— Она идеальна, Ангел. Прямо как ее мамочка, — говорю я, глядя сверху вниз на нашего маленького ангела. Я остаюсь на месте, пока акушерка подводит Калли к кровати, чтобы осмотреть ее. Я совершенно очарован маленькой личностью, которую взвесили и одели в наряд, который мы с Калли выбрали для ее первого выхода, а затем завернули в одеяло цвета слоновой кости. Поворачиваясь, я залезаю в боковой карман больничной сумки Калли и вытаскиваю кое-что, что я спрятал там несколько дней назад. — Держи, принцесса, — шепчу я, укладывая маленькую плюшевую игрушку рядом с ней, прежде чем наклониться, чтобы запечатлеть легкий поцелуй на ее макушке. — Я люблю тебя, малышка. — Николас, — выдыхает Калли, шокируя меня, подходя ко мне сбоку и обхватывая руками мою руку. — Это… — Она наклоняется вперед. — Это маленькая летучая мышь? — Конечно, это так. Она супергерой, как и ее мама, и ей нужно помнить об этом. Слезы наполняют глаза Калли, когда она отрывает свой взгляд от моего и возвращается к нашей девочке. — Это нереально, — шепчет она, когда я обнимаю ее. — В наилучшем виде, Ангел. * * * К счастью, Калли руководила родами как профессионал. Ей не понадобилось накладывать швы или что-то в этом роде, и наш маленький ангел был совершенно идеален и даже принимался за кормление, как будто она была создана для этого. Итак, всего через несколько часов после того, как Калли произвела ее на свет, нам разрешили выйти из того здания с нашей девочкой, надежно укрытой в ее автомобильном кресле. Это был самый сюрреалистичный момент в моей жизни. Мы ушли, и никто не последовал за нами, никто не сказал нам, что делать или как ухаживать за этим ребенком, который нуждался в нас во всем. Никакие тренировки или пытки не смогли бы подготовить меня к этому моменту. — Значит, мы должны забрать ее домой и просто… сохранить ей жизнь? — Спрашивает Алекс, выглядя совершенно ошеломленным, когда он смотрит на свою племянницу с любовью в глазах, но озабоченно морщит лоб. — Очевидно, да, — соглашается Калли. — И к ней не прилагалось руководство по эксплуатации или что-то еще? — Ты видел, как она появилась вместе с нами, братан, — говорю я, хлопая его по спине. В наши планы не совсем входило, чтобы Алекс был там с нами. Но, черт возьми, в ту секунду, когда он просунул голову в дверь, я понял, что он нужен мне там. Для меня и для Калли. Он был такой огромной частью наших отношений, такой огромной поддержкой для нас обоих в течение последних нескольких месяцев. И хотя он выглядел на грани обморока все время, пока находился на периферии действия, я бы не хотел, чтобы было по-другому. В ту секунду, когда акушерка объявила, что наш ребенок здесь, он обнял меня за плечи, поцеловал в макушку, и выскользнул из комнаты, оставив нас наедине. — Я не собираюсь лгать, мне показалось, что это было больно, как сука. Ой— жалуется он, когда я отвешиваю ему подзатыльник. — Ты только что назвал мою дочь сукой? — рычу я. — Что? Этого драгоценного маленького ангела? Ни за что на свете. — То, как он смотрит на свою племянницу, растопляет мое маленькое черное сердечко. — Хорошо. — И для протокола, это было больнее, чем просто сука. Но она того стоила, — говорит Калли, проводя пальцами по пухлым щечкам нашей дочери. — Идем, Ангел. Давай отвезем ее домой. Посмотрим, что она думает о своей новой берлоге. После трехкратной проверки того, что автокресло установлено правильно, я помогаю Калли сесть на пассажирское сиденье, прежде чем обежать вокруг, чтобы запрыгнуть на заднее сиденье с моим маленьким ангелом. — С ней все в порядке? — Спрашивает Калли, поворачиваясь на своем сиденье так, чтобы она могла наблюдать за нами. — Она идеальна. Поехали, Э. И постарайся не травмировать ее своим ужасным вождением в ее первой поездке. — Отвали, эта девчонка ничего не собирается бояться. — Чертовски верно. Наша девочка будет самой большой задиристой принцессой, которую, блядь, когда-либо видел этот город, — с гордостью объявляю я, переставляя ее игрушку, обдумывая, что именно мне нужно сделать, чтобы это была ее любимая плюшевая игрушка на следующие несколько лет. Я не спускаю с нее глаз всю дорогу домой, и, прежде чем мы успеваем опомниться, мы с Алексом усаживаем Калли на диван со всеми закусками, которые она только может пожелать, пока мы суетимся, пытаясь сделать так, чтобы они обе были счастливы. — У тебя ведь есть имя для нее, верно? — Спрашивает Алекс. Все они месяцами жаловались на нас, потому что мы отказывались говорить им, какие имена выбрали. — Конечно, у нас есть имя. — Значит, ты не был настолько уверен, что это был мальчик. — У нас были все основания, — уверяю я его, прежде чем с дивана доносится тихий всхлип, от которого мое сердце тает. — Черт, это мило, — говорит Алекс, когда я спешу к своей девочке. — Привет, малышка, — выдыхаю я, поднимая нашу девочку из корзины Моисея, как будто она сделана из стекла. — Что тебе нужно сделать? — Спрашивает меня Алекс, наблюдая за нами с весельем, мерцающим в его глазах. — Хм… пас. Она издает еще один тихий стон, который побуждает меня к действию. — Подгузник? — Спрашиваю я его. — Нас двое, — говорю я, глядя вниз, где Калли лежит без сознания на диване. — Мы с этим разберемся, верно? — Будь я проклят, если знаю. Но мне более чем интересно понаблюдать, как ты пытаешься справиться с этим. У меня камера наготове. Мама наверняка захочет все это увидеть. — Ты придурок, — бормочу я, хотя не могу отрицать, что он прав. Я уже получил миллиард сообщений от мамы, но мы сказали всем несколько недель назад, что, когда придет время, они все должны отвалить нахуй и дать нам минутку. Мы позовем их всех, когда будем готовы — при условии, конечно, что они все не ждут у нашей входной двери, готовые ее выломать. — Здесь ничего сложного. Ты ведь мне поможешь, малышка? — спрашиваю я, прежде чем попробовать сменить подгузник моей девочке. С кнопками на ее детском платьице, количеством детских влажных салфеток, необходимых для того, чтобы вытереть все, что, черт возьми, вытекает из задницы этой девочки, а затем втиснуть ее обратно в несколько слоев одежды, у меня уходит намного больше времени, чем следовало бы, чтобы выполнить эту единственную задачу. Но мы делаем это, и я клянусь, если бы она могла, она бы улыбнулась мне, когда я, наконец, снова посмотрю ей в глаза. — Как ты думаешь, я хорошо справился, малышка? — Спрашиваю я. Но когда все, что она делает, это хнычет, я понимаю, что ей нужно нечто большее, чем вытирание ее милой маленькой попки. Ей нужна ее мамочка и немного еды. — Тогда давай, малышка. Пойдем и разбудим твою прекрасную мамочку. Мне неприятно будить ее после всего, через что она уже прошла, но Калли была непреклонна в том, что хочет кормить грудью или хотя бы попытаться, чтобы она могла принять более обоснованное решение о том, хочет ли она продолжать. — Калли, — говорю я, присаживаясь на край подушки, на которой она лежит. Ее глаза в панике распахиваются. — Прости, я не хотела— — Тебе разрешено спать, Ангел. Но я думаю, что она, возможно, голодна. Взгляд Калли смягчается в ту секунду, когда она замечает нашего маленького ангела, пристроившегося у меня на сгибе руки. — Она тебе идет. — О да? — Спрашиваю я с ухмылкой. — Да. На самом деле настолько хорошо, что я могла бы даже позволить тебе попрактиковаться в создании другого… — Мои брови изгибаются. — Примерно через десять лет. — Я думаю, что к этой теме нам нужно будет вернуться раньше, чем через десять лет, Ангел. Я ни за что не смогу ждать так долго. — Господи, Ди, по крайней мере, дай ей сдуться до ее нормального размера, прежде чем ты начнешь планировать снова вводить в нее свою порцию спермы, — усмехается Алекс, опускаясь на стул рядом с нами. — Отвали, братан. Иди приведи себя в порядок и включи кофеварку или еще что-нибудь. — Я покормлю ее, затем ты можешь позволить остальным спуститься, если хочешь, — говорит Калли, выпрямляясь и принимая позу, которой ее научила акушерка. — Ты уверена, что готова? — Они не собираются долго ждать. Однако у них есть час, а затем мы вышвыриваем их.