Она говорила о моей реакции каждый раз, когда задавала один из миллиона своих вопросов. Я всегда говорил, что еще не время. Теперь она была права. Она заслуживала ответов. Она заслужила это. — Да, — сказал я, выключая воду и беря полотенце. — Время пришло. После того как я перевязал ей спину, она надела футболку и трусики, к моему разочарованию, потому что такое тело, как у нее, никогда не должно быть прикрыто, особенно когда она со мной, а я снял свои брюки и забрался к ней в постель. Ее голова лежала на моей груди, ее рука лежала на моем торсе, а ее нога на моей. Я лежал на ее подушке, закинув одну руку за голову, а другой блуждал по ее телу. Я провел пальцами по ее влажным волосам, по плечам, по рукам, прикасаясь к ней везде и всюду, кроме ее нежной спины. Не имело значения, что я должен был сделать или сколько мне пришлось заплатить, я дал себе клятву, что клеймо ублюдка не останется на ее коже. Она не будет заклеймена им. Если ей и суждено прожить остаток жизни с напоминанием о ком-то на своей плоти, то это буду я. Жар ее киски отражался от моего бедра. Единственное, что отделяло меня от нее — это два тонких слоя ткани. Ее груди прижимались ко мне, а ее теплое дыхание дразнило мою кожу. Это было чистой пыткой — не перевернуть ее и не погрузить свой член в ее сладкую киску. Она посмотрела на меня сквозь темные ресницы. — Так... мы теперь обнимаемся? — Не привыкай к этому. Ее улыбка растопила меня: — Меня нужно чаще похищать и пытать. — Я напрягся, и ее улыбка спала. — Прости. Плохая шутка. Да. Плохая, блядь, шутка. Инстинкт заставлял мои руки чесаться от желания схватить ее за горло и заткнуть ей рот, всадить мой член так глубоко в ее киску, чтобы ее глаза наполнились слезами. Наказать ее за это дерьмо. Это было заложено во мне с юности. Мой член был кровожадным ублюдком. Вокруг нас воцарилась тишина. Воздух гудел от напряжения. Сексуальный. Нервный. Всё вышеперечисленное. — Ты сказала, что хочешь получить ответы… — подсказал я ей, возвращая разговор к тому, на чем мы остановились в ванной. — Может, вернемся к началу? К началу. Прошла всего пара недель, но казалось, что это было целую жизнь назад. С другой стороны, я полагал, что судьба неподвластна времени. Так же, как любовь или ненависть — вещи, которые не связаны со стрелками часов. Я улыбнулся, вспомнив, как она стояла перед окном. Бретелька ее платья упала с плеча. Черт, она была под моей кожей уже тогда. — Ничего не упусти. — Всегда такая чертовски решительная, такая любопытная, такая чертовски сексуальная. Терять нечего. — Твой отец, Александр, и еще несколько человек из Братства финансировали веб-сайт. Мы приказали им закрыть его. Когда они этого не сделали, мы пришли сюда, чтобы сделать это за них. Она повернула голову и посмотрела на меня, все еще такая любопытная, как всегда, как плененная аудитория. — Что за сайт? — Опасение в ее голосе подсказало мне, что она уже знает. Я погладил прядь волос, откинув ее с глаз. — Такой, где люди платят за то, чтобы посмотреть, как мужчины вроде Александра делают с другими девушками то же самое, что он пытался сделать с тобой. — Ее тело прижалось к моему, ее бедро уперлось в мое бедро. Это была скорее реакция на мои слова и не имело целью быть сексуальным, но, черт возьми, это заставило мой член дернуться. Я продолжил, даже когда моя эрекция уперлась в трусы-боксеры. — Александр состоит в Братстве? — Да, Маленькая Бунтарка. Он в Братстве. — Я выкладывал ей правду дозированно. Она уже достаточно пережила за один день. — И Грей. Грей тоже один из них. Такая наблюдательная. Я догадался, что это от того, что она такая любопытная. — Да. Грей тоже. Но он не такой, как остальные. Он один из нас. — Один из вас? — Опять долбаные вопросы. Но этот меня не беспокоило. На этот я с гордостью ответил. — Один из нового Братства, тот, кто пытается их уничтожить, — я усмехнулся при мысленном образе. — Вот почему я пошел в церковь в ночь Индукции. В ту ночь, когда ты последовала за мной. — В ту ночь, когда я трахнул ее в первый раз. — Я подумал, что если я смогу проскользнуть внутрь, узнать, как они работают, как они думают, тогда у меня будет больше шансов разнести их в пух и прах. — Алтарь, — ее голос упал. — Это было для них. — Нет, — я сжал ее подбородок между пальцами. — Это было для меня. — Я провел большим пальцем по ее нижней губе, борясь с желанием прикусить ее, пососать и... Господи, эта женщина сводила меня с ума. — Только для меня. Ее глаза расширились: — О, Боже. Мужчина на платформе. Тот, кто встал, когда я назвала твое имя... — Это ничего не значит. — Я остановил ее прежде, чем она позволила себе задуматься. — Никто из них ничего не значит, мать твою. — А что будет, если ты их уберешь? Она спрашивала, что будет с ее отцом. Иногда было легко забыть, что другие люди, нормальные люди, не отключают свои эмоции. — Я не знаю. — Я погладил пальцем ее щеку, не в силах перестать прикасаться к ней. Этого было недостаточно. Нежного прикосновения было недостаточно. Черт. Я хотел, чтобы мои руки были повсюду вокруг нее. — Мы не герои, которые хотят изменить мир. Мы не хорошие люди. Мы просто меньшее из двух зол. — Как те змеи, которые ели других змей. Они все равно были змеями. Просто они не охотились на невинных. — Думаю, на сегодня хватит разговоров. — Было еще кое-что, что я так хотел сделать с ее ртом. ГЛАВА 48 Я схватил ее за бедра и притянул к себе. Ее горячее ядро дразнило мой твердый член, и ничто, кроме двух отягчающих обрывков ткани, не мешало мне быть внутри нее. Она наклонилась вперед, ее длинные волосы упали мне на грудь, и провела губами по моим губам. Я обхватил ее за шею и впился в ее гребаный рот так, как должен был сделать, когда впервые увидел ее. Жестко. С синяками. Неистово. Наши языки сцепились. Мои пальцы запутались в ее волосах, сильнее притягивая ее рот к своему. Я приподнял бедра, прижимая член к ее клитору. Она открылась шире, позволяя мне проникнуть глубже. Она застонала у меня во рту, и, черт, я чуть не кончил прямо тогда. Я отстранился, все еще сжимая ее волосы в кулаке. — Однажды я стану всем, о чем думает эта киска. Она облизала свои распухшие губы. — Ты уже стал. — Руки вверх, Маленькая Бунтарка, — сказал я, и она подчинилась, позволив мне стянуть футболку через голову. Я зацепил пальцами края ее трусиков, и она, приподняв бедра, выскользнула из них. Я бы просто сдернул их на хрен, если бы ей не было достаточно больно сегодня. Этот момент был не для того, чтобы сломить ее. Речь шла о том, чтобы починить то, что было сломано. Не только в ней, но и во мне. Это было использование наших тел, чтобы очистить весь этот гребаный хаос. Речь шла о том, чтобы снова собрать нас воедино. Прилив воздуха наполнил мои легкие, когда я стянул с себя нижнее белье, как будто я наконец-то смог дышать. Ожидание было удушающим. Она провела своей щелью по всей длине моего члена. Горячая. Влажная. Жадная. Блядь. Я ущипнул ее за соски, заставив ее откинуть голову назад со стоном. Она продолжала качаться на мне, дразня меня, мучая меня. — Такая, блять, мокрая для меня, — я приподнял бедра, и кончик моего члена вошел в ее киску. — Всегда мокрая. — Я сел, прижимая ее сиськи к своей груди. Ее тело было таким горячим, таким мягким, таким совершенным. Я никогда в жизни не трахал никого голым до Эннистон, но она была такой тугой, такой скользкой, такой горячей, что я хотел жить в ней. Я понятия не имел, принимала ли она противозачаточные. Мне было все равно. Мысль о том, что часть меня растет внутри нее, только усиливала мой член. Это было похоже на владение ею изнутри. — Оседлай меня, Эни. — Я укусил ее за ухо, за шею, потом за подбородок и, наконец, взял ее нижнюю губу между зубами. Мои руки сжали ее бедра, приподнимая ее, а затем снова насаживая на свой член до упора. Она задыхалась. Я усмехнулся. — Я сказал, оседлай меня. Она двигалась, медленно. Так. Блядь. Медленно. На полпути вверх по моей длине, потом обратно вниз. Я приподнял бедра, проталкиваясь так глубоко, как только мог. Я знал, что ей это нужно. Я хотел дать ей это. Но это было слишком много. И недостаточно. — Твое тело — мое, — я вошел в нее, животно и грубо. Ее дыхание вырывалось из приоткрытых губ короткими, горячими струйками. — Твоя киска — моя, — я потянулся и сжал ее попку одной рукой, оставляя синяки на ее мягкой плоти, а другой схватил ее за волосы сзади. Я откинул ее голову назад, обнажив ее тонкую шею. — Твоя гребаная душа — моя. — Мои бедра врезались в нее. Она встречала меня толчок за толчком, впиваясь ногтями в мои плечи. Я наклонился и зажал ее сосок между зубами. Мои пальцы обхватили ее задницу. Моя рука потянула ее за волосы. Ничего сладкого. Ничего нежного. Я раздвинул ее ягодицы и провел пальцами по ее щели, дразня ее дырочку кончиком среднего пальца. — О, Боже, — хныкала она, скача на моем члене. — Чендлер. — Еще один стон. — О, Боже. Ей это нравилось. Моя чертовки грязная девчонка. Я отпустил ее волосы и взял ее за подбородок. — Посмотри на меня, — я засунул большой палец ей в рот. — Я хочу, чтобы ты увидела, кто заставил тебя кончить, — ее глаза встретились с моими, когда она провела языком по моему большому пальцу, а затем прикусила его. Детка, я так много всего хочу с тобой сделать. Ее стенки сжались вокруг меня, когда я довел ее до финиша. — Кричи для меня, Маленькая Бунтарка. Скажи всему миру, кому ты принадлежишь. Она сосала мой большой палец, ее взгляд был прикован к моему. Черт. Это было оно. Ее киска пульсировала и пульсировала вокруг меня, когда я вошел в нее в последний раз. Ее тело забилось в конвульсиях, и она кончила с криком. Одно слово. Но этого было достаточно. — Чендлер. — Ты чертовски права, детка, — я выпустил в нее свою струю, глубоко и горячо. — Все, блять, мое. Это была первая ночь, сколько я себя помню, когда я спал. Без травы. Без таблеток. Только глубокий, спокойный сон. Солнце пробивалось сквозь щели под толстыми бархатными шторами. Эннистон мирно спала у меня на груди. Я провел кончиками пальцев по бинтам, закрывающим порезы на ее спине — единственные изъяны на ее идеальной коже. Это сделал я. Может, это и был его клинок, но толкнула его моя рука. Он набросился на нее, чтобы отомстить мне.