— Про то, что его призрак убивает людей? — Да. Потому что его смерть — большая загадка? — Никто не знает, что его смерть — загадка. Все думают, что это вполне естественно, умереть от передоза. — Но ты ведь знаешь, кто стоит за этим? — посмотрел на меня Тони. — Я ничего не знаю, — коротко отрезала я. — Я надеюсь, что это передоз. И всё. — Белл, — сказал он. — Я всё вижу. Я посмотрела на его добрые глаза и постаралась улыбнуться. — Расскажи, что связывает тебя с Алексом? Теперь, когда тема уже была затронута, от неё нельзя было уйти. И я уже не хотела скрываться за немногословными фразами. Со мной рядом стоял он, до безумия добрый парень. И ему я хотела открыться до конца. — Ладно, — я кивнула. Иногда я вспоминаю эту историю. И грусть немного накатывает на меня. Я не признаю, что счастлива, что Алекс мёртв, но признаю, что рада знать о его страданиях. Я представляю его мучения, когда изнутри отрава пробежалась по венам, когда у него шла пена изо рта, он не мог пошевелиться, но чувствовал невыносимую боль, пока не умер. Я считаю, это зря, ему стоило бы жить, хотя бы для того, чтобы быть несчастным всю свою жизнь. — Алекс дружил с моими друзьями, мы были знакомы, но лично никогда не общались, — начала я. — Примерно год назад мы с ним оказались в одной компании, с нами были ещё Кев, Фил и Эрика, и ребята из футбольной команды. Как-то у нас с ним получилось найти общий язык. В тот вечер он подписался на меня и пролайкал все фотографии, и мы общались почти весь вечер. С ним мне казалось весело, и я долго не могла уснуть, думая о нём. Он мне просто понравился, я не влюбилась в него, просто чувствовала симпатию, и хотела, чтобы он то же самое чувствовал и ко мне. Тони молча кивал, хотя мне казалось, что ему не совсем приятно слушать эту историю. Куда неприятней было мне; это я вспоминала о мёртвом человеке, и это я стыдилась того, что в глубине души совсем не сочувствую ему. — Второй раз мы встретились на вечеринке. Эрика кинула меня, пошла заигрывать с Рэем, они ещё не встречались, но активно подкатывали друг к другу, так что я не обиделась на неё. Я оставалась одна, до того момента, пока он не подошёл ко мне. У него в руке была текила, и он предложил выпить её залпом, а следом за ней пошёл следующий стакан, потом другой, и ещё один. — Он что, споил тебя? — спросил Тони после того, как я замолкла. — Нет, — покачала я головой. — Точнее да. Он хотел, и у него почти получилось добиться от меня того состояния, когда я уже была готова на всё, и особенно с ним. Но он обломался. Пока мой брат учился в школе, он посещал большую часть вечеринок, и он отвёз меня прежде, чем что-то произошло. Брэдли лучше меня знал Алекса, и он рассказывал мне, каким он является на самом деле. Я помню, мы с ним сильно поссорились из-за этого, потому что я не поверила ему. Я с наивностью думала, что Алексу совсем не хотелось спаивать меня, а он искренне веселился вместе со мной. Поэтому, в школе я активно реагировала на его заигрывания. В один из дней, он попросил у меня конспект по химии, а когда я принесла его ему возле школьного крыльца, он позвал меня на свидание. Я согласилась, фактически, это было моё первое свидание в жизни. Когда Брэдли ходил на первое свидание, я знала о нём практически всё, а он о моём ничего. Я ничего не сказала ему, потому что он, как и родители, был бы против. С Самитьером мы приехали опять же сюда, только на второй переход. И там впервые поцеловались, я думала, это первая любовь и все дела, дома прыгала до потолка, а на следующее утро, он сказал футбольной команде в школе, что переспал со мной. Почти все события прошлого года встали у меня перед глазами. Дальше было ещё тяжелей вспоминать её, Тони первый заговорил: — И это всё? Ты ненавидишь парня, потому что он рассказал клевету про тебя в школе? Белл, такое бывало с многими девушками, это обычная ситуация в старшей школе, — он развёл руками, глядя на меня, как на глупую девочку. — Да, — я кивнула. — Но у меня был брат, который всегда стоял на моей защите. В тот же вечер, он