянуть футболку через голову, и я схватил ее за запястье. — Подожди. Давай приведем тебя в порядок. — Я пошел в свою личную ванную и намочил мочалку теплой водой. — В тот день я была на девяносто процентов уверена, что ты серийный убийца, — сказала она с усмешкой. Блядь. Даже ее смех был сексуальным. Я засмеялся, глубоко и от души: — Это так? Она пожала плечами: — Наемные убийцы тоже бывают серийными. — Детка, ты так далека от истины, что тебе нужна карта, чтобы найти дорогу назад. Пока я протирал мочалкой ее грудь, стараясь не открыть рану и не вызвать повторного кровотечения, ее взгляд упал на полосы на моей груди. — Что произошло? — Она провела кончиком пальца по одной из красных линий, крошечные ударные волны последовали за ее прикосновением. Мы жертвы одной и той же игры. Разница в том, что у меня был выбор. Как она могла быть такой нежной, такой ласковой со мной после того, что я только что сделал с ней? Черт. Я все еще стирал следы с ее кожи. Мне хотелось поглотить ее, исследовать каждую ее частичку так, как она, казалось, вскрывала меня и обнажала каждую мою часть. — Ничего, — ответил я, затем передал ей салфетку, чтобы она могла закончить сама. После этой ночи я шел с головой вперед во тьму, и мне потребовалось бы все, что у меня было, чтобы не взять ее с собой. ГЛАВА 38 Еще одна беспокойная ночь, еще один пакетик выкинутой впустую травы. Я уставился в потолок, мои мысли были прикованы к Эннистон, пока я, наконец, не сдался и не вылез из кровати, как только солнце выглянуло сквозь щели в моих оконных шторах. Я взялся за ручку ее закрытой двери, прислонился головой к дереву и представил себе ее лежащей в постели. Гладкая кожа, полные губы, идеальные, блядь, изгибы. Лучший мужчина увидел бы ее разбитое тело прошлой ночью, затем привез бы ее домой и провел ночь, заглаживая свою вину. Лучший мужчина поддался бы чувству вины и дал бы ей почувствовать себя особенной, а не использованной. Но я не был лучшим мужчиной. Я был дьяволом, а она ангелом. И я жил во тьме, где демоны пировали на ангелах. Поэтому я был человеком, который приходил домой, закрывал дверь и заглушал ноющую боль в груди. Одно дело, когда тебе ебут мозг. Лео был трахнутым на голову. Линкольн тоже. Но я? Я был ебанутый в сердце, и это дерьмо было смертельным, чертовски токсичным для всех в радиусе пяти миль. Вот почему я держал людей на расстоянии. Потом ворвалась Эннистон со своими вопросами. У нее всегда были гребаные вопросы. Что это было? Если бы я не следила за тобой, ты бы просто трахнул следующую девушку в очереди?