дождался Самитьера возле школы, сломал ему нос и оставил пару синяков. Всё это видела почти вся школа. Все узнали, что Самитьер врал, и тем самым опозорил себя. А я просто стояла рядом и смотрела, и наверное, мне нравилось смотреть, как Алексу было плохо. Авторитет в школе был важен для него, он возненавидел моего брата, и потом, ночью, вместе с пятью товарищами напал на него. Их было шестеро, а Брэдли один, и все они были безжалостны в этом плане. У Брэдли было сломано ребро, сотрясение второй степени, он лежал в коме две недели, память вернулась к нему не сразу. Видел шрам у него на лице? Это друзья Самитьера оставили его. А когда мой брат лежал без сознания в луже крови, они даже не вызвали скорую помощь. Просто ушли. Уж не знаю, кто нашёл его. В больнице больше двух часов боролись за его жизнь. Ещё долго он не подавал надежд. Нам очень часто говорили, что он может не выжить. Даже когда он пришёл в себя, врачи не были уверены в его здоровье. Он сильный, — по моему лицу пробежала слеза, но я всё равно улыбнулась. — и он обещал мне, что выживет. Лицо Тони менялось часто, он становился то угрюмым, то грустным, то злым, а моё было постоянно одним и тем же: я смешала грусть и радость, слёзы и улыбку. Вытерев остаток слезинок, я продолжила: — А когда Брэдли поправился, мы узнали, что ему больше нельзя заниматься спортом. Мой брат — лучший футболист города, призёр по спортивным играм, победитель чемпионатов, человек, которому была обеспечена стипендия в спортивном университете Сиэтла, при условии, что он продолжит тренировки, просто теряет свои возможности. У него до сих пор мутнеет в глазах, когда он долго бегает, ему нужно постоянно пить какие-то таблетки, а ещё ходить к врачам, нельзя долго находиться на солнце, много пить спиртного, танцевать и громко петь. И так всю жизнь. Самитьер сломал её. Забрал его мечту. Всего-лишь из-за того, что в какой-то момент ему показалось, что из-за Брэда над ним посмеялись. — Поэтому твой отец закрыл дело? — Да. — Он не хотел разбираться в делах человека, который уничтожил мечту его ребёнка. — Да… А ещё он боялся, что найдёт что-то лишнее. — Что именно? — Тони посмотрел на меня. — Брэдли только вышел из больницы, а через три дня Самитьер умер. — Неужели твой брат способен на это? — Нет, я знаю его, он не такой, — я замолчала. — Я иногда думаю о том, как сильно может сломаться человек, когда потеряет свой смысл жизни. И прихожу к выводу, что с человеком может случиться что угодно. С любым человеком, но не с моим братом. Я уверена в нём на все сто процентов. Я знаю, что никогда не ошибусь в нём. Мы ещё недолго стояли на этом переходе, смотрели на закат, что отражался в реке и окутывал весь город, на большие вышки, слушали шум машин, наблюдали за людьми снизу. Прошло немного минут, когда мы поняли, что оба держим друг друга за руку. С ним мне было хорошо. Именно в этот момент. На этом переходе. Обида на Самитьера не пройдёт у меня никогда. Может, однажды Брэдли простит его, но я не смогу сделать того же никогда. Теперь я навечно чувствовала себя виновной в испорченной жизни брата. Он, защищая меня, обрек себя на вечные страдания, он ощущает их, когда смотрит чемпионат по футболу, или приходит на ежегодные спортивные игры. По сути, он давно уже не делает это. Иногда, он говорит, что ненавидит спорт. И ненавидит всех спортсменов колледжа, всех футболистов, всех тех, кому удалось достичь своей мечты. Но при мне, он не заикается об этом. Он делает вид, что счастлив и безмятежен. Но я вижу каждую мелочь в нём, вижу отчаяние, кричащее изнутри, и в такие моменты чувствую несчастной себя. Он, мой родной брат, и у него сломана вся жизнь, из-за того лишь только, что он защищал меня. Солнце ещё согревало своим теплом, последние лучи освещали наши с Тони лица. Руки крепко переплетались между собой. И мы чувствовали невероятно сильное притяжение друг к другу. Впервые мы поцеловались там, на высоте пятидесяти метров, на глазах у всех людей, пока солнце ещё не село за горизонт. ГЛАВА 24 Когда папа поворачивался к окну, я приближалась к Тони, он трусил, это было заметно, я тоже была взволнована тем, что в любой момент отец повернётся и увидит, как его дочь целуется с его подопечным. Во мне всегда загорался азарт, я любила чувствовать адреналин; именно такой, обыкновенный, когда ты боишься лишь того, что родители узнают о твоих отношениях, а не того, что можешь умереть на днях. — Что с тобой? — обратившись к Тони, резко повернулся папа, сразу после, как я отстранилась от него. — Выглядишь испуганным. — Вспомнил… — замялся он. — Что дома, кажется, не выключил утюг. — Ты утюгом пользуешься? — удивилась я. — Поэтому ходишь в такой мятой рубашке? Засмеялась я одна. У отца совсем не было чувства юмора, а Тони просто боялся дать лишнего повода для подозрений. — Если так, — развёл руками папа. — Можешь съездить до дома. — Да нет, всё отлично, я вспомнил… — Что его у тебя нет, — закончила я фразу. — Белла, — строго сказал мой отец. На самом деле его радовало, что я снова превратилась в себя. Он думал, что страх просто испарился из моей жизни, я снова живу своим привычным ритмом, и может, скоро выкинуть ещё одну шутку с друзьями. На самом деле, мой страх не ушёл никуда. Я просто была окрылена чувствами, что заполняли разум. Хоть я и не думала о Тони день и ночь, но я точно была счастлива, что могу видеть его в участке, и он будет смотреть на меня так же, как и я на него. Мы были лишены прогулок и даже короткого промежутка времени, который можно провести вместе, но нам это не мешало. Мне, конечно, не хватало его, я хотела отправиться ещё на одно свидание, поцеловать его ещё раз, но Тенебрис сделал это невозможным. — И кстати, Тони, она права. Лично я считаю это оскорблением, приходить на работу в мятой одежде. По тебе судят о нас всех, а пока что своим видом ты создаёшь ощущение, что наш участок совсем не следит за одеждой, а значит и за ситуацией тоже. Он снова развернулся, чтобы отксерокопировать постановление из соседнего города. Тони устремил на меня свой гневный взгляд, сказав шёпотом: — Ну спасибо. — Не за что, милый, — улыбнулась я, чмокнув его в щеку. Его будто подбросило со стула. Жестами он стал указывать на моего отца. Я игриво улыбнулась, побуждая его перестать волноваться на этот счёт. — Шеф, — двери резко распахнулись, и в проеме показалась голова Усача. — К вам клиенты. — Впускай. На некоторое время Усач пропал, а потом, через стеклянные проёмы в стене, сквозь закрытые жалюзи, я увидела, как к кабинету идут Кевин и Фил. Последний раз они бывали здесь, когда дожидались меня, а по делу ещё в шестом классе, когда, играя в футбол на улице, выбили окно соседу. — Здравствуйте, мистер Кларк, — в комнату зашёл Кевин. — Привет, Белл. Я кивнула ему и Филу. На нём мо взгляд почему-то задержался, и я почувствовала некую грусть при виде его. — Здрасте, — Фил уселся на кресло рядом со мной. — Добрый день, ребята, — сказал отец. — Вы по делу? — Мой отец не возвращается домой уже почти месяц, — начал Фил. — Когда ты видел его последний раз? — папа сел за стол. — Не помню уже. Наверное, дома, когда он был ещё трезв и собирался в бар. — Почему не обратился раньше? — Думал, он опять в запое. Он часто пропадает, но обычно возвращается домой через две недели или меньше. — А дома у тебя нет ничего похожего на знак убийцы? Фил отрицательно помотал головой. С виду могло показаться, что он сидит с абсолютно спокойным выражением лица. Но, если знать его достаточно долго, то не будет секретом, что Фил удивительный искусник. Никто не умеет надевать маски так, как он. Я никогда не знала человека, который скрывал свои чувства настолько хорошо. Только однажды, мне открылся секрет, что в Тенебрисе маски носят многие, отчасти и я сама надевала её. — Ты звонил ему? — спросил отец. — Он телефон оставил дома. Единственное, что пропало вместе с ним, так это его кредитка. — Мы можем попробовать вычислить его по покупкам, если он совершал их. Мой друг кивнул, сохраняя нейтральное выражение лица, хотя в его тёмных глазах, казалось, запылал огонь